Только утром Мигэль смог выбраться в город.

— Я хочу навестить сеньориту Линарес, — объяс­нил он.

— Отлично сделаешь, — одобрил его намерение пол­ковник. — У ее отца большие связи. С этой семьей нам стоит подружиться.

Наконец-то Мигэль вырвался из своего проклятого гнезда. Он идет по улицам и чуть слышно насвистывает мелодию, которую напевала ему мама Кучита:

Хорошо жить на свете, когда ты Мигэль, а не Хусто. Когда рядом друзья, а не враги. Когда ты спишь под открытым небом — в пустом ящике на берегу залива Аматике, а не в богатом особняке на мягкой постели.

— Эй, теленок, да разве так запускают кораблик?

Мигэль подбегает к фонтану, у которого возится ма­лыш, выхватывает фрегат из черепашьего панциря, и через секунду лоскутный парус взвивается над фрега­том и кораблик скользит в чаше бассейна. Мигэль огля­дывается: никто не видел — и ладно, сыну Орральде не очень-то пристало возиться с оборвышами.

Он снова бредет по авенидам, бросая гордые взгля­ды на прохожих.

— Мигэлито! — кричит чистильщик сапог.

— Чего тебе? — отзывается Мигэль и зажимает рот: да ведь окликнули не его.

«Забудь, кто ты, — приказывает себе Мигэль. — Ты Хусто. Хусто Орральде. Вот если крикнут «Хусто», — отзовись».

Торговка, сидя на мостовой, растирает валиками маисовые зерна, замешивает муку и тут же выпекает тортильи. Мигэль смотрит, как ловко прыгают в ее ру­ках зеленоватые валики; он знает, что это вулканиче­ское стекло и окрестности полны им, оно прочнее лю­бого камня. Ноздри мальчика раздуваются от запаха лепешек; он лезет в карман за мелочью, но тут же по­ворачивается и проходит мимо торговки: знатные сеньо­ры не едят на улицах.

Вот и витрина с кофейным кустом. В утренние часы кафе пустует. Мигэль смотрит влево, вправо и отворяет дверь. За столом сидит официантка. «О чем ты задума­лась, Росита? Скучаешь по нашему Пуэрто и по нашему морю? Все это еще вернется. Какая ты красивая, Ро­сита! Я никогда тебе этого не скажу, чтобы ты не за­зналась. Но ты очень красивая. Только кто велел тебе выкрасить блестящие черные волосы? Теперь они ры­жие. Но, когда мы вернемся в Пуэрто, они снова станут прежними».

Росита замечает, что она не одна, и пугается:

— Сеньор, извините... Дева Мария, это ты?

Они стоят друг против друга, и каждому хочется сказать такое, чтобы запомнилось на всю жизнь. Но разум подсказывает иные слова.

— Не ходи сюда больше, — сердится Росита. — За­кусочных много в столице.

Ах, как хочется дернуть ее за косу! Мигэль сейчас проучит гордячку.

— Да нет, я зашел случайно, — небрежно сказал он. — За пером кецаля.

— Зачем оно тебе? — удивилась Росита.

— Нас с полковником пригласили на именины. К од­ной девчонке. Неудобно с пустыми руками...

Краска заливает лицо Роситы. Глаза ее мечут мол­нии. Губы бормочут что-то злое.

— Перо осталось в Пуэрто, — лжет она. — Я его вы­бросила в первый же день.

Нет, такое перо не выбрасывают, и Мигэль об этом догадывается.

— Ладно, обойдусь, — решает он.

— Между прочим, подарки обратно не отбирают, — выпаливает Росита. — Хотя ты всегда был ослом. Дев­чонки тебя так и окрестили: «Голосистый осел».

— Врешь. Они прозвали меня «газетой», а маль­чишки тебя — «москитом».

Росита улыбается:

— Помнишь?

— Я все помню, Росита. И как ты приносила мне лепешки и как столкнула в канаву.

Они, наконец, вспоминают, что стоят не на берегу Аматаке, и Мигэль объясняет, зачем пришел. Если Ро­сита связана с верными людьми, пусть предупредит, что армасовды спохватились. Их известили, что в столице ждут крупного рабочего вожака. Чако отправлен в по­гоню... будто за Кондором. Неизвестный отряд пустил под откос эшелон компании.

— Мигэль, тебе очень трудно у них?

— Очень. Лучше мешки в порту таскать.

