Другой фашистский генерал, командир 95-й немецкой дивизии Зикст фон Арним, писал в приказе: «Боевой состав полков в результате потерь за последние недели настолько уменьшился и большинство подразделений до того ослабли, что не могут быть использованы для боевых действий. Особенно остро чувствуется недостаток офицерского состава. До прибытия пополнения, которое вряд ли можно ожидать ранее середины сентября, необходимо временно свести несколько подразделений в одно».
В этих произнесенных сквозь зубы признаниях неспроста слышалась тревога. Армия оккупантов почувствовала у стен Киева мощь наших ответных ударов. Быть может, впервые за время «победоносного похода на Восток» некоторые фашистские генералы призадумались о цене, какую они платили за эту «прогулку». По крайней мере, и приказы фашистского военного командования, и перехваченные донесения из боевых частей врага, и показания пленных, — все говорило о замешательстве в его стане.
Запомнился мне пленный немецкий ефрейтор, бывший торговец из Бремена. Он первый засыпал меня вопросами:
— Почему вы переодели ваших солдат в штатское? Что это, прием маскировки? Если это не солдаты, где же они учились драться штыками?
Я напомнил ефрейтору, что ему следует не спрашивать, а отвечать. Он извинился и тут же, не удержавшись, спросил:
— Скажите, это правда, что штатские — платная армия? Сколько им платят? Правда, что они получают премии за каждого убитого немца? Сколько? И как ведется подсчет?
— Вы законченный кретин, — сказал я ему. — Неужели вас настолько оболванили, что вы поверили подобной чепухе?
Он глубоко вздохнул.
— Вы будете отвечать на вопросы?
— А меня не расстреляют?
— Нет.
— Я выложу все, господин полковник, начистоту. Наша дивизия готовится к генеральному наступлению. Предположительно это наступление начнется 25 августа. Задача — прорваться в Киев. Потери не в счет. Но я капитулировал. Я воевал во Франции и Греции, и там против нас стояли солдаты. А здесь, кроме солдат, в нас стреляют женщины, дети, старики. Где военный, где штатский — разобраться невозможно. Из каждого окна, из-за каждого забора можно поймать пулю. Итак, я готов отвечать на ваши вопросы, господин полковник…
Торговец из Бремена не врал: на указанных им направлениях гитлеровцы действительно предприняли целый ряд атак, пытаясь ворваться в Киев. Однако к 26 августа войска 29-го армейского корпуса врага с многочисленными приданными ему частями оказались отброшенными от Киева на пятнадцать километров. Да, на пятнадцать километров! Успеху нашего контрудара во многом содействовали доблестные народные ополченцы столицы Украины.
Позже, когда Севастополю и Одессе были заслуженно присвоены звания городов-героев, солдаты и офицеры не раз спрашивали у меня:
— А что же Киев? Он ведь тоже сражался геройски!
— История разберется, и подвиги не будут забыты, — отвечал я.
Сыновья и дочери столицы Советской Украины, отважно сражавшиеся у ее стен, по праву гордятся своим древним и вечно юным Киевом, который как равный вошел в семью городов бессмертной славы, городов-героев.
Это высокое звание славного города добыто его защитниками в сражениях, которые кипели на рубежах Киевского укрепленного района, не стихая, 71 день и стоили германскому фашизму многих тысяч жизней солдат и офицеров, сотен самолетов, танков и другой военной техники. Здесь были разгромлены 44-я, 71-я, 299-я фашистские дивизии, а всего противник потерял на киевском направлении 10 дивизий.
Славные страницы в боевую эпопею Киева вписали не только наши солдаты, офицеры, генералы. Чудеса храбрости совершал трудовой народ — юноши, девушки, пожилые люди и даже дети. В организованное коммунистами народное ополчение в дни обороны вступило более сорока тысяч человек. Армию пополнили половина партийной организации города и 40 тысяч киевских комсомольцев. В дальнейших боях за Украину эти люди, среди которых я многих знал лично, проявляли высокое мужество и доблесть.
