– Боже мой! – говорит мама. – Что произошло?

– Похоже, что его обвиняют в изнасиловании. Я уверен, это не правда... возможно, это один из тех случаев, когда они были слишком пьяны, и она пожалела об этом позже.

Я замираю, не в силах думать, не в силах дышать.

– Это ужасно, – говорит отец. – После обеда, думаю, будет для всех разумно навестить Брюеров. Мы давно с ними не виделись, и было бы хорошо отплатить уважением и помочь им, чем сможем.

– Нет, – говорю я, слово вылетает из моего рта.

Кэрри сильнее сжимает мое бедро, Джессика открывает рот в изумлении. Джулия и Крэнк уставились на меня, а отец внимательно разглядывает. Однако моя мать та, кто говорит.

– Александра, я понимаю, что, не смотря на наши усилия, тебе никогда не нравился Рэнди. Но ты будешь вежлива за этим столом. И поедешь с нами, как предложил твой отец. Он хороший молодой человек. Я уверена это обвинение не что иное, как ложь.

Я наклоняюсь вперед на своем стуле, мой желудок сводит судорогой, и стискиваю зубы, пытаясь сдержать ярость, которую я прежде не ощущала. Я могу чувствовать, как она устремляется по моему телу, и на секунду я хочу что-нибудь разбить, все что угодно.

– Твоя мать права, – говорит отец. – Если бы это зависело от меня, ты бы отказалась от щенячьей любви к этому солдату и вышла замуж за Рэнди.

Я парализована. Не могу ничего сказать, потому что если начну, то не буду в состоянии остановиться. Я протягиваю руку, пытаясь взять свой бокал, и в конечном итоге проливаю его содержимое. Теперь все члены моей семьи смотрят на меня, шокированные моим странным поведением, или в случае Джессики и Кэрри – в ужасе.

Моя мать вскакивает на ноги, хватает несколько салфеток, которые мы используем, чтобы впитать пролитое вино. Как только мы заканчиваем, отец говорит:

– Надеюсь, разговор окончен.

Я качаю головой.

– Прости?

Я смотрю на него, не в состоянии держать все внутри. Слезы текут по моему лицу.

– Я не поеду никуда к его родителями. Или к нему домой. Понимаешь меня? – ярость и горечь в моем голосе удивляет даже меня.

– Я не понимаю, – вмешивается мама. – Что нашло на тебя, Александра? Рэнди Брюер симпатичный молодой человек...

– Ради Христа! – выкрикивает Кэрри. – Вы не видите, что делаете с ней? Когда вы двое стали такими невежественными?

– Что ж, я не... – начинает говорить мама, потом затихает.

Голос моего отца холоден.

– Как ты смеешь говорить с нами подобным тоном, юная леди.

Кэрри поворачивается к нему, в ее глазах ярость.

– Как вы смеете продолжать причинять боль собственной дочери? – кричит она. – Разве вы не видите это? Даже если вы не знаете деталей, разве вы не видите боль, которую причиняете ей? Ради Бога, тот бедный приятный молодой человек, о котором вы говорите, дважды пытался изнасиловать вашу дочь!

Боже. Кэрри, зачем ты ляпнула это за обеденным столом. Я в ужасе встречаюсь взглядом с Джулией, затем на секунду с отцом. Затем я прячу лицо в ладонях.

– Прости, Алекс, знаю, что обещала, не говорить им. Но если ты не сделаешь, то сделаю это я. Я не позволю им тебя мучить.

Мама в шоке говорит:

– Кэрри, мы никогда бы не причинили ей боль…

– Ты не знаешь, о чем говоришь, мама! Пока не выяснишь всего, не могла бы ты любезно заткнуться?

За столом абсолютная тишина.

Сара поворачивается ко мне и тихим, нежным голосом говорит.

– Алекс, я знаю, что ты боишься. Но мы твоя семья. Позволь мне рассказать им.

Я прячу лицо в руках и плачу. Сара придвигается и обнимает меня, утыкаясь лицом и волосами мне в плечо, Кэрри кладет руку на другое плечо, и очень тихим голосом говорит:

– Рэнди пытался изнасиловать ее в своей комнате прошлой весной. Но вмешались его соседи. Она не заявила и никому не рассказала. Но пару недель назад это снова случилось. Он напал на нее в гостях, Дилан Пэриш оттащил Рэнди от нее, они подрались, и... Дилан избил его. Ему предъявили обвинение в нападении. Но ты должен послушать меня, отец. Я знаю, тебе не нравится Дилан. Я знаю, никогда не нравился. Но он спас твою дочь. Так что лучше проглоти свою неприязнь. Лучше прибереги ее для себя. Потому что когда полиция обвинила Дилана в нападении, они просто позволили Рэнди Брюеру уйти. И поэтому он пошел, выследил девушку до ее дома и изнасиловал ее.

