— Хосе, а вдруг сами рисунки наводят на след? Если знаешь шифр...
Хосе сел на землю и, глядя куда-то вдаль, тихо ответил:
— Наранхо, мы проиграли. Мы не умеем читать на стелах. Но мы будем ждать, Наранхо.
Они не проиграли.
На пятый день, когда мальчишки подошли к столбу, они нашли на его боковой поверхности, почти у самой земли, две легкие царапины.
Схватившись за руки и присев на корточки, мальчики всматривались в царапины так, будто разглядывали сокровище.
— Вчера их не было, — шепотом произнес Наранхо.
— Не было, — подтвердил Хосе. — Что изображают?
— Царапина изображает царапину, — пояснил Наранхо.
— Догадался, — шепотом сказал Хосё. — Одна царапина — цифра один. Надсмотрщик вместо связки бананов тоже ставил колышек. Две царапины...
— Одиннадцатого, — вдруг сказал Наранхо. — Они нас ждут одиннадцатого. А сегодня десятое. Давай покажем, что мы прочитали.
Подумав, ребята выцарапали букву «К»— первую букву от слова Кондор. К вечеру прежние цифры были стерты, а вместо них появилась новая цифра — 9 и легкая стрелка, указывающая вниз.
— Девять шагов вниз, — вслух размышлял Наранхо.
Хосе вскрикнул:
— Куда вниз, Наранхо? Они нас ждут здесь. У стелы. В девять часов вечера.
— Почему вечера?
— К девяти стемнеет. Здесь никого не будет. А для верности напишем, как на железной дороге: двадцать один час. Это все равно как девять вечера.
Санчео ждет ребят.
— Ваш Нингуно несколько раз просыпался... Смотрит и молчит.
— Сеньор Санчео, — взмолился Хосе, — можно нам к нему? На минутку. Он нас узнает.
— Нет, племянник. — Санчео даже взмахнул рукой для убедительности. — Он никого не узнаёт, а девушку вы подведете. Тереса — клад.
Хосе и Наранхо еле дождались темноты. День, как назло, тянулся особенно долго. Зной стоял такой, что люди и птицы попрятались в своих жилищах. Казалось, плавится и воздух. Если всмотреться, — можно было увидеть, как он вибрирует.
Мальчишки забились в беседку, сооруженную из старых рельсов: она стояла между вокзалом и лесом; обвивающий ее плющ служил туристам укрытием от солнца. Но сейчас даже плющ не спасал.
Путевой обходчик долго не понимал, зачем ребятам понадобился фонарь. И вообще зачем уходить в темень?
— Нечего в молчанку играть, — рассердился он. — Сидите до утра. И без писка!
Пять минуг они просидели молча. Потом Хосе встал:
— Спасибо за все, сеньор.
Ребята пошли к двери.
— Ладно, — уступил обходчик. — Но возвращайтесь сюда. — Дал старый фонарь, подтолкнул их к двери да еще каждому всучил по красному плоду в форме звезды. — Карамболь и еду и питье вам заменит, — проворчал он. — А фонарь вернуть!
Наверно, страшно пробираться в кромешной тьме в мертвый город. Но еще страшнее подумать, что чью-то шутку ты принял за серьезное приглашение, что каменные громады снова посмеются над тобой.
Не шелохнувшись стоят деревья-исполины. Спят памятники. Пустует площадь. А небо придвинуто к земле так близко, что кажется, протяни руку — и ты коснешься черного бархата; пошевели его — и посыплются звезды, подставь ладонь — и почувствуешь ласковое прикосновение золотого дождя.
— Хосе, — шепчет Наранхо, — как мы узнаем, что уже девять?
— Нам не надо знать, — отвечает Хосе. — Пусть они знают. Мы можем ждать полночи и ночь.
Они садятся у своей стелы прямо на землю, еще горячую от дневного жара, прижимаются друг к другу и, чтобы не заснуть, освещают фонариком то одно дерево, то другое. Так проходит около получаса.
— Погасите фонарь! — раздается приятный молодой голос. — Очень ослепляет.
Хосе быстро прикрывает стекло фонаря ладонью. В темноте трудно разглядеть того, кто отделился от деревьев и подошел к стеле. Минутная пауза. Пришедший вглядывается в ребят.
