В то время канал «Москва — Волга» еще только строился, и большие колесные пароходы до столицы не доходили. Поэтому ехали поездом в город Горький, а там уже совершали посадку на волжские пассажирские суда.

Так поступил и Сергей Ильич, у которого в бывшем Нижнем Новгороде жил товарищ по университету. Был август месяц, они у него только переночевали, и этот вечер запомнился Тёме лишь обилием в его тесной комнате мух, которые очень всем досаждали и за которыми они с Лелей все время охотились.

Зато посадка на огромный пароход бывшего общества «Русь», один из самых больших на Волге, произвела на Тёму неизгладимое впечатление, впрочем, как и все их плавание до Астрахани и обратно. Несмотря на то что каюта была тесной и душной, для них с Лелей новая, необычная обстановка была сказочна и прекрасна. И изумительная по красоте природа Поволжья, и многочисленные поселки и города, с которыми знакомились впервые, и само плавание.

Но наибольшее удовольствие доставляли им сопровождавшие все плавание причаливания, отчаливания и, разумеется, выходы на берег во время стоянок парохода. Особенно волнующими были вылазки на маленьких пристанях, где стояли недолго. Сергей Ильич вел детей на базар, чтобы купить еду, но нервничал, боясь опоздать к отходу.

Импровизированные базары располагались неподалеку от пристани. Чего на них только не было! Люди несли на продажу все, что могли. Но Сергея Ильича интересовало только съестное. Он покупал деревенский хлеб, молоко, домашнюю колбасу, вяленую и копченую рыбу, фрукты. Если позволяло время, кормил детей вкусной стерляжьей ухой, которая готовилась тут же. На барахолке продавали поношенные вещи и всякую домашнюю утварь, изделия кустарей-одиночек и даже предметы антиквариата.

На вопрос Лели, зачем торгуют старым барахлом, и кому оно нужно, Сергей Ильич сердито ответил:

— Ты уже взрослая девочка, и должна бы понимать. Разве не видишь, что это от большой нужды? Люди раздеты и разуты. Новая одежда стоит дорого, да и в магазинах не очень-то найдешь то, что требуется.

На палубе парохода Тёма постоянно слышал:

— Совсем обнищал народ. А живет-то как? Дома обветшали, не ремонтируют. Ничего нового не строят ни в городах, ни в поселках. Все, что есть красивого, создано еще в прежние времена. Грязь и бездорожье, как и при царе Горохе!

Тёму эти разговоры, конечно, мало смущали. Путешествие, по сути, открыло ему родную страну, которую недаром все неразрывно связывают с красавицей Волгой. Изобилие рыбы, фруктов, горы арбузов, которые он видел в низовье на всех пристанях, и особенно в Астрахани, поразили его воображение. Но вместе с тем в память врезалась вопиющая бедность прибрежных поселков и живущих там людей.

Народ все больше нищал, а повсюду развертывались грандиозные стройки. Еще не перестали ликовать по поводу пуска Днепрогэса, как начали осуществлять крупномасштабный проект канала «Москва — Волга», ставящий целью сделать столицу «портом пяти морей». По всей территории страны строились заводы и фабрики, особенно на Урале, — с явным прицелом на случай войны.

По радио и в газетах только и говорилось о новых трудовых достижениях и передовиках производства, устанавливающих рекорды мастерства. Они награждались орденами, государственными премиями и создавалось впечатление, что гигантские стройки ведутся в таком ударном темпе исключительно за счет трудового энтузиазма советского народа. Однако на деле все обстояло иначе.

В результате массовых репрессий все лагеря и тюрьмы были переполнены политическими заключенными. Вот их подневольными руками и возводились плотины и гидростанции, гиганты металлургии и машиностроения. В том числе и канал «Москва — Волга». Об этом по секрету рассказал своим родным вернувшийся Борис Ильич. Взрослые слушали его, согласно кивая. Видно было, что это для них не новость, но для Тёмы рассказ дяди явился откровением.

— Невозможно без сострадания смотреть на несчастных зеков, — с горечью рассказывал дядя Борис. — Условия их труда и быта просто ужасающие, а кормят так, словно нарочно хотят уморить. — Он тяжело вздохнул.

