Начальник штаба бригады майор Борисов быстро и добросовестно разработал план боевой подготовки, и сразу же начались занятия. Однако уже на следующий день они были сорваны массированным налетом вражеской авиации.

Самолеты противника бомбили Конотоп и Поповку. Уходили, возвращались и снова бомбили. Казалось, это продолжается бесконечно. Такую подавляющую силу вражеской авиации штаб бригады почувствовал впервые. Тем не менее уже вечером мы возобновили занятия с личным составом.

Третьего сентября в Поповку прибыл командир 3-го воздушно-десантного корпуса полковник Затевахин. Он был необычно взволнован и озабочен. Я знал Ивана Ивановича Затевахина как человека большой выдержки и сдержанности. А теперь он был как-то излишне тороплив и, казалось, беседуя со мной, напряженно думал о чем-то другом.

Развернув на столе карту и склоняясь над нею, он сказал:

— Я получил, Александр Ильич, приказ от командующего сороковой армией… Корпусу следует немедленно занять оборону по южному берегу реки Сейм.

Мне показалось, что я ослышался.

— По южному берегу Сейма?..

— Да, и оборонять полосу от населенного пункта Мельня до села Хижки. Основной удар немцев нужно ожидать вдоль железной дороги Кролевец — Конотоп. Таким образом, ты должен сосредоточить силы на главном направлении… Предупреждаю: непосредственного соседа слева у тебя нет, а если и появится — это будут войска, отходящие под воздействием противника на восток. Поэтому необходимо принять меры по обеспечению левого фланга.

— Следовательно, — спросил я комкора, — наш план боевой подготовки по специальным занятиям приходится отложить?

Он горько усмехнулся.

— Такова обстановка. Есть данные, что гитлеровцы в районе Коропа форсировали Десну. Бои идут на рубеже Шостка — Кролевец — Алтыновка. Это такое расстояние, что моторизованные части противника могут оказаться на реке Сейм уже завтра. Придется, Александр Ильич, зарываться в землю, как кротам, и как можно глубже, и, главное, грамотно в инженерном отношении. Да, теперь приходится сожалеть, что в мирное время мы, десантники, инженерное дело почти не изучали. Иногда даже игнорировали: дескать, наша стихия — воздух…

Командир корпуса еще сообщил, что в полосе обороны бригады должен стать артиллерийский зенитный полк в составе двенадцати 85-миллиметровых пушек. Эти пушки могут, при необходимости, успешно вести борьбу с танками противника…

Я поглядывал на часы: времени для оборудования обороны бригады оставалось так мало! А сколько еще предстояло других дел…

Затевахин уехал, а я вызвал Борисова и Чернышева. Подробности объяснять им не приходилось: они сразу поняли, как резко изменилась обстановка, и приступили к работе. В бригаде все пришло в движение: офицеры штаба и политотдела получили задания и поспешили в подразделения.

На следующий день, 4 сентября, весь личный состав бригады уже находился в назначенной полосе обороны: рыли окопы, готовили все огневые средства, чтобы в сочетании с особенностями местности до предела использовать сильные стороны каждого вида оружия. Офицеры старались организовать как можно лучше противопехотный огонь. Здесь-то и пригодились наши станковые пулеметы!

Противотанковую оборону пришлось строить только на главном направлении вероятного удара. Так как огневых средств было недостаточно, я решил усилить расчеты 45-миллиметровых пушек двумя-тремя автоматчиками из числа самых стойких бойцов, проявивших в боях под Киевом наибольшую выдержку и отвагу.

Автоматчики отрывали в радиусе 50–60 метров от орудия щели с круговым обстрелом и располагались в них с бутылками с горючей смесью. В случае прорыва танков к орудию они должны были поджигать машины врага и отрезать его пехоту от танков.

Из оперативного отдела армии для помощи в организации обороны к нам прибыла группа офицеров. Ее направил командующий Кузьма Петрович Подлас. Он придавал исключительно важное значение кролевец-конотопскому направлению.

