Экипаж обеспечили хорошим питанием, двумя большими термосами горячего сладкого чая и дополнительной радиостанцией. Чтобы «противник» не обошел по озеру, — взорвали толстый лед поперек, создав огромную полынью. А дороги по тому берегу озера нет.

Когда передовые подразделения наступающих войск прошли по этой узкой дороге почти два километра и уперлись в тягач — начались «концерты». Все и всё встали. Колонна растянулась на дороге в несколько десятков километров. А руководство штаба считало, что если передовые подразделения выйдут к Кольскому заливу, то можно считать — дивизия с задачей справилась и учение надо заканчивать. И вдруг срыв! Все недовольны. Одни мы не знаем, что нам делать, — радоваться или горевать. Все зависело от того, как расценит наши действия руководитель учения.

Из тягача наши ребята постоянно докладывают, что им стучат, угрожают, говорят, что подожгут или сбросят в озеро, если по-хорошему не уйдут сами. Из штаба руководства мне звонят:

— Ну, как?

— Стоим. И они стоят. Хотя через Килп-Явр можно было бы сделать обходной маневр. Но это большой труд и времени требуется не менее суток.

Штаб руководства решений не принимал. А командир 131-й мотострелковой дивизии генерал В. Т. Ягленко считал, что он здесь, на дорожном направлении, имеет достаточно сил, чтобы протаранить нашу оборону. В реальных боевых условиях таран безусловно был бы произведен. Наконец, Виктор Титович Ягленко через узел связи штаба руководства вышел по телефону на меня:

— Слушай, Валентин Иванович, ну убери ты этот ржавый тягач. Ведь на войне так не бывает. Я бы его разнес в прах. А из-за него учение остановлено.

— Товарищ генерал, дорогой Виктор Титович (у нас с ним были добрые отношения), поставьте себя в мое положение. Полку поставлена задача: не допустить прорыва противника (т. е. 131-й дивизии) к Мурманску. Вы правы — на войне тягачом дорогу не закроешь, но я хотел подорвать скалу у озера и завалить дорогу. Вы вообще бы недельку копались, коль уперлись только в дорогу, хотя можно сделать и глубокий обход.

Виктор Титович был эмоциональный и экспансивный.

— Мать-мать-перемать! Убери тягач, или я его утоплю в этом гнилом озере, — потребовал он.

Но я и не думал сдаваться.

— Уберу, но только по приказу штаба руководства, — ответил я на все его грозные тирады.

— Ну, ладно! — чертыхнулся он.

А дальше события развивались банально. Видимо, Ягленко удалось выйти на руководителя учения, по-своему «доказать» ему свою правоту, и тот поручил начальнику штаба руководства передать мне, чтобы злополучный тягач убрали. Что и было сделано. Однако, передав это распоряжение, начальник штаба руководства добавил:

— Руководитель учения сказал, что ваш полк со своими задачами справился.

Мы воспряли духом. Но задолго до этого разговора, а точнее, как только поставили тягач на дороге, мы устроили противнику на последнем рубеже западню. Дорога в одном месте проходит среди сопок, которые образуют как бы естественный, в несколько километров, коридор, а далее она сворачивает направо. За этим поворотом мы и сделали на дороге снеговой завал. А на сопках справа и слева посадили по батальону, которые должны были по сигналу расстрелять колонну противника холостыми патронами и снарядами.

Посреднику при полку я пообещал:

— Сейчас вы увидите, как мы уничтожаем противника.

Когда тягач был убран, все ринулись вперед с радостным чувством: скоро Кольский залив. Но их снова встретила преграда, хотя и не страшная. Тем не менее голова колонны остановилась и, пока принимались меры по расчистке, не могла тронуться с места. А количество машин здесь все увеличивалось и увеличивалось. Когда их стало очень много — я дал команду открыть огонь. Если бы противник оказался в таком огневом мешке, конечно, в настоящем, а не в учебном бою, то от него остались бы только рожки да ножки.

Однако это уже был последний эпизод, правда, весьма эффективный.

