Изменить стиль страницы

Петр, скептически посмотрев на мою легкую одежонку, развернул свой сверток, достал такой же, как у него, плащ и дал мне: «Набрось на плечи — без него продует насквозь. Не бойся, там никаких паразитов нет». Последнее он добавил, когда я начал внимательно рассматривать эти брезентовые доспехи — плащ с капюшоном, который пристегивался. Я, естественно, поблагодарил и надел. Петр кое-что поправил и, любуясь своей работой, оценил: «Вот теперь нормально».

До Кандалакши наш товарняк «пролетел» без единой остановки. Петр оказался неразговорчивым, да и у меня не было желания говорить о чем-то постороннем — все мысли были в Кандалакше. Правда, кое-что я выяснил. Оказывается, сам он родом из Медвежьегорска, а свояк его — сверхсрочник, механик-водитель танка, служит в учебно-танковом батальоне в Пиндушах, где я когда-то проходил курсы танкистов (я припомнил этого старательного и опытного старшего сержанта). Кроме того, я понял, что состав в основном предназначен в Харьков (в порту загружали какое-то оборудование), но вторая половина будет отцеплена в Петрозаводске. Вот почему сам Петр и располагался в месте расцепки.

В Кандалакшу прибыли около двух часов ночи. Распрощался с Петром, как с родственником. Пожелал ему всего наилучшего, пригласил в гости в Кандалакшу. Он все улыбался своим щербатым прокуренным ртом и ничего не говорил. Лишь в конце выдавил:

— Ну, бывай..

Я отправился в военный городок пешком — так быстрее, чем звонить от коменданта и вызывать машину. Шел, так же как летел и ехал, и «перебирал все косточки» своим вышестоящим начальникам. Ну, неужели нельзя все сделать по-человечески, предупредить заранее? Это хорошо, что мне так повезло с перекладными. А если бы не было самолета или не посадили — ведь все билеты были проданы за месяц, это август, время массовых отпусков. А если бы не было вообще никакого поезда? Да в конце концов я лично обязан же подготовиться!

Иду, а сам смотрю на военный городок: во всех окнах свет, все улицы освещены. Внутри снуют легковые машины. Кругом люди. Захожу на контрольно-пропускной пункт, меня останавливают вопросом:

— А вы к кому?

— То есть как к кому?! К себе. Я же командир дивизии полковник Варенников. Вы что?!

— Ox, извините, товарищ полковник, не узнали. Но откуда вы такой?

До сих пор вспоминаю этот вопрос моих солдат и сопоставляю его с вопросом милиционеров к Борису Николаевичу Ельцину, когда тот пришел к ним на пост мокрый, грязный и с цветами, будто бы кто-то сбросил его с моста в речушку, накинув на голову мешок.

Однако, придя домой, глянул на себя в зеркало и ахнул: все лицо в саже и пыли, рубашка замызганная, небритый. В общем, как пещерный человек. Хорошо, что и в таком виде солдаты признали, а если бы задержали? Вот был бы номер!

Вызвал машину. По телефону переговорил со своим незабвенным другом, товарищем и сослуживцем — армавирским земляком, а ныне начальником штаба дивизии полковником Дубиным (служба опять нас свела в одну «семью») и с заместителем командира дивизии полковником Бринбергом (а на Рыбачем у меня был заместителем командира полка подполковник Гринберг). Оба были рады, что я уже на месте, и крайне удивились, что в такое жаркое для транспорта страны время мне удалось добраться в столь короткие сроки.

Мигом распределили обязанности: Дубин остается в штабе и оттуда осуществляет координацию, а Бринберг же отправляется сейчас на вокзал встречать комиссию. Мы встречаем вместе и с помощью группы офицеров развозим и разводим всех по гостиницам. Те, кто будет проверять гарнизон Пинозеро, сразу выедут на место. Группа, проверяющая гарнизон Ахмалахти (а там одна треть дивизии), может отдохнуть до утра в Кандалакше и затем отправиться на место или же в сопровождении заместителя командира дивизии отбыть сразу. Это решим на месте с руководством комиссии.

Я быстро привел себя в порядок, надел полевую форму, ведь все может быть — а вдруг поднимут по тревоге? Кстати, сказал и Дубину, чтобы он передал об этом в части. На вокзал приехал, когда до прихода поезда оставалось еще 12–15 минут. Гляжу — по перрону прохаживается командующий армией. Я подошел, представился.

— А ты откуда? — обрадовался Куликов.

— То есть как откуда? Из Гурзуфа. Отдохнул, хватит шляться по курортам, да еще и летом. Надо совесть знать. Вот и прискакал.

