Изменить стиль страницы

— Где я могу найти тебя? — живо спросил капитан. Поезд тронулся, и он шел рядом с вагоном.

— Иди в этом же направлении, — весело крикнул Ривера, — и попадешь ко мне. Не волнуйся — мы встре­тимся.

Капитан откозырял.

Наранхо тихонько дотронулся до рукава Риверы и по­казал на молодого пастуха: взобравшись на крону ман­гового дерева, он ловко подсекал плоды, которые издали походили на елочные игрушки, и сбрасывал их вниз смеющимся девушкам, а они освещали его маленькими фонариками.

— Сеньор Карлос хотел, чтобы Хосе и я долго-долго отдыхали вот так, — засмеялся Наранхо.

— Ну, эти-то ребята только что крепко поработа­ли, — живо откликнулся Ривера. — Они заслужили кар­навальные игры. А тебе работа еще предстоит, Наранхо. Давай договариваться...

Работа началась, как только Наранхо сошел с поезда. Ривера зашел с ним в лавку готового платья, и через полчаса отсюда вышел другой мальчишка: поблекшая блуза и истрепанные штаны остались у владельца, а на их место сели желтая куртка и аккуратные парусиновые брюки; в руках у Наранхо, невесть откуда, появилась маленькая, сплетенная из волокна агавы корзинка, ка­кую обычно привозят с севера. Он уверенно сел в авто­бус, заплатил за проезд и добрался до окраины столи­цы. Подошел к одиноко стоящему белому, слепленно­му из глины домику, открыл дверь и наткнулся на сол­дата.

— Тебе что? — прикрикнул солдат.

— А тебе что у нас дома понадобилось? — дерзко возразил Наранхо.

— Ты, выходит, старший сын сеньоры? — миролюбиво заметил сержант, — Подожди, я ее кликну.

Но высокая и толстая карибка уже распахнула дверь справа — Наранхо успел заметить и левую дверь, что вела из прихожей, — распахнула и весело закричала:

— Вот сейчас я надаю тебе оплеух, мой черноглазый! Ты почему это опоздал на неделю?

— Мама Мэри, — заохал Наранхо, — меня дед задер­жал. Я хотел приехать раньше. Вот тебе подарки, мама Мэри, а мне дай поесть. Удав заспорил с обезьяной, кто дольше без еды обойдется. Заглотнул удав обезьяну и заворчал: «Так ты и не узнаешь, что я месяц и два могу не есть». Дай побыстрее поесть, мама Мэри, а то сеньор солдат тоже не узнает, сколько я в силах го­лодать.

Солдат хмыкнул.

— Иди сюда, мой черноглазый, — заголосила кариб­ка, втаскивая Наранхо в комнату, — вот тебе пирожки с луком, а вот тебе тыквенная каша.

Она захлопнула дверь и с любопытством осмотрела Наранхо.

— Мой годом помладше, — вполголоса сказала она и расхохоталась. — Его зовут Ческа, а для меня он черно­глазый. Запоминай!

— Не забуду, сеньора Мэри, — тихо ответил Наран­хо. — Спасибо вам.

— Господи, за что же мне спасибо? — удивилась ка­рибка. — Ты рискуешь шеей, тебе и спасибо.

Она показала Наранхо на пустую койку и улыбну­лась.

— У старого Наранхо смелый внук. Я только из-за него и согласилась тебя впустить. У тебя есть месяц, мой черноглазый; через месяц ищи себе отель побога­че и подальше. Да смотри, не впутайте меня в свои секреты. У меня двое таких, как ты, а мужа сгноили в ссылке.

В дверь постучали.

— Можно, можно! — крикнула Мэри. — Живо в по­стель, тебе я говорю, мой черноглазый! Живо, иначе за­качу оплеуху.

На пороге стоял Чиклерос.

Не глядя на мальчика, он вежливо спросил:

— Сеньора, у меня кончились спички. Вы не ссудите меня коробкой?

— Нет у меня спичек, — насупилась Мэри. — Все вышли.

— Тогда извините, сеньора.

Он улыбнулся Наранхо:

— С приездом, Ческа. Заходи в гости, если заскучаешь. — И вышел, аккуратно прикрыв дверь.

— Не ходи к этим дьяволам! — грозно сказала Мэри. — Я их всех в море бы утопила.

— Старый рыбак выбросил в море гнилую рыбу, — ответил Наранхо, — а море выплеснуло ее обратно. «Я тоже хочу быть чистым», — зарокотало море.

