— Едем к твоим листовкам, Хусто, — предложил он.

Киоск, в котором действительно нашлись листовки и не было людей, уже не мог обрадовать.

— Ты молодец, Хусто, — сказал Линарес. — Мы оста­вим здесь все как есть. Может быть, птички и прилетят.

Он подал шоферу знак трогаться и, обернувшись к мальчику, повторил:

— Мы с тобой поймаем Кондора, Хусто. Ты успел сегодня больше, чем все мои агенты, вместе взятые. От­ныне ты будешь значиться у меня под первым номером.

И он хрипло рассмеялся.

А только несколько дней назад шеф полиции послал своего агента на лесные выработки узнать, что там стряслось с Хусто Орральде!

21. КАРНАВАЛ НАЧИНАЕТСЯ

Капитан Фернандо Дуке еще раз встретился с Карлосом Вельесером. Они спорили долго и горячо, и часто капитан повторял:

— Мне кажется, нам не очень по дороге. Хочу лишь восстановить престиж армии.

Прощаясь, Вельесер сказал:

— Если еще раз хотите убедиться в лицемерии Ар­маса, поезжайте в Чикимула или Сакапа.

Два эти городка, пограничные с Гондурасом, служили интервентам опорными базами. Пообещав распустить свои наемные войска, президент на следующий же день по­слал в эти пункты прямо противоположный приказ: роспуск «отрядов освобождения» приостановить. Под­польщикам удалось перехватить депешу, но в армии о ней пока не знали. Капитан Дуке раздумывал, как отне­стись к совету своего собеседника, но, по случайному совпадению, его вызвал к себе заместитель начальника штаба, старый друг отца, запер дверь кабинета на ключ и, убедившись, что их не могут подслушать, с горечью сказал:

— Мальчик мой, мы оказались в дураках. Дон Кастильо продолжает разбойничать, а пятно ложится на армию Нами прикрываются все его сделки с американ­цами. Недавно он подписал декрет о смертной казни за «коммунистический саботаж» и предложил мне, старому гватемальскому офицеру, послать взвод солдат в желез­нодорожные мастерские... усмирить забастовщиков.

— И вы согласились?

Штабист усмехнулся:

— Да. Но я сказал, что мне нужно много времени, пока мои солдаты поймут, в кого им надо стрелять. Он понял намек и ответил... Знаете, Дуке, его ответ тоже содержал угрозу: «Не забывайте, полковник Пинеда, у меня пока есть и свои солдаты. Им много времени не нужно». Словом, я не убежден, что завтра он не возь­мется за нас. Мальчик мой, я хочу, чтобы вы побывали в Сакапа и Чикимула. Распущены ли его банды? Не го­товится ли нам удар в спину?

— Хорошо, мой полковник, — согласился Дуке. — Я поеду туда. Будет ли у меня официальная командировка или потребуется заменить мундир штатским платьем?

— Вы проинспектируете наши гарнизоны, — полков­ник Пинеда замялся. — Разумеется, долг армии — ограж­дать население от бесчинства...

Фернандо улыбнулся, и рубец на его лице обозна­чился резче.

Так капитан Фернандо Дуке оказался в поезде, кото­рый следовал из Гватемалы в Сакапа. Маленькие вагон­чики, дробно отстукивая стремительный марш, промча­лись сквозь дыры в горах. В купе проник въедливый запах серы: где-то внизу изливались «агуас калиентес» — горячие сернистые воды, к которым приезжают лечиться жители столицы. Дорога шла острыми зигза­гами: страшная крутизна пьянила, отвесные стены гор, казалось, грозили сплющить крошечный состав.

— Гватемала знает все, — раздался бархатный голос по соседству с капитаном. — Извержения вулканов, зем­летрясения, обвалы. Она не знает одного — покоя.

Фернандо слышал этот голос и прежде. Он мог при­надлежать только его лицейскому приятелю Ривере. Правда, в этом изящном, невозмутимом человеке с острым лицом и холодным, изучающим взглядом труд­но узнать веселого, шумного, остроумного лицеиста, каким был Ривера. Конечно, что-то осталось от его преж­него лицейского товарища: глаза со смешинкой, уменье быстро менять выражение лица, легкие, порывистые дви­жения плеч, которые словно отдавали приказания по­движным, гибким рукам. Рядом с Риверой сидел юноша, по облику студент.