— Однако «прискакал» весьма оперативно. Я только не пойму, каким поездом?

— Товарищ командующий, после я все подробно доложу. Но хотелось бы знать, почему же все получилось внезапно? Ведь объект, сроки проверки и программа обычно известны минимум за неделю!

— Верно. Но в данном случае «намудрил» округ. Они даже меня не предупредили, хотя все заранее знали и программу имели на руках. Инспекция наметила проверить мурманскую 131-ю дивизию. А командующий войсками округа уговаривал проверить вашу 54-ю. Это тянулось до самого последнего момента, когда уже подоспела пора выезжать инспекции и были взяты билеты на поезд. Тогда Казаков обращается с этой просьбой непосредственно к министру обороны. При этом говорит, что 54-я дивизия и по пути движения инспекции, и Военный совет просит… Министр дал согласие. вслед за этим последовали соответствующие распоряжения, в том числе и в Гурзуф. Я приехал вчера, мы с группой поработали со штабом дивизии и в частях. Думаю, что, хотя все и произошло внезапно, мы должны отчитаться достойно.

И смотрит на меня вопросительно.

— Конечно, — говорю я, — будем стараться изо всех сил.

Подошел поезд. Команда приехала огромная. Когда «инспектирующие» высыпали на перрон, это произвело такое впечатление, будто в поезде ехали одни военные. Руководитель инспекции здесь же согласился с нашими предложениями развести членов его «команды» по проверяемым гарнизонам (оказывается, они уже в поезде сделали соответствующие перерасчеты), затем пригласил старших, я свел их с нашими офицерами, и все отъезжающие в другие гарнизоны отправились к своим автобусам. Затем мы договорились, что все остальные развозятся по гостиницам в нашем военном городке, устраиваются, а в 9.00 после завтрака встречаемся в штабе для разрешения всех организационных мероприятий.

Забегая вперед, скажу, что наша дивизия на этой проверке отчиталась весьма успешно. Поэтому, дабы меня не упрекнули в самовосхвалении, я опущу подробности, сразу перейду к принципиальному для нас итогу, но коснусь только отдельных эпизодов, где нам пришлось изрядно поволноваться.

Главным для нашей дивизии итогом было то, что она попала в приказ министра обороны. Оказывается, в 1964 году очень широко проводилось инспектирование многих военных округов, групп войск и флотов. И впервые был издан приказ министра обороны, где отмечались лучшие дивизии Вооруженных Сил СССР. Среди Сухопутных войск было отмечено шесть дивизий из двухсот девяти, входивших в их состав. В числе этих шести оказалась и наша 54-я мотострелковая дивизия. Но каких это стоило трудов! Кто подвергался проверке той еще Главной инспекции, которая была и интеллектуально, и профессионально, и морально-нравственно на должной высоте, тот знает, чего стоит получить у нее хотя бы тройку, не говоря уж о четверке и тем более пятерке.

Кстати, в числе шести была отмечена и 20-я Гвардейская стрелковая дивизия, которой в то время командовал генерал-майор Н. В. Огарков. В последующем нас свела судьба в Генеральном штабе Вооруженных Сил. Он был начальником Генштаба, а я — первым заместителем начальника Генштаба — начальником Главного оперативного управления.

Итак, наша дивизия вошла в число лучших в Вооруженных Силах. Не скрою, мне особо приятно было видеть, что командир дивизии, как и другие, тоже был отмечен в приказе министра обороны СССР. Но на пути к этому было преодолено столько препятствий! Отмечу только кульминацию. Когда вопрос оценок для всех полков был решен и уже вырисовывалась общая хорошая оценка, а в разделе боевой подготовки огневая подготовка дивизии могла быть оценена отлично, возникло одно «но». По положению, общая оценка дивизии не может быть выше оценки ракетного дивизиона. А с ним еще не проводилось главное — тактическое учение с пуском ракеты. Это учение обязан был проводить командир дивизии лично. Но практически бессонные ночи на протяжении всей проверки, начиная с момента моего прибытия, конечно, уже давали себя знать, хотя, в принципе, на здоровье я не жаловался. Но к тому времени я был измотан до предела и надо было поспать хотя бы несколько часов. Однако выкроить пару-тройку часов для этого не удавалось. Накануне учения в 22.30 меня вызвал генерал-лейтенант Борис Иванович Баранов, приказав захватить с собой план проведения учения. Доложил я ему нормально, к моему плану он отнесся одобрительно. Однако в итоге сказал: