— Серёжа! – услышал Мальвину.

— А, это ты? – обернулся на ходу. – Извини, спешу, работы полно.

Придя в цех, всё не мог успокоиться.

«Спасибо, что я цивилизованный человек, а то бы…»

— Чего хмурый? – опять дыхнул на меня странным запахом Чебышев.

— Чем от тебя всё время несёт? Носки, что ли, жуёшь? – зло посмотрел на учителя.

— Шулюмом! – не обиделся тот. – Хочешь попробовать?

— Уволь! – застучал я молотком.

С удивлением вытаращившись поверх очков, Чебышев принюхался.

— Опять эта кошёлка здесь корпус смолит. Пашка, иди на механический, тебе шесть дней к отпуску за вредность дают, а я нюхай…

Смотри, Серёжка, – нравоучительно произнёс сэнсэй, – Михалыч станет приставать, чтобы корпуса смолил, не берись, на потенцию влияет.

— Главный, а я думал, тебе уже ничего не страшно! – заржал Пашка. – А ты, оказывается, два раза ещё можешь.

— Ага! На октябрьские и майские, – задохнулся от смеха Пашкин сосед. – Ведь скоро октябрьские, – еле выговорил он, тряся головой и осыпая воротник перхотью.

— Этот‑то чего? – возмутился Чебышев, его бородавка погрозила Плотареву кулаком. – Сейчас ты, Заев, смелый, – перешёл в наступление гироскопный гуру, – посмотрим, как запоёшь, когда рога полезут, длинные и ветвистые.

— Во–во, зато лишних шесть дней телевизор будет смотреть! – опять зашёлся смехом Плотарев.

— Кто о чём, а лысый о гребешке! – огрызнулся, уходя на механический, Пашка.

— Евдокимовна! – вдруг заорал Чебышев, представив весь ужас катастрофы. – Почему разрешаешь на участке корпуса смолить?

— Да! – поддержал его Плотарев.

— А мне всё равно, главное, чтоб пыли не было! – ответила контролёр, колыхнув грудью.

— Так нам не всё равно! – заволновались Чебышев с Плотаревым, развеселив весь контингент контролёров.

Постепенно моя обида прошла.

«Чего я, право, расстроился? Пустяки какие. Поважнее дела есть. Вечером в райисполком идти».

Курили редко. Последняя неделя месяц кормит.

Ближе к вечеру участок затих. Чебышев, Пашка и его сосед, часто отрываясь от работы, нетерпеливо поглядывали сквозь стеклянную перегородку.

— Кого высматриваете‑то? – напрямую спросил у Чебышева.

— У–у-у–у! Ты ещё совсем зелёный! Учти, студент – понедельник и четверг – святые дни, – не вдаваясь в подробности, замолчал.

Моё любопытство было разбужено.

— Почему святые, начальник цеха и его заместитель в эти дни родились, что ли?

Чебышев поглядел на меня, как на чокнутого.

— Дни разлива! – нехотя, словно выдавая военную тайну, сквозь зубы процедил он, с тоской почесав бородавку. – Куда же это мастер подевался?

Примерно через полчаса послышался оживлённый гул.

Словно скрываясь от агентов тайной полиции, затравленно озираясь по сторонам, на участке появился Михалыч. Под нейлоновой курткой явно просвечивала здоровенная бутылка.

— Ну вот! Скорее к сейфу зашкандылял… нет бы прежде людям налить, – возмутился Чебышев.

Его бородавка осуждающе глянула на мастера.

— Михалыч, – тут же подскочил к нему Пашка, – давай помогу.

— Работай иди! – огрызнулся мастер.

— Вдруг разобьёшь, пока сейф открываешь, – ставя на стол капронувую баночку, не отступал Заев.

— После смены подойдёшь, – уже миролюбиво заявил Михалыч, благополучно заныкав бутылку за бронированную дверь.

— Мне для работы надо, корпуса мыть, – пододвинул Паша баночку.

— Да иди ты со своей ёмкостью, – не выдержал мастер, с силой запустив Пашкину тару вдоль участка.

— Михалыч, ты что, так убить можешь, делать, что ли, нечего, – загудели Чебышев и Пашкин сосед.

— Правильно сделал! – поддержали мастера контролёры. – Вам скорее бы зенки залить.

Хмурый Пашка, оскорблённый в лучших чувствах, пошёл в курилку.

— Всё равно никуда не денется! – подбодрил себя Чебышев.

