В первых числах июля 1995 года из ИТУ-18 (Казань) девять заключенных через десятиметровыи подземный тоннель покинули режимное учреждение и на двух легковых автомобилях бесследно исчезли. На лаз, прорытый под периметром всех лагерных ограждений, прилетел посмотреть сам министр внутренних дел. Начальник оперчасти беспомощно развел руками: о '«кротах» ни один из его стукачей не сообщил.
Все десять метров были прорыты столовыми ложками и с помощью целлофановых пакетов. Хотя этот нехитрый инструмент у многих вызовет улыбку, однако он имеет громкую славу. В 1976 году в ИТК усиленного режима под Павлоградом зеки всего тремя ложками прорыли двенадцать метров под «плетенкой» и «запреткой». Землю выносили в собственных робах и утрамбовывали в десятке метров от входа. Земляные работы длились почти месяц. Более серьезное применение столовых ложек наблюдалось в кишиневском СИЗО — старинном допре, из которого любил бегать Григорий Котовский. Семь подследственных расковыряли старую стену и вытащили кирпич. Дальше работа пошла веселей. В день вынималось всего по кирпичу, однако уже через три недели в стене зияла дыра, в которую мог пролезть самый толстый из сокамерников. Чтобы охрана, проводившая ежедневный шмон, не обнаружила плоды их трудовой активности, зеки каждый раз закладывали кирпичи обратно в стену и замазывали швы хлебным мякишем, выпачканным в пыли. Ночью зеки выбрались из камеры и полезли на крышу тюрьмы. В этот момент их заметил часовой на вышке и открыл огонь из автомата. Через минуту по беглецам стрелял чуть ли не весь тюремный караул.
Четверо храбрецов сразу же пошли на попятную и полезли обратно в свою камеру. Однако трое, которым грозили максимальные сроки наказания, рискнули и пошли на прорыв. Им удалось перемахнуть через заборы и скрыться в ночи. Как видим, столовая ложка — серьезный инструмент или, если хотите, оружие. Столовый прибор очень легко превратить в заточку. Тюремная практика знает множество случаев, когда заточенными о камерный пол ложками зеки чинили разборки и исполняли блатные приговоры.
Все девять зеков, сбежавших из казанской ИТУ-18, были пойманы. Трое из них продержались на свободе всего четыре дня. Остальных ловили в разных уголках республики и свозили к общему месту встречи. Последнего зека взяли на железнодорожном вокзале. Он стоял с наклеенной бородой, которую одолжил у знакомого кладовщика местного драмтеатра, около касс и интересовался движением поездов на Москву. При задержании зек уверенно работал под пенсионера и даже помахал какой-то грязной книжицей, которая издали смахивала на пенсионное удостоверение. Затем плюнул, отодрал бороду и попросил передать ее обратно в театр. Дабы не набавили еще годков пять за кражу коллективного имущества.
В 1991 году история великих побегов пополнилась очередным уникальным случаем. На этот раз благодаря исправительному учреждению ЮЖ-313/100 (Харьковская область, поселок Темновка). Среди всего изобилия фактов, легенд и мифов, которыми полна история побегов, темновский случай уникален. По крайней мере, аналогов ему на нынешний день не имеется. Речь вновь пойдет о «кротах».
Однажды Сергей Вашенко из второго отряда забрел в механическую мастерскую и в задумчивости остановился возле железного бака, в котором плескались остатки эмульсии. Это полуржавое творение вдруг навеяло такие странные мысли, что Вашенко не мог оставаться с ними наедине. На следующий день он уже шептался со своим корешом-одноотрядником Барсуковым.
— Заметут, как пить дать заметут, — волновался кореш, уже потирая руки. — Под баком, говоришь?
— Ну да. Я уже все прикинул. Метров тридцать. Не больше.
— Сколько?!
Вашенко испуганно огляделся и пошел умываться. К вечеру Барсуков стал более покладистым и даже обещал через нарядчика переоформить наряды в мастерскую. Через неделю оба зека действительно трудились в мехцехе. Рядом с ними на токарном станке упражнялся бывший горнорабочий очистного забоя Борис Гутыря — упитанный, розовощекий добряк, осужденный за кражу шахтных детонаторов и пяти аммоналовых шашек. После некоторых колебаний было решено посвятить в смелый нестандартный план и его. Гутыря долго массировал квадратный подбородок, чмокал губами и наконец изрек:
— Полгода. Не меньше.