— Ого, ты знаешь сказки, — смягчилась хозяйка. — Но больше всех их знал твой дед. Стой, ты куда?

— Я иду в гости к этим дьяволам, сеньора, — ответил Наранхо. — Вы же слышали? Я получил приглашение в гости.

22. БОЙ БЫКОВ

Весть о событиях в Сакапа докатилась до Кастильо Армаса той же ночью. В президентском дворце состоя­лось несколько совещаний. Чако предложил перебросить в помощь сакапанским «отрядам освобождения» эми­грантов, окопавшихся в Чикимула. Бер Линарес с кислой миной заметил, что эти умеют улепетывать с такой же скоростью.

Решение о посылке войск в Сакапа пришлось отло­жить еще и потому, что назавтра в столице ожидалось большое представление — бой быков, на который Армас пригласил дипломатический корпус. Традиционное зре­лище, издавна любимое гватемальцами и привлекающее на огромный стадион Пласа де Торо едва ли не половину столицы, должно было, по мысли Армаса, показать дип­ломатам, что в стране царит спокойствие. Все силы ар­мии и полиции были брошены на лучшую организацию праздника: соотечественники не пользовались у Армаса большим доверием.

Однако город с энтузиазмом готовился к своей люби­мой корридо. Этим словом здесь обозначают наиболее ожесточенный и рискованный поединок человека с ис­ступленным быком. Когда гватемальцам говорили, что корридо подвергает человека смертельной опасности и это жестоко, они отвечали: «История наша тоже жесто­кая». Когда приезжие импрессарио предлагали им чрез­мерно осторожного тореро, они смеялись: «Чужаки на нашу землю приходят с пушками, а вы хотите, чтобы мы учили наших юношей игрушечному бою».

Корридо ждала вся столица.

Андрес после большого разговора с Карлосом собрал студенческий комитет и предложил товарищам «украсить путь дипломатам» к Пласа де Торо. Он достал пачку снимков — с риском для жизни их привезли испытанные бойцы партии из тюрем, концлагерей, судилищ: лилась кровь и истязались люди — это было документальное лицо армасовского режима.

— За сегодняшнюю ночь мы увеличим и размножим эти снимки, — сказал Андрес. — Работы хватит на всех. А вот эту девушку, — он задержал фото в руке, задум­чиво смотря в искаженное болью лицо Тересы, глаза ко­торой закрывала повязка, — эту девушку мы покажем всему стадиону. Вы хотели зрелища, сеньор президент, — получите же его.

Позднее он встретился с Риной Мартинес и вручил ей фотографию Тересы.

— Пусть и медицина, — шутливо и грустно сказал Андрес, — освидетельствует режим «освободителей». Твои врачи будут на стадионе?

— Они   придут, — ответила   Рина, — они   поставят диагноз точный и окончательный.

Молча они шли по ночному бульвару, вдыхая в себя острый запах магнолий и роз. Андрес незаметно посмотрел на Рину и сжал губы. Она перехватила его взгляд и невесело усмехнулась.

— Что, постарела Рина Мартинес?

Рина действительно изменилась после студенческого суда. Стала она молчаливее и суше; прежняя горяч­ность уступила место сдержанности, и только в глазах ее по-прежнему вспыхивали золотые искорки, которые так любил Андрес. Первый раз после того, как Рину вывели из состава комитета, они оказались наедине. Но что они могли сказать друг другу, если тень подо­зрения встала между ними!

— Ты проголосовал за мое исключение, — заметила Рина. — Значит ли это, что ты меньше мне доверяешь?

— Не стоит об этом, — Андрес огромным усилием заставил себя говорить спокойно. — Я верю тебе, как себе самому. А наказать тебя за горячность следовало. Впрочем, как и меня.

— Андрес, я хотела бы зайти к Адальберто.

— Вынужден запретить до возвращения Донато. Мы не разрешили Адальберто эти дни общаться с членами подпольной группы.

— Я должна с ним объясниться, — Рина запнулась. — Видишь ли, я замечала... Может быть, мне только ка­жется... Он относится ко мне не так, как к другим. Может быть, я смогла бы заставить его сказать правду.

— Правду привезет Донато, — резче, чем это нужно было, возразил Андрес. — Если она окажется в пользу Адальберто, мы начнем проверять твои знакомства. Мы вынуждены будем это сделать. — Он сказал это, при­стально смотря на Рину, и краска волнения залила его лицо. — Вот почему тебе лучше не беседовать сейчас с Адальберто.