Я начинаю плакать еще сильнее.

– Я не знал, – говорит отец.

Я сжимаю кулаки и смотрю на него, меня охватывает ярость.

– Ты не знал? Ты знал, что Дилан был ранен прошлой весной! Ты знал, что причина, по которой он не писал мне, была в том, что он не мог, потому что он был тяжело ранен! Ты знал! И ты не сказал мне!

Мама вздыхает.

– Александра, ты не знаешь этого.

– Да, я знаю! Отец писал ему. Он сказал Дилану держаться от меня подальше, потому что он недостаточно хорош для меня, – я поворачиваюсь к отцу. – Когда мужчина, которого я люблю, был при смерти в больнице, почти потерял ногу, ты просто отвернулся. И ты лгал мне насчет этого! Не говори мне, что ты знаешь или не знаешь, папа. Никогда не говори о том, что ты знал.

Лицо отца полностью бледнеет. Джулия смотрит на него, на ее лице отвращение, и говорит:

– Это правда?

Он закрывает глаза, затем один раз кивает. Через некоторое время, он бормочет:

– Возможно, я был неправ.

Кэрри берет меня за руку и говорит.

– Ты можешь извиняться за что хочешь, папа. Но прямо сейчас у этой семьи проблемы. Потому что Дилан и Алекс любят друг друга. И у тебя есть выбор, отец. Ты можешь оставить свое притворство, придерживаясь сценария, расписывающего наши жизни вплоть до того, кого нам любить. Или ты можешь поддержать свою семью и оказать поддержку. Алекс, пойдем наверх. Прямо сейчас тебе это не нужно.

Она поднимает меня, и я следую за ней все еще в шоке.

– Стойте, – говорит отец. Спина Кэрри прямая, и я поворачиваюсь к нему лицом.

Он выглядит по-другому. Как-то меньше. Менее уверенным в себе. Я делаю глубокий вдох, готовая прокричать отказ прямо ему в лицо, когда он говорит:

– Это правда? Дилан... он... вмешался и остановил Рэнди от изнасилования?

Я медленно киваю.

Он тоже кивает, затем говорит:

– Что ж. Похоже, я ошибся в твоем молодом человеке. И... Алекс... прости меня. Я не прошу твоего прощения. Не сейчас. Но... я прошу у тебя второго шанса. Чтобы исправить это.

Моя нижняя губа дрожит, и он становится размытым. Я смотрю на отца, и киваю. Это все, что ему нужно слышать. Он обходит стол и заключает меня в объятия. Затем я чувствую, как меня окружают сестры, даже Джессика и Сара обнимают меня вместе, как всегда делали, в большие объятия. Я чувствую, как мышцы в моем теле расслабляются, когда семья поддерживает меня, окутывая и делая боль меньше, более управляемой.

Похоже, проходит много времени, прежде чем мы заканчиваем объятия и занимаем свои места за столом. Моя мать в слезах, как и я.

Крэнк улыбается мне, затем шутливо говорит:

– Вот что я люблю в семейных обедах. Никогда не соскучишься.

Вот тогда в дверь звонят.

Мама бормочет:

– Боже, кто это может быть? Ужин остынет, прежде чем кто-либо попробует кусочек.

– Я открою, – говорит Сара, когда Джессика просто встает. Они смотрят друг на друга, первый взгляд, который я наблюдаю между ними за два дня, и он не свирепый. Затем, без слов, они обе покидают столовую.

Две минуты спустя я слышу, как Сара зовет от входной двери.

– Александра! Тебе нужно подойти к двери!

Глава 16

На картонных карточках?

(Дилан)

– Это он, – говорю я таксисту. Счетчик показывает сорок пять долларов. Черт. Я протягиваю водителю деньги, открываю дверь и вылезаю. У меня только небольшой рюкзак. Оставив Нью-Йорк, я думал, что одной-двух смен одежды будет достаточно. Возможно, это самая короткая поездка, в конце концов. И даже если это не так, я всегда могу достать одежду. Ждать целый час багаж, когда вместо этого я мог бы быть уже здесь? Это нечто совсем другое.