— Что полгода? — испугался впечатлительный Барсуков, видимо, думая, что дальше речь пойдет о тюремном карцере.
— Копать полгода. А то и больше.
Мнение бывшего шахтера-ударника оспаривать не стали. Так как конец срока у всех троих маячил в последних годах второго тысячелетия, полгода подземных работ никого не путали. В тот же день ударили по рукам и приступили к разработке побега. План оказался настолько странным и замысловатым, что мог бы насторожить кого угодно. Но только не горнорабочего Гутырю.
— Толково придумано, — заметил он, рассматривая что-то в углу. — Особенно с вагонеткой. Если все будет тики-так — менты в жизнь не допрут. Доверьтесь мне. Приступаем на следующей неделе. А сейчас держитесь друг от дружки подальше. Встречаемся только здесь.
На следующей неделе зеки ковшом вычерпали остатки эмульсии в баке и автогеном вырезали дно. На двухстворчатой крышке бака сразу же поставили электрозамок, который открывался кнопкой на соседнем станке. Первым спустился в бак Ващенко. Он прикрыл над собой обе половинки и, страдая от все еще едкого запаха, начал копать короткой лопатой землю под баком и наполнять ведра у ног. Спустя пять минут он тихо постучал в крышку, глотнул свежего воздуха и подал ведра. Землю высыпали прямо в цехе, смешали с цементом и тщательно утрамбовали двухпудовой металлической чушкой. Через час в бак нырнул Барсуков. Зеки бодро таскали ведра в угол и ровным слоем покрывали пол мастерской. Под конец смены крышка закрылась за Гутырей.
Яма под баком быстро углублялась, но вместе с тем рос уровень пола. Земля с цементом трамбовалась уже по всему цеху. Барсуков лично следил за равномерностью покрытия, с натугой ворочая чушкой. Спустя неделю лаз ушел в сторону контрольно-заградительных препятствий. Подземные работяги начинали быстро утомляться и задыхаться от пыли. Они возились в темноте как полуслепые кроты, тыкали черенком куда придется и наполняли ведра наощупь. Поработав так еще неделю, зеки занялись электрической проводкой. Ващенко и Барсуков стащили у электриков кабель, зарыли в пол и пустили под бак. Вскоре сырой трехметровый коридорчик освещался яркой лампой. Работа пошла бодрей. Вдохновленный Гутыря снял с нерабочего станка двигатель и за два дня сконструировал вентилятор, который мог бы откачивать по шлангу пыльный воздух из минизабоя. Новый механизм немедленно прошел подземную апробацию и вскоре стал еще одной гордостью Гутыри. И все же проблема со свежим воздухом осталась. «Кроты» не могли долго оставаться под землей даже в ярком свете и при урчащем вентиляторе. Но план побега предусматривал и этот нюанс.
От кислородного баллона, который предназначался для газосварки и который пылился в углу, зеки проложили узкий шланг. Через шланг под землю подавался кислород. Тоннель продолжал углубляться. Подземные работы уже стали напоминать своеобразную забаву. Изворотливые головы тужились над новыми «наворотами», без которых вполне могли бы обойтись. Бывший шахтный проходчик вдруг отказался таскать ведра из туннеля, а предложил смастерить ни много ни мало узкоколейку. Его товарищи покрутили пальцем у виска, однако вскоре, поглощенные новой необычной затеей, начали спускать в бак швеллера и арматуру. Гутыря обнаглел до того, что перетащил в тоннель сварочный аппарат. Он аккуратно уложил электрокабель вдоль стены, укрепил, как в старые добрые времена, стены и потолок и начал прокладывать рельсы.
Любопытно, что активное земледелие не отражалось на трудовых показателях. То ли зеки взятками закрывали наряды, то ли титаническими усилиями наверстывали план. За эти полгода, пока прокладывался лагерный «метрополитен», в механическую мастерскую множество раз заглядывали с обыском. Солдаты ворошили штабеля арматуры, худеющие с каждым месяцем, опрокидывали ящики с запасными деталями, перебирали инструмент и даже открывали крышку бака. Но тот был по прежнему пуст: опускаясь в тоннель, «крот» закрывал стальным листом дно бака, вбивая под ним специальные клинья. Во время очередного шмона обнаглевшие зеки даже не прекращали рыть туннель.