— Ты стал джентльменом, Мигэль. И одежда у тебя барская.

— Я стал Орральде, — грустно сказал Мигэль. — Прочтешь обо мне в газете, — не удивляйся. Это буду не я. Это будет другой — тот, Хусто...

Он опустил голову.

— Мигэлито, кецаль мой,[49] — шепнула Росита, но, как ни тихо она произнесла эти слова, Мигэль услышал.

Услышал, поднял глаза, полные боли и счастья, свои большие черные глаза, и срывающимся от волнения го­лосом сказал:

— Росита! Как хорошо, что ты здесь! Как это чер­товски хорошо!

Взмахнул рукой и вышел. Вышел и снова вернулся:

— Передай товарищам... Я выдержу, сколько надо.

Он идет по улицам, и радостно у него на душе. Хо­чется петь и смеяться. Ни за что не пойдет он сегодня к этой липкой трещотке Линарес. В другой раз, не сегодня!

Дождавшись ухода Мигэля, Роб вернулся в кафе и переговорил с Роситой.

— Беги к Ривере, — посоветовал он и устало доба­вил: — Я его увижу к ночи, раньше не добраться.

— Бедный Роб, — девочка взлохматила ему воло­сы. — А почему тебе не сменить дело? Стань тореро, как твой сосед.

— Сеньор Эспада, — засмеялся Роб, — по ночам клянет свое дело.

Так его зовут Эспада? — Росита задумалась. — Я слышала это имя... только вчера. Хозяин говорил с каким-то сеньором Эспада о взрывчатке... Он при­торговывает оружием... Назначил ему встречу в парке «Аврора».

— Взрывчатка   для   боя   быков? — Роб   покачал головой. — Певунья ослышалась или... Впрочем, в сто­лице найдется еще десяток Эспада. Мой — не торгаш.

Часом позже Росита вышла из кафе и направилась тем же путем, каким на днях бежали Андрес и Рина. Она хорошо запомнила обоих приветливых и сердечных студентов. С того дня они не появлялись. Настоя­щие люди, — решила про себя девочка. Запомнила она и других студентов. Тот, что сидел рядом с Риной — его называли Адальберто — все время острил и смеял­ся и мешал Андресу вести серьезный разговор. Росита убирала с соседнего стола, когда появился бегущий человек, и услышала, как Адальберто оказал Рине: «Надо его отстоять!» Потом он сказал громче: «Не сидеть же нам, когда убивают человека!» Росита ви­дела, что в конце потасовки Адальберто смешался с другими посетителями кафе, но удалось ли ему спас­тись, — не знала.

Росита — у того же подъезда, в котором скрылись Андрес и Рина. Но ей это неизвестно. Она не входит в патио, но поднимается по узкой лесенке на второй этаж и минует галерею комнат. Легко стучит в послед­нюю дверь. Ждать надо долго. Такое условие. Из патио выходит высокий худощавый человек, с улицы подни­мается по лесенке вслед за Роситой и издали всматри­вается в фигурку девочки. Он подходит, молча кивает и отворяет дверь. Комната имеет два выхода: второй — в патио. На столе — наждаки, сверла, тисочки, в углу груда заготовок.

Ривера внимательно выслушивает Роситу, часто переспрашивает. Он взволнован. Его измученное бес­сонницей лицо заострилось, нахохлилось.

— Печально, — говорит он, — очень печально.

Его интересует Мигэль. Как от держится? Вошел ли в свою роль? Что просил для себя?

— Он оказал так: «Продержусь, сколько надо бу­дет», — с гордостью повторяет Росита.

— Вы дружите? — быстро спросил Ривера.

Росита покраснела.

— Да... Но он не потому пришел.

— Может быть, вы и сумеете когда-нибудь видеться чаше, — мягко сказал Ривера. — Дружба — самое пре­красное, что есть у юности. Но пока ему нельзя прихо­дить. Пока нельзя. Как нам всем нужен Карлос! — вздохнул он. — Спасибо, Росита; я приму  меры.  Да, послушай, — оживился  Ривера, — стычка в кафе была при тебе? Расскажи. Все, что видела и слышала.

...В дверь постучали.

— Выйдешь через сад, — быстро сказал Ривера. — Вот в эту дверь. Я бываю здесь только по средам, остальное время в отеле. Приходить туда не надо, но вызвать по телефону можешь. Как обычно: «Урок фо­нетики мы перенесли на завтра...» Если сверхсрочное...