Битва на Днепре по своему военно-историческому значению не может быть переоценена. В гитлеровской авантюре «блицкрига» на Востоке 71 день сражений на киевском направлении был очень значительным отрезком времени. Мало того, что гитлеровцы потеряли здесь десятки тысяч солдат и были вынуждены принять позиционную войну, — они упустили время. Уже в послевоенные годы немецкий генерал Бутлар с горечью констатировал:
«Из-за нее (операции под Киевом — Л. Р.) немцы потеряли несколько недель для подготовки и проведения наступления на Москву, что, по-видимому, немало способствовало его провалу».
Защитники столицы Украины знали, что, сражаясь за Киев, они сражались и за Москву и что каждый день этой битвы был слагаемым нашей победы.
Боевые действия корпуса, оборонявшего Киев, высоко оценило правительство Советской Украины. Мне не забыть тех минут, когда под звуки «Интернационала» над нашими соединениями, опаленными огнем почти непрерывной двадцатидневной битвы, развернулось красное знамя Киева.
Это знамя от имени трудящихся города нам вручил старейший рабочий «Арсенала».
В конце августа наш корпус был выведен в резерв и направлен в район Конотопа. Вскоре перед десантниками бригады пролегли нелегкие, дальние дороги больших испытаний и ратного труда.
В конце августа наша бригада сосредоточилась в пяти километрах севернее и северо-западнее Конотопа. Штаб ее расположился неподалеку, в селе Поповка, Наши сотоварищи — 6-я воздушно-десантная бригада — сосредоточились в населенных пунктах восточнее Конотопа, а 212-я вела в это время ожесточенные бои у города Остер.
По распоряжению из штаба корпуса бригада приступила к занятиям по специальности. Это обрадовало многих офицеров: наконец-то мы снова воздушные десантники и, значит, не напрасно обучались этому делу до войны.
На окраине Конотопа нам предстояло построить парашютную вышку, где мог бы заниматься личный состав всех трех бригад; оборудовать учебные городки для наземной подготовки.
Зная, что войска нужно держать в постоянной боевой готовности, мы с комиссаром решили провести смотр личного состава бригады с боевой техникой и имуществом.
Нам хотелось установить степень боеспособности бригады. Но при взгляде на строй отдельных батальонов я невольно призадумался: каким же родом войск следует их назвать?
Солдаты и офицеры, которые по долгу службы непосредственно не участвовали в боях, сохранили и форму одежды, и экипировку десантников. Они по-прежнему выглядели подтянуто, молодцевато. А остальные? Кто в пилотках, касках и шинелях, кто в фуражках, потрепанных до такой степени, что виднелись только летные кокарды. Десантные тужурки пробиты пулями, изорваны осколками, обувь на многих добыта в бою.
Однако лица людей были светлы и уверены, ни оттенка усталости или подавленности, настоящие, продымленные порохом боевики.
Резко изменилось после двадцатидневных боев и вооружение батальона. В бригаде вовсе не было станковых пулеметов системы «максим», а сейчас в каждом батальоне их насчитывалось не менее двадцати, а то и больше.
Я спросил командира 4-го батальона капитана Зайцева, где он раздобыл столько «максимов»?
— Добыты вполне честно, — ответил капитан. — Пулеметы не успели вынести из боя при отходе наши соседи слева. Отброшенному нашей контратакой противнику не удалось их захватить.
Назначенный начальником разведки бригады капитан Аракелян после смотра спросил:
— А нужны ли нам эти «максимы», товарищ полковник? Ведь мы возвращаемся к своей специальности. Для нас это слишком громоздкое оружие. У нас даже нет таких парашютов, чтобы приспособить к «максимам»!
Его поддержал и комиссар бригады Чернышев, а я ответил, что еще подумаю над этим вопросом. Я не хотел огорчать их своей почти полной уверенностью в том, что нам не придется десантироваться. Закрадывалась мысль о вполне реальной перспективе драться в тылу врага без высадки с самолетов. Как старый пулеметчик, я знал, какой это клад наши «максимы» в столь сложной и тяжелой обстановке.