— Ты не желаешь узнавать старых друзей, дон Ри­вера? — наконец спросил капитан. — Или я обознался?

Ривера столь же невозмутимо перевел взгляд на ка­питана и, не выражая ни радости, ни неудовольствия, ответил:

— Сейчас не все признаются в былой дружбе дон Фернандо. В особенности люди с блестящим положением.

Фернандо улыбнулся:

— Значит, у тебя блестящее положение? Поделись им со мною, Ривера. Дон Кастильо не очень-то жалует мое семейство монаршими милостями.

— Да, я слышал о твоем горе, — участливо заметил Ривера. — Я не умею утешать, но вспомнились мне слова одного лесоруба: раненая саподилья исходит слезами, раненый человек мужает.

Фернандо кивнул.

Решив переменить тему разговора, он мягко заметил:

— Ты жил среди лесорубов?

— Да, пришлось, — коротко ответил Ривера.

Как рассказать этому человеку, который в былые времена считался его приятелем, сколько нужды и горя повидал за свои сорок лет Ривера, каким тяжелым, изви­листым путем прошел он от лицея к лагерю подпольщи­ков? Разве испытал капитан чувство голода, которое бро­сало Риверу, сына простого ремонтника, в поисках случайных заработков на кофейные плантации, лесные делянки, портовые разгрузочные площадки? А однажды он даже нанялся в гиды и водил туристов по развалинам старинной столицы Антигуа. Как поведать, что арма­совцы замучали его мать? Как объяснить, почему «бле­стящее положение» подпольщика, члена Трудовой пар­тии, объявленной вне закона, преследуемой, гонимой, но сражающейся, устраивает Риверу?

Может быть, Фернандо понял все это и сам. Может быть, смертельная усталость, которую он на какое-то мгновенье почувствовал во взгляде Риверы, приоткрыла ему страничку жизни лицейского приятеля.

—  Ты скрываешься? — тихо спросил Фернандо.

Между ним и Риверой быстро встал юноша с привет­ливым круглым лицом.

— Не перейти ли вам в другое купе, мой капитан? — вежливо спросил он. — Сейчас здесь начнется заседание астрономического общества по изучению движения судов в каналах Марса, и вам эта тема вряд ли будет интересна.

— Успокойтесь, Донато, — мягко заметил Ривера. — Капитан честный человек и не имеет дурных намерений.

— Скажи своему юному другу, — сказал Фернан­до, — что своей вспышкой он уже ответил на мой вопрос. Я еду в Сакапа. Если могу быть тебе полезным...

— Очень, — быстро принял его предложение Риве­ра. — Проведи нас мимо вокзальной охраны.

Когда состав подошел к Сакапа, сотни индейских се­мей поднялись с платформ, где они сидели в ожидании поезда, и ринулись к вагонам. Что-то кричали провод­ники, гортанно перекликались женщины, пищали и смея­лись дети. Армасовцы, дежурившие на вокзале, начали обходить вагоны. Фернандо Дуке отдал короткий приказ сопровождающим его солдатам, и те освободили узкий проход в толпе, по которому капитан вывел своих спут­ников с платформы.

У билетной кассы к ним подкатилась продавщица сладкого рисового молока, которое подобно лимонаду искрилось и пенилось в больших глиняных горшках, за­хватила щипцами несколько кубиков льда и бросила их в напиток.

— Молочный рефреско на льду — что может быть лучше, сеньоры, в знойный день?

К Ривере подошел сержант полиции; Фернандо власт­но крикнул:

— Этот сеньор со мною, сержант, не утруждайте себя проверкой!

Они простились у первых домов городка.

Ривера и Донато медленно, словно прогуливаясь, двигались по узким переулкам Сакапа. Солнечные лучи играли между ярко-красными стенами домов. Теплый послеполуденный свет залил Сакапа, наполнял лаской, покоем. И казалось, так должно быть при этом жарком свете: люди, отдыхающие на пороге, полулежащие на подвесных матах у дверей, играющие в кости прямо по­среди улицы на низеньких пузатых бочонках. И казалось, не должно быть тревог и забот в этом тихом, запрятанном в горах местечке.

Но двое приезжих знали, что Сакапа не спит, не дре­млет, не убаюкан солнцем и вином. И, думая о хитроватых и веселых жителях города, они про себя улыба­лись.