— Все работы производятся в основном вручную, допотопными методами. Как инженер, я не раз предлагал использовать на стройке более совершенную технику, облегчающую труд людей и увеличивающую его производительность. Однако все отклонялось под предлогом, что на это не хватает средств. — И понизив голос, добавил: — Люди мрут, как мухи. Но на их место пригоняют все новые и новые партии заключенных. Так что недостатка в рабочей силе нет. Очень жаль этих несчастных. Среди них встречаются известные в прошлом люди, но приходится молчать, — он с грустной усмешкой взглянул на родственников, — чтобы не оказаться в их числе.

— Выходит, строят канал в основном политзаключенные, а не уголовники? — удивилась Анна Михеевна. — А в кино показывают, что на стройке работать заставляют лишь воров да бандитов, и то в целях перевоспитания. Ты, Боря, разве не смотрел фильм «Аристократы»?

— Конечно, смотрел. Фильм-то хороший, и Астангов играет, как всегда, блестяще, но — дешевая агитка, — поморщился Борис. — Ничего общего с действительностью. В нем правда лишь то, что урки отказываются работать. Так они и не работают!

— Но разве такой примитивный ручной труд не тормозит темпы производства? — спросил Илья, который тоже пришел навестить невестку. — Ведь ваше начальство может поплатиться головой!

— Начальство, видно, придерживается известной истины, что количество переходит в качество, и добивается нужных темпов за счет расширения фронта работ, не щадя жизни людей, — с грустью ответил Борис. — Боюсь, что канал будет построен на костях зеков. Но хватит об этом! Мы все равно изменить ничего не можем, — спохватившись, сменил он тему и обратился к Анне Михеевне: — Значит, скоро ждешь мужа домой?

— Да, обещает вернуться насовсем, — ответила она, радостно улыбаясь. — Сережа там здорово отличился!

— Это благодаря своему новому изобретению? Пресловутой «вошебойке»? — с усмешкой спросил Борис. — О ней даже по радио сообщали.

— Почему пресловутой? — обиделся за старшего брата Илья. — Очень стоящее изобретение! Не каждый инженер сообразит, а ведь Сережа — медик. Это такая термокамера, — объяснил он Борису. — Достаточно сунуть в нее голову вшивого человека и подержать там немного, как вся эта зловредная живность погибает.

— «Вошебойка», конечно, сыграла немалую роль. Ведь в дикой казахской степи, где шла стройка, все были завшивлены: и рабочие, и местное население, — добавила Анна Михеевна. — Хотя изобрел эту камеру Сережа с целью дезинфекции белья. Но все же отличился он тем, что навел там санитарный порядок, до него этого сделать не смог никто.

— А какие были проблемы? — поморщился Борис. — Неужто такие непреодолимые?

— Ты недооцениваешь своего брата, — обиделась невестка. — Ну что бы ты стал делать, если бы построил туалеты, а в них бы почти никто не ходил? Если бы к железнодорожному полотну, где производились работы, целыми семьями приходили любопытные кочевники и, наблюдая, на том же месте справляли нужду? Чего молчишь? Вот также и предшественники Сережи бессильны были с этим бороться.

— Ну так что же он придумал? — сдался Борис.

— Не очень оригинальный, но действенный метод, — улыбнулась Анна Михеевна. — По распоряжению Сережи крепкие парни из его санитарного отряда усаживали аборигенов голым задом в то, что они наделали, и скоро к туалетам уже выстраивались очереди.

Все дружно расхохотались, и, отсмеявшись, Борис серьезно спросил:

— И куда же теперь Сергея назначат? В наркомате без партбилета его навряд ли оставят работать.

— А уже назначили. Директором Чистопрудной поликлиники, — не скрывая радости, сообщила Анна Михеевна. — Ценят его как способного организатора. Обещают со временем восстановить в партии. Вполне возможно, — она мечтательно прикрыла глаза, — нам и жилье дадут в том районе. Так ему сказали в наркомате. Нам давно ведь обещали — в доме с центральным отоплением.