Это было странно. Мы никогда не шли в патруль без оружия. Этого просто не случалось. Я имею в виду, что жители здесь были довольно доброжелательны… по крайней мере, они не пытались убить нас. Но плохие парни всегда были в этой части города. Я был напряжен, и я знал, Робертс тоже. Мы все были.
Мы были в деревне около сорока пяти минут. И за эти сорок пять минут плохие парни добрались до туда. Они установили придорожные бомбы и засели на пути между деревней и нашим основным лагерем.
Иногда мне снится, что я отправляюсь к лагерю из той чертовой деревни. Я могу сказать, что произойдет, я знаю, это случиться, я хочу просто накричать на Сержанта Колтона, на Шермана или Робертса или даже на самого себя, и рассказать им, что там засада. Я пытаюсь не дать этому случиться, но, не смотря ни на что, мы продолжаем двигаться по этой дороге. Мы продолжаем ехать вниз, пока не раздаются взрывы, и моего самого лучшего друга не измельчает. Его кровь покрывает хаммер, в мою ногу попадают осколки, пуля, и затем я вылетаю из машины на землю. Я не помню, чтобы кричал, не помню просто сидел ли я там, надеясь умереть, потому что это была моя ошибка, что в нас попали, это была моя вина, что мы вышли в патруль.
Я хотел бы умереть. Потому что, если бы не я и моя вспыльчивость, Робертс был бы жив. Если бы не я, его родителям в Алабаме не пришлось бы закапывать их единственного сына глубоко под землю из-за какой-то глупой войны в стране, находящейся на другом полушарии.
Это была моя вина.
Алекс писала мне снова и снова. Каждый день в течении полторы недели или около того. Она прислала мне одиннадцать ежедневных писем, пока я попадал в неприятности, когда у меня умер лучший друг, а я был переведен в Баграм23, а затем в Германию без сознания с раненой ногой.
На десятый день она потеряла терпение, которое у нее было.
20 февраля, 2012 год. 04:20
КОМУ: [email protected]
Дилан,
Я плакала всю ночь, и Келли сказала мне, что пришло время отпустить тебя. Ты разбил мое сердце. Из всего, во что я верила в тебе, я никогда не думала, что жестокость была частью того, кто ты есть. Если бы ты только знал, что ты сделал. Я закончила оплакивать тебя. Мне интересно, где ты. Каждый день я как одержимая проверяю газеты, ища новости, что ты ранен. Я проверяю списки раненых и пропавших без вести, ужасаясь, что тебя там убьют. Я сделала все от меня зависящее.
Надеюсь, ты найдешь способ ужиться с собой. Но не стоит ожидать, что я прощу тебя.
Алекс.
О, Алекс. Я не знал. Не знал. Как я мог ожидать, что она простит меня, когда не мог даже себя простить. Я не заслуживал чертового прощения. Я разбил ей сердце. Я убил Робертса, и сломил его родителей. Когда я ездил к ним этим летом, я не смог сказать им правду. Я рассказал им, что он был хорошим другом, обо всех днях, что мы провели вместе. Рассказал им все смешные истории. Я разделил пиво с его отцом, и мы вместе плакали. Но я не сказал им правду. Я не сказал им, что их сын умер по моей вине.
Моя жизнь распланирована
(Алекс)
Как всегда аэропорт Джона Кеннеди переполнен. Стоя недалеко от охраны, я жду Кэрри, чувствую одновременно радость, что увижу ее, и подозрительность ее приезда. Почему подозрительность? Потому что три дня назад в разговоре с мамой я обмолвилась, что видела Дилана.
– Дилан? Это тот мальчик, который приезжал к тебе в гости? Тот, который ушел и вступил в армию?
– Да, мам. Он был ранен в Афганистане и собирается в Колумбийский университет.
Последовала длинная, неловкая пауза. Затем она говорит:
– Ты уверена, что это хорошая идея?
– Да, – отвечаю я просто. Я не собираюсь втягиваться в затянувшийся спор о Дилане. У нас таких было достаточно за последние три года.
– Я просто думаю, что тебе нужно сосредоточиться на своей школьной работе, Александра. Не на мальчиках… особенно не на этом. Он причинил тебе боль. И твои оценки пострадали из-за этого.
