В одном из мягких кресел, лицом к экрану телевизора, сидит мужчина в слаксах и удобном свитере. Нажав на кнопку паузы на дистанционном пульте, мужчина поворачивает кресло к новоприбывшему. Старки подташнивает. Может, его всё-таки транкировали, и это последняя мимолётная галлюцинация перед тем, как он впадёт в забытьё? Однако зрение его не мутится, картина остаётся реальной, а головокружение и тошнота объясняются движением вертолёта.

— Мейсон Майкл Старки, — произносит мужчина. — Мне давно хотелось познакомиться с тобой.

У него тёмные волосы с проседью на висках. Разговаривает он на прекрасном английском без малейшего намёка на какой-либо региональный акцент, и дикция настолько совершенна, что Старки становится не по себе.

— Что происходит? — спрашивает он, понимая, что должен узнать ответ, хоть и страшится его услышать.

— Не то, что ты думаешь, — заверяет незнакомец. — Присаживайся. Нам предстоит многое обсудить. — Он нажимает кнопку на пульте, снимая видео с паузы. На экране один за другим идут клипы из выпусков новостей, главным героем которых является Старки. — Поздравляю. Ты стал знаменитостью за одну ночь.

Старки собирает всю свою волю и поднимается на ноги. Вертолёт чуть кренится на правый борт, и парню приходится опереться о стенку.

— Кто вы? — спрашивает он, не приближаясь к собеседнику.

— Друг. Пока это всё, что тебе требуется знать. Что до моего имени... гм, имя — любопытная штука. Имена определяют нас, а я не хочу, чтобы меня что-то определяло. Во всяком случае, не при текущих обстоятельствах.

Однако Старки слышал, как во время его ареста прозвучало чьё-то имя. В суматохе лидер аистят не обратил на него внимания, но сейчас припомнил, что оно начиналось на...

— Ваша фамилия, — вызывающе заявляет Старки, — начинается на «Д».

Собеседник слегка, еле-еле заметно, выведен из равновесия. Он похлопывает по стоящему рядом креслу.

— Будь добр, присядь, Мейсон. Турбуленция — вещь капризная.

Старки неохотно садится. Похоже, мужик собирается предложить ему сделку. Вопрос — какую? И Аистиный батальон, и его командир их руках. Может, они воображают, будто ему известно, где Коннор Ласситер? Но даже если бы и так, то Старки для юнокопов сейчас добыча покрупней. Так с какой стати им вступать в переговоры?

— Ты породил волну ужаса и растерянности в обществе, — сообщает мужчина. — Народ ненавидит тебя, народ любит тебя...

— Плевать мне на народ! — ощеряется Старки.

— О нет, тебе вовсе не плевать! — возражает его собеседник с такой снисходительностью, что Старки просто подмывает заехать кулаком в его лощёную рожу, но он понимает, что это будет опрометчиво. — Нам всем подобает отслеживать свой имидж в этом мире. Раскрутка — великая вещь!

Понятно, этот человек играет с ним, но к чему он ведёт? Ух, как Старки ненавидит, когда контроль не в его руках.

Наконец его собеседник выключает телевизор и снова разворачивает кресло к нему.

— Я — представитель движения, которое в высшей степени одобряет твои действия и кажущееся безрассудство твоих методов — потому что мы знаем: никаким безрассудством здесь и не пахнет.

И опять — это вовсе не то, чего ожидал Старки.

— Движение?

— Я мог бы сказать «организация», но, как и в случае с именем, это определило бы нас в гораздо большей степени, чем было бы разумно.

— Вы всё ещё не сказали, чего вам надо.

Мужчина широко улыбается. Но улыбку его не назовёшь ни тёплой, и дружеской.

— Мы хотим, чтобы вы продолжали свои акции против заготовительных лагерей. Ещё точнее — мы желаем наказания для всех тех, кто ими заправляет. Именно это нам хотелось бы видеть как можно чаще.

Всё равно у Старки чувство, что здесь не всё чисто.

— Почему?

— Хаос способствует процветанию нашего движения, потому что дестабилизация — залог перемен.

Кажется, Старки догадывается, о чём речь, хотя ему и немного боязно выговорить слово вслух.

— Хлопатели?

Собеседник снова складывает губы в холодную улыбку.