Я уже довольно сносно, без брака, научился делать редуктора. За работой время летело быстро. Не успел заметить как рабочий день закончился. Сославшись на важное дело, решительно откололся от компании в лице моего учителя и Пашки, нимало не интересуясь, доконали они мастера или нет.

7

Около райисполкома решил немного отдышаться и всё как следует продумать. Захотелось курить. Точно прочитав мои мысли, рядом возник мужчина с огромной, как у медведя, головой и достал сигареты. Тут же я сел ему на «хвост».

— Да вот не курил, не курил – что‑то потянуло, – объяснил ситуацию.

— Тоже к Кабанченко? – протягивая сигарету, поинтересовался медведеголовый.

— А к кому же…

— Насчёт квартиры, наверное?

— Не насчёт зарплаты же…

— Главная проблема сейчас – жильё, – пропустил мимо ушей моё ехидство, догадавшись, что это от нервов. – Мы уже пять лет ходим, – поведал мне, – и конца не видно. Понимаешь, пять лет назад наш дом рухнул.

— Какой дом?

— Кооперативный. Расселили во временное жильё. «Полгода потерпите, – пообещали нам, – и вселитесь». Пять лет уже терпим. А терпение, как известно, есть добродетель ослов! Нет, смотри, – разозлился он, – пять лет ждал, как построят, два года всего пожил и на тебе. Строители, работнички, чёрт им в печёнку. Хоть без жертв, спасибо, обошлось.

— «Вот парадный подъезд…» – не слушая излияния, для успокоения нервной системы попытался декламировать Некрасова, но как ни старался, дальше вспомнить не мог.

— Пошли к секретутке зайдем, узнаем что к чему, – предложил мой новый знакомый.

— Чего надо? – грубо спросила молодая женщина, подняв глаза от списка.

— Да вот, узнать хотим, живая очередь сегодня или по списку вызывать будете? – поинтересовался медведеголовый, не придав значения грубости.

— А–а-а! Явился не запылился, – глядя мимо меня, обратилась к нему секретарша. – Один, или компанию привёл?

— Один, – покорно ответил тот.

— А то устраиваете здесь демонстрации. Идите, вызову, – зло бросила нам, поднеся к глазам листок с длинным столбиком фамилий.

— Пошли, пошли, а то последними поставит, – вытолкал меня мужчина.

— Ну и стер–ва! – раздельно, по слогам произнёс я.

— С ними ругаться – себе дороже, – успокаивал он.

Около приёмной собралось человек двадцать просителей. Началось ожидание, а, как известно, хуже нет, чем ждать и догонять. Но, что мне понравилось, очередь быстро таяла. Каждые пять минут заходил очередной посетитель.

Вот, наморщив лоб, вышел из приёмной мой знакомый, недовольно покачивая огромной головой. Безысходно махнув рукой, поплёлся к выходу. Как по команде, оставшиеся вытащили свои послания – ещё раз прочитать и набраться бодрости перед боем.

Я всегда был склонен к конформизму и поэтому тоже извлёк на Свет Божий заявление.

«Нет, зря всё‑таки про негров не написал», – мелькнула мысль, когда выглянувшая из приёмной секретарша назвала мою фамилию. В дверях уступил дорогу седенькой старушке, дрожащей рукой убиравшей в красочную пластиковую сумку, рекламирующую автоспорт, какие‑то бумаги.

Но она ещё не думала уходить. Повернув к секретарше разъярённое лицо, выкрикнула, брызгая слюной:

— Чтоб вы провалились!

На что та спокойно посоветовала идти на все четыре стороны.

Запутавшись в двойных дверях, я протиснулся в апартаменты власть имущих.

— Садитесь, – безразлично буркнул плечистый толстощёкий субъект с зачёсанной назад полуседой шевелюрой и покосился в окно.

Посмотрел туда и я, усаживаясь на предложенный стул. Ничего интересного, кроме воробьев, не заметил.

Председатель райисполкома автоматически забарабанил толстыми, короткими пальцами с ухоженными ногтями по полировке стола, слегка покосившись на стадо разноцветных телефонов.

«Наверное, звонка ждет», – догадался я.

— Слушаю, слушаю, – обратился ко мне.

Сидевший за соседним столом мужчина, видно помощник или ещё один секретарь, что‑то быстро записал. Только я открыл рот, собравшись излагать претензии, как председатель перебил меня.