Изменить стиль страницы

— Мотивировать мы пока не будем, — объявил До­нато. — Андреса комитет решил оставить своим руково­дителем, но серьезно предупредить его, чтоб работал головой больше, чем руками. Рину Мартинес вывести из состава комитета и поручить работу с молодыми вра­чами и студентами-медиками. Адальберто Барильяса, — он помолчал, — отстранить от участия в нашем движе­нии до выяснения некоторых обстоятельств. Комитет на­деется, что эта рекомендация будет выполнена всеми нашими товарищами.

— Я не согласен, — сказал Адальберто. — Я не от­верженный.

— Нет, ты не отверженный, — побледнел Донато. — Ты, как бы это лучше сказать, — ты арестованный, — понимаешь? Я лично и все мы верим, что ты наш. Но время суровое. Дай нам неделю, посиди дома — и, если все будет в порядке, мы сами тебя обнимем и извиним­ся. Принимаешь?

— Не знаю.

— Это не ответ, — строго сказал Донато. — Подумай до утра. Если ты не согласен неделю-полторы проси­деть взаперти, мы примем другое решение.

Адальберто задумался.

— Попробую, — сказал он нехотя. — Только вы не очень тяните, ребята.

Он вышел.

— Мне тоже уходить? — спросила Рина.

— Да, — ответил Донато, — ты будешь теперь рабо­тать в контакте со мною.

Когда за Риной закрылась дверь, Донато сказал:

— Мне жалко обоих товарищей. Кому-то придется срочно проехать в Сакапа. Может быть, и мне.

— Жалость плохой советчик в работе, — поправил его Ласаро.

Ривера поднялся.

— Вы хорошо решили. Молодцы. А теперь подумаем, как лучше освободить наших четырех товарищей.

20. ЦВЕТЫ И КОСТРЫ

Солдаты гвардии, одетые в светлые костюмы, совер­шили традиционный марш перед правительственным дворцом. Кастильо Армас вышел на балкон и привет­ственным жестом проводил гвардию. Затем он юркнул обратно в кабинет, и в ту же секунду его секретарь опу­стил тростниковые шторы.

— Шарлатан! — пробормотал армейский капитан. Он стоял на панели и проследил за выходом и исчез­новением президента, затем бесцеремонно расхохотался.

— Право же, бог создал его для цирка, а ЮФКО этого не знала и притащила к нам.

В ту же секунду к капитану подскочило двое моло­дых людей.

— О ком вы, сеньор капитан?

— Прочь, фисгоны! — резко сказал офицер, и его лицо, пересеченное шрамом, побледнело. — Или я кликну своих солдат и вас раздерут на клочья. Если вам нужно мое имя, обратитесь в штаб, и вам скажут, что капитан Фернандо Дуке — начальник оперативного отдела.

— Тысячу извинений, капитан.

Молодые люди испарились.

Фернандо Дуке медленно шел по улице. На пере­крестке его догнал высокий бородатый мужчина в тем­ном, европейского покроя костюме.

— Прошу извинения, капитан Дуке. Вы не сумеете уделить мне несколько минут?

— Прочь! — с прежней интонацией отозвался капи­тан, но обернулся. — А, те были безусые, вы с усами. О ком я отозвался? Да?

— Отзывайтесь о ком вам будет угодно, — рассмеялся бородач. — Меня интересует не отточенность вашего языка, а острота вашей шпаги.

— Это пахнет заговором. Я сведу вас в Комитет за­шиты от коммунизма.

— Кажется, это милое учреждение было последним кровом муниципального советника Дуке?

Капитан внезапно остановился.

— Вы знали моего отца?

— Нет, но из Малакатана[61] приехал мой друг. Он рассказал некоторые подробности.

— Зайдем в кафе, — предложил Фернандо. — Там нас не побеспокоят.

В маленьком уютном патио, заслоненные широким веером пальмы, они разговорились. Карлос Вельесер пе­редал капитану все, что он знал о «малакатанской рас­праве», как ее окрестили газеты. Муниципальные совет­ники Малакатана горячо поддерживали мероприятия прежнего демократического правительства. Когда армасовцы ворвались в город, первым их актом «освобожде­ния» был расстрел всех муниципальных советников во главе с алькальдом.[62] Старику Дуке армасовцы предло­жили пост алькальда, но он заявил, что предпочитает разделить участь советников, чем выслуживаться перед ставленником Вашингтона. Его расстреляли вместе с остальными.