— Ты бы очень удивился, узнав, как глубоко идут корни нашего движения и какие у нас преданные сторонники. И нам очень хотелось бы, чтобы вы присоединились к нам.

Старки качает головой.

— Из меня хлопателя не получится.

Мужчина смеётся:

— О, мы об этом и не просим! Ведь это стало бы разбазариванием ценнейшего ресурса! Мы попросту хотим всячески помогать вам в вашей борьбе.

— И чего вы ждёте взамен?

Незнакомец вновь включает телевизор. На экране — спальня девочек в лагере «Лунный Кратер» и пять трупов, свисающих с потолочных вентиляторов.

— Мы хотим побольше вот таких картин! — воодушевлённо сообщает он. — Картин, которые врежутся в память человечества и будут преследовать его в течение многих поколений.

Старки оценивает масштабы предприятия: какая власть будет вложена в руки аистят, какую славу оно принесёт лично ему...

— Я согласен.

— Я рассчитывал, что ты так ответишь. Мы располагаем обширным арсеналом самого современного оружия и беззаветными, если не сказать фанатичными приверженцами, готовыми всем пожертвовать ради ниспровержения этого мира. — Он протягивает Старки руку — левую, не правую, и сделано это намеренно. — Считай нас своими партнёрами, Мейсон.

И хотя левая рука Старки по-прежнему горит огнём, он вкладывает её в протянутую руку незнакомца. Боль страшная, но Старки выдерживает её без единого стона, потому что знает: самые важные союзы всегда скрепляются болью.

Этот полёт — путешествие в никуда. Когда беседа подходит к концу и договор о партнёрстве заключён, вертолёт закладывает обратный вираж и высаживает Старки там, откуда забрал — у входа в шахту.

Старки воспринимает сейчас окружающее по-иному, более остро и ярко. Он как будто не идёт по земле, а парит в крохотной доле дюйма над её поверхностью. Когда он вступает под пещерообразные своды рудника, ему кажется, что всё вокруг движется, как в замедленной съёмке; больше того — у него такое впечатление, словно стены раздаются в стороны, как будто сам мир уступает Старки дорогу. Ребята в руднике начинают приходить в себя. Оказывается, применённый к ним транк был не только быстродействующим, но и кратковременным, поскольку в задачу нападавших входило не забрать их в плен, а лишь обездвижить на время переговоров в верхах.

Ребята, которым удалось избежать транк-дротиков, стараются побыстрее привести в чувство остальных. Увидев Старки, они благоговейно застывают. Должно быть, так обитатели лагеря «Весёлый Дровосек» встречали выходящего из Живодёрни Коннора Ласситера.

— Старки свободен! — кричат они, передавая добрую весть вглубь туннелей и шахт. — Он сбежал!

К нему подлетает Дживан:

— Что произошло? Как тебе удалось вырваться? Почему они не забрали нас?

— Никто никого никуда не забирает, — говорит Старки. — Нам предстоит уйма работы! Но она подождёт до завтра.

Он приказывает накрыть одеялами тех, кто ещё не пришёл в себя, и идёт вглубь обиталища, успокаивая страхи и прося каждого как следует отдохнуть ночью.

— Впереди нас ожидают славные дела!

— Но где же ты был, Старки? — спрашивает один из аистят, широко распахнув глаза.

— На небе, — следует ответ. — У нас теперь есть друзья в очень высоких кругах.

56 • Хэйден

Блага сыплются на них, словно манна с небес. Продукты превосходят всё, что они когда-либо пробовали: мясо в вакуумной упаковке, для хранения которого не требуется холодильник; овощи в таких количествах, что можно их не нормировать, и прочее в том же духе. Хэйдену приходится работать чуть ли не круглые сутки, но гораздо больше его беспокоят другие поставки, приходящие от их новых «партнёров». Оружие. Такого Хэйден в жизни не видал. Например, базуки — настоящие ручные ракетомёты, весящие больше, чем ребята, которым предназначаются. Старки не сообщил, кто они, их новые благодетели; и Хэйден дивится, до какой степени надо выжить из ума, чтобы снабжать озлобленных подростков оружием, предназначенным для регулярной армии. Но ещё больше тревожит его мысль: зачем Старки такое оружие?