Мои оценки страдали из-за этого. Конечно, это то, о чем она заботилась. Я получила четверку прошлой весной по курсу сравнительного религиоведения.
Это первая четверка... потому что у меня их никогда не было. Можно подумать, что я убила кого-то, и это вызвало конфликт дома. Когда родители увидели мои итоговые оценки, они наказали меня. Мне было девятнадцать, я уехала из дома в университет, а мои родители думали, что было целесообразно наказать меня. Можно сказать, что они чрезмерно контролируют все?
Но они такие, какие есть.
Мне удалось подвести разговор с мамой к приятному завершению, но на следующий день я получила сообщение от Кэрри:
«Прилетаю в Нью-Йорк в воскресенье. Можем встретиться?»
Я сразу поняла причину. С одной стороны, Кэрри была в аспирантуре и также зависела от отца, как и я. Откуда она взяла деньги на вылет из Хьюстона в Нью-Йорк в последнюю минуту перед вылетом? Отец. А это означало, что она была отправлена шпионить за мной и выяснить: насколько у меня все серьезно с Диланом.
Если они хотя бы узнают, что я планировала переспать с ним сегодня ночью, они объявят боевую готовность. Но у меня появилась безумная мысль, что я должна рассказать Кэрри, просто чтобы вызвать реакцию.
И вот она, выходит с самолета, неся большую сумку. Как всегда она выглядит как модель с подиума. Длинные каштановые волосы, как у меня, но как всегда лучше подстриженные и густые. Вместо обычной одежды, которую можно одеть для самолета, она одета в шикарное платье в цветочек, которое, вероятно, стоит больше двух тысяч долларов, и в потрясающие черные кожаные сапоги до лодыжек на трехсантиметровом каблуке. Сказать, что я никогда не завидовала своей сестре Кэрри то же самое, что сказать, что океан – это маленький пруд. Когда я была рядом с ней, я ощущала себя несовершенной младшей сестрой, которая никогда не сможет оправдать достижения старшей сестры, ее красоту или харизму.
Она улыбается и машет, когда замечает меня. Я улыбаюсь в ответ и тоже машу. Когда она подходит ко мне, мы обнимаемся. Она, по крайней мере, на шесть дюймов выше меня, и в сочетании с каблуками заставляет меня чувствовать, что мне все еще двенадцать лет.
– Александра, я так рада видеть тебя! Я так сильно скучала по тебе!
– Я тоже скучала по тебе, Кэрри.
– Мы должны с тобой о многом поговорить, я так рада, что приехала навестить тебя!
Я улыбаюсь, все еще ощущая дискомфорт.
– Ты голодна? Можем пойти пообедать?
Она кивает.
– Да, давай сделаем это. Я выехала рано утром, нам не нужно ждать багаж.
– Чудно, – говорю я. – Мы можем вернуться в университет на такси и поесть в «Закусочной Тома».
Она усмехается, счастливо кивая.
– Мне нравится, я не была там с тех пор, как выпустилась. У меня там было много поздних ночей.
Я улыбаюсь ей в ответ. – Да, у меня тоже.
Итак, мы сели в такси. По дороге в город мы болтали о разных мелочах. Учебе. Она училась на бакалавра на факультете поведенческой экологии, или что-то типа этого. Кэрри всегда немного фанатела от науки. Учитывая, что оставшиеся члены семьи были закоренелыми гуманитариями, ее любовь к науке делала ее белой вороной в семье, но я всегда думала, что это классно. Она серьезно поругалась с папой, когда выбирала факультет. Он хотел, чтобы она последовала по его стопам и пошла на международные отношения.
Я гордилась тем, что она пошла против воли отца. Одного посла в семье было достаточно, по моему мнению, а иногда меня тошнило от того, что он с мамой пытался полностью контролировать наши жизни. Единственной свободной от всего этого стала Джулия. Она получила степень бакалавра в Гарварде, затем показала папе средний палец и сбежала со своим парнем Крэнком. Да, на самом деле. Крэнк гитарист в панк-рок-группе. Последние пять лет они успешно гастролируют по стране, и развлекают семью по праздникам. В сравнении с этим, восстание Кэрри было незначительным.