— Так, — сказал Фернандо Дуке. — Вы рассказали красиво и трогательно, только кое-что поменяли местами. Очевидно, вы сторонник Арбенса и нуждаетесь в моей шпаге. Я избавлю вас от лишних хлопот. Моего отца пристрелили красные, и об этом сообщали местные газеты. А теперь проваливайте, ибо я не фисгон, а офицер.

— Да, Гватемала нуждается в вашей шпаге, — мед­ленно сказал Карлос — Но об этом мы поговорим в другой раз. Я задержал вас, чтобы передать письмо отца.

Он протянул капитану конверт и, пока тот читал об­ращенные к себе строки малакатанского советника, Кар­лос с жалостью посмотрел на капитана и вышел из патио.

Фернандо сразу узнал руку отца. Все было так, как передал неизвестный. Армас и здесь надул капитана Фернандо Дуке. Он обещал тщательное расследование и наказание виновных в смерти советника, но потом пере­дал через начальника канцелярии, что советник Дуке пал от рук «красных». Зная, что капитан Дуке поль­зуется влиянием в армии, президент даже выразил ему публичное соболезнование в связи с кончиной отца.

Капитан и раньше испытывал инстинктивное отвра­щение к Кастильо Армасу. Храброго армейского слу­жаку, воспитанного в духе честности и простоты, оттал­кивала маска «освободителя», которую надел на себя Армас, его панические угрозы, его эффектные театраль­ные позы, два тяжелых пистолета, которые болтались на поясе, а главное — он не мог простить ему трусости. Слух о том, как Армас в час опасности сбежал от войска в женском платье, проник в армию.

И вот теперь этот человек оказался убийцей совет­ника Дуке, отца Фернандо. Советник писал об Армасе: «Мой мальчик, не верь этому человеку, не верь ни в чем. Я подал голос за его казнь еще в 1950 году.[63] Они не простят мне этого. Молю бога, чтобы он сохранил тебя для армии и республики. Та и другая нуждаются в твоей честности и твоей шпаге...»

Да, то же самое говорил и человек, привезший письмо. Где же он? 

А Карлос уже был далеко. Он сидел в сквере под пушистым хвойным деревом, казалось, залетевшим сюда с вьюжного севера, и не замечал, что вот уже несколько минут, как стал объектом внимания худого, костлявого человека с дерзким взглядом и насмешливой улыбкой. Белый костюм подчеркивал смуглость его лица, длинные руки будто хотели выпрыгнуть из рукавов.

— Команданте, — тихонько сказал он.

Карлос услышал, но даже не повернулся на голос.

— Да посмотри же сюда, — сказал длиннорукий.

— Вы принимаете меня за кого-то другого, — нако­нец отозвался Карлос. — Я антиквар Феликс Луис Мо­лина, и это известно многим.

Он бросил пытливый взгляд на соседнюю скамью и едва сдержал возглас: рядом сидел Чиклерос. Да, это его дерзкие глаза, его нос с легкой горбинкой, тонкие, рас­тягивающиеся в усмешке губы, его длинные ловкие руки. «Чиклерос, дружище, я рад бы тебя обнять, но я при­стрелю тебя, если ты назовешь меня по имени».

— Да, я ошибся, сеньор Молина, — наконец сказал Чиклерос.

Карлос удовлетворенно кивнул: с ним находился друг.

— Сеньор Молина, — быстро продолжал Чиклерос, — долго объяснять не буду. Служу у них. Месяц проходил специальные курсы. — Он бегло осмотрелся и, не заме­тив ничего подозрительного, сказал самое главное, что вот уже несколько дней должен был кому-то выска­зать. — Я связан с провокатором.

— Вот как? Кто он?

— Не знаю. Позывной — «Королевская Пальма».

— Старый, молодой, высокий?

— Ничего не знаю. Мы встречаемся в эфире. Пока он передает всякую ерунду, но ловят они тебя, команд... сеньор Молина.

— Ясно. Слушай, Чиклерос... Виноват, у тебя есть новая кличка?

— Осталась эта.

— Твой осведомитель связан с нашей партией?

— Я даже решил, что он во главе ее. Но потом уви­дел, что Пальма мало знает.

вернуться

61

Город в Гватемале, близ мексиканской границы.

вернуться

62

Глава городских властей.

вернуться

63

Кастильо Армас в 1950 году участвовал в попытке произ­вести государственный переворот.