— Сеньор, — окликает он своего спутника, — здесь мальчишки и никого больше. Мы можем походить и поспорить об этих руинах, не боясь, что нам помешают.
У Наранхо вырывается возглас разочарования: тот самый юноша, с которым он говорил у стелы! А спутник его — тот же бородач. Не обращая внимания на застывших ребят, юноша и старик обходят стелу и продолжают начатый спор о ее истории.
— Надо уходить, — шепчет Наранхо. — Напутали мы.
— Ты очень быстрый, Наранхо, — с насмешкой говорит Хосе. — Подумай, — зачем им смотреть стелы ночью, когда есть день?
— Днем здесь люди, шум...
— Десять человек на огромной площади не мешают один другому.
— Значит, ты думаешь?..
— Думает ученый. Хосе — пеон. Пеон привык ждать.
Юноша и старик отошли, снова приблизились.
— Сейчас девять часов, — громко сказал юноша.— Точные люди могли успеть в срок. Они не успели. Будем выбираться.
— Я знаю точных людей, — обратился Хосе к Наранхо, но так, чтобы его услышали незнакомцы. — Их ждали на пять дней раньше. Они опоздали. Они теперь жалуются на других.
Юноша подошел поближе и зажег спичку, чтобы осветить лица мальчишек.
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
— Читаем вывески на камнях,— довольно смело ответил Хосе.
— А я-то думал, кто это царапает на стелах, — засмеялся юноша. —И буква «К» ваша?
— Да.
— От какого же она слова откололась?
— От слова Кон... Юноша остановил его:
— Такими словами не швыряются... Поезд из Пуэрто, — сказал он со значением, — выходит утром, в столицу приходит вечером.
Хосе почувствовал, что незнакомец сказал пароль и ждет условленного ответа.
— Не ждите от нас пароля, сеньор, — грустно сказал Хосе. — Человек, который его знает, тяжело заболел.
— Сеньор Молина, — окликнул незнакомец своего спутника, — подойдите сюда. Непредвиденное затруднение.
Через несколько минут Андрес и Молина легко убедили мальчиков, что они и есть те самые, с которыми должен был встретиться еще один человек. Имени его им даже не назвали. Хосе скупо рассказал, что случилось с их другом и где он сейчас.
— Что же делать? — заволновался Молина.
— Утром мы к нему пойдем, — начал было Хосе.
Андрес перебил его:
— Вот что, мой дорогой Хосе, — будь не так темно, мальчики увидели бы на его лице сконфуженную улыбку, — нам, быть может, придется работать вместе. Договоримся с самого начала: никто ничего не делает и никуда не идет без разрешения старшего.
— Старший у нас другой, команданте...
— Пока он болен, старшим буду я. Уясните это хорошо, или мне придется расстаться с вами и найти себе других помощников. И не сметь выходить из будки обходчика! Ни на минуту.
— Откуда вы знаете? — удивился Наранхо.
— Когда человек живет долго под чужим именем, — засмеялся Андрес, — он невольно становится наблюдательным. Вы даже не дали себе труда оглянуться, подойдя к будке.
Наранхо сказал «да». Хосе колебался. Андрес не дал ему времени на раздумье.
— Хосе,—строго сказал он, — разве там, откуда ты пришел, каждый делал, что хотел? Или ты думаешь спасти команданте, если будешь тянуть не за тот узел, что тяну я?
И Хосе сдался.
А человек, которого они боялись назвать по имени, даже по кличке, ради которого находились здесь, в мертвом городе, начинал приходить в себя. Карлос Вельесер уже несколько часов пытался восстановить в памяти цепь событий, разорванную лихорадкой. Несколько раз к нему обращалась девушка, которая заботливо поправляла подушки и поила его лекарством. Он догадывался, что находится у нее в доме, следил за ее ловкими движениями, за каштановой прядью волос, которая выбивалась из-под косынки и которую девушка то и дело подбирала. Она стояла к нему в профиль. По резко очерченному подбородку, по надменным и замкнутым линиям губ Карлос угадал в ней волю и скрытую силу. Девушка неожиданно повернулась, и Карлос не успел закрыть глаз.
— Это нечестно! — заявила она. — Я шесть суток выхаживала вас, а вы не хотите даже подать знак, что пришли в сознание.
— Шесть суток? — Карлос попытался сесть, но голова его упала на подушку; он застонал. — А как же?.. Шесть суток...