К 6 сентября мы неплохо подготовили оборону: отрыли траншею неполного профиля в 30–40 метрах от воды; установили в небольших котлованах орудия, хорошо замаскировали их под фон местности.

В тот же день были созданы истребительные роты и команды. В эти подразделения мы отбирали в индивидуальном порядке самых смелых, испытанных солдат и командиров, большинство из которых были коммунистами.

Я беседовал с каждым из них и убедился, что эти люди не дрогнут перед вражескими танками.

Но после полудня мне позвонил командир батальона капитан Пастушенко и сообщил странную весть. Утром к нему в штаб прибыли двое штатских, оба члены партии. Они утверждали, будто немецкая пехота на автомобилях заняла без боя Алтыновку…

Я приказал Пастушенко немедленно доставить этих штатских ко мне.

Старший из них, как оказалось, был агроном; второй — секретарь сельского Совета. Запыленные, усталые, в потеках пота, они тяжело опустились на отрытую землю и молча одновременно подали свои документы.

Я заглянул в партийные билеты, в паспорта.

— Рассказывайте, товарищи… Мне позвонил капитан, однако не верится… Немцы в Алтыновке?

— Да, они ворвались утром, — взволнованно заговорил агроном. — Все это произошло так внезапно… В Алтыновке не было ни одного нашего солдата. Вдруг слышим гул моторов. Думаем, наверное какая-то наша часть движется на фронт. Машины вкатываются в село… Что это? Немцы!.. — Он вздрогнул, пересилил спазму. — А сейчас, товарищ полковник, что они там творят!.. Сразу же арестовали всех партийных и советских работников и большую группу расстреляли в центре села… Мы убежали из-под расстрела. В Алтыновке наши семьи… Пьяная немецкая солдатня шляется от дома к дому, бьет, насилует, пытает…

Словно из-под земли передо мной вырос начальник разведки капитан Аракелян.

— Разрешите доложить, товарищ полковник… Мы взяли трех пленных.

— Вот это кстати, капитан! Ведите их сюда…

Мне было не совсем понятно, что же происходит на фронте? Я знал, что наш 3-й воздушно-десантный корпус вместе с другими частями 37-й армии не только приостановили наступление немцев на Киев, но и отбросили их от города на 15 километров. Конотоп находился на второстепенном направлении. Чем же объяснялся стремительный выход немцев к Алтыновке, на северный берег Сейма? Сейчас даже без бинокля можно было видеть в бескрайней степи группы беженцев. Почему они отходили не на восток, а на юг?..

Будто острие иглы коснулось сердца: я понял — немцы захлестывали, обходили с севера правый фланг Юго-Западного фронта и стремились выйти в наш глубокий тыл. Было ясно, что, если мы дадим им возможность прорваться в направлении на Конотоп, нашим войскам, обороняющим столицу Украины, не избежать окружения.

Но вот разведчики привели немецкого танкового офицера, скуластого, довольно нескладного детину. Я поручил своему шоферу Косолапову накормить агронома и секретаря сельсовета, а сам занялся пленным.

Гитлеровец имел кличку «заядлый разведчик», так как не впервые участвовал в подобных рейдах и еще в начале допроса не преминул подчеркнуть, что изъездил почти всю Европу в составе разведывательных отрядов.

Впрочем, подробности его биографии меня мало интересовали. Он сообщил, что его дивизия входит в состав 24-го моторизованного корпуса и этот корпус имеет задачу наступать строго на юг, в направлении населенных пунктов Шостка, Кролевец.

Обстановка для наших войск складывалась очень серьезная.

— Какая задача была поставлена лично перед вами? — спросил я пленного. — Совершить рейд по нашим тылам?

Он потряс головой, криво усмехнулся:

— Да-да… Рейд по тылам: от города Шостка на юг, в направлении Конотопа. Должен сказать, господин полковник, что вот уже вторые сутки мы не встречали никакого сопротивления со стороны красных…

— Значит, вы не встречали войск?

— Так точно, господин полковник… И мы не ожидали, что встретим сопротивление на реке Сейм. Собственно, мы его и не встретили.

— Как вы оказались в плену?