На разборе учения 131-я дивизия получила удовлетворительную оценку при условии, что будут устранены все недостатки, отмеченные в его ходе. Наш 266-й полк получил хорошую оценку, но с оговоркой: «Конечно, полк был в более выгодных условиях — сама местность ему способствовала». Правда, все интересные эпизоды, которые мы организовали, в разборе были упомянуты.

После общего анализа учения мы провели и отдельный — с офицерами полка и со всем личным составом, отметили отличившихся и поставили задачи. Вечером того же дня собрались командир и заместители командира полка, а также начальник артиллерии полка, которого я включал в их число, так как сам был в годы войны в этой должности и чувствовал, что он, конечно, должен быть заместителем командира. Всего нас было семь человек — прекрасный дружный коллектив людей, понимающих друг друга не только с полуслова, но и с одного взгляда.

Собрались мы не столько для того, чтобы откровенно поговорить о проведенных учениях и вообще о положении дел в полку, сколько для того, чтобы послушать заместителя командира полка по политической части Сбитнева. Он ездил на Украину хоронить тестя — участника и инвалида войны, а на обратном пути три дня был в Москве, у него полно друзей в ЦК, Главпуре, Генштабе и даже в Совмине. Естественно, привез много новостей, однако капитально «выложить» не успел, так как у нас уже была круговерть с подготовкой к учению. Ну, а сейчас вроде в самый раз.

Алексея Сбитнева я отношу к тому числу офицеров-политработников, которые, выполняя свой долг, трудились действительно самоотверженно и честно. Он всегда до удивления был откровенен, даже наивен.

Когда завязался по обыкновению непринужденный разговор, он перечислил, с кем виделся в Москве, и, еще не передавая сути этих разговоров, сразу сделал вывод:

— Все они друг друга не знают, лично не знакомы, занимают по рангу разные посты, работают в различных ведомствах, а выводы у всех приблизительно одинаковые: Никита Сергеевич Хрущев не способен руководить государством. То, что его допустили до власти, большая ошибка.

И далее Сбитнев говорит, что в Москве все больше и больше растет возмущение Хрущевым. Не успели похоронить Сталина — в том же году, чтобы замести все следы своих деяний, разделался с Берией и всеми его соратниками — Меркуловым, Деканозовым, Кабуловым, Гоглидзе, Машуковым, Владзимерским. А Крым?! Не успел прийти к власти, как уже в январе 1954 года «подарил» Крым Украине, не спросив на то согласия ни у народа, ни у правительства России.

А поскольку у него на пути последователи Сталина, то он их поочередно давит, нанося по ним удары. В январе 1955 года на Пленуме ЦК в прах раскритиковал Маленкова якобы за оппортунизм. Парадокс! Оказывается, не Никита оппортунист, а Маленков, который в интересах улучшения жизни народа сделал некоторое смещение приоритетов между тяжелой и легкой промышленностью.

Но самое главное — народ не может простить Хрущеву ни Сталина, ни Жукова. Ясно видно, что развернутая шумиха по поводу культа личности Сталина фактически имела и имеет цель — отомстить уже мертвому Сталину за свои, личные обиды. Кстати, «демократ» Хрущев почему-то от нас скрыл, что в Тбилиси в марте 1956 года, т. е. сразу после XX съезда, были волнения и против демонстрантов было применено оружие. Не потому ли, что они шли с лозунгами: «Долой Хрущева!», «Молотова — главой страны». Причем выступления трудящихся были дважды.

Учитывая, что Маленков, Молотов и Каганович пользуются большим авторитетом, Хрущев инспирирует дело об антипартийной группировке, вписав их в эту, так сказать, группировку. Смотрите, как нахраписто он действует! Еще и Шепилова туда «примкнул».

А события в Венгрии в 56-м?! Конечно, контрреволюция там подняла голову, но отдавать приказы подавить это выступление танками «демократу» Хрущеву просто не к лицу. Ведь Советский Союз в итоге таких действий выглядел в глазах мировой общественности «душителем свободы». О чем, кстати говоря, трещат до сих пор.

А как Хрущев поступил с Г. К. Жуковым? Тот только начал набирать темпы, вошел капитально в роль министра обороны, как вдруг Хрущев снимает его. За что? «За потерю партийной скромности». Какой скромности? Когда на заседании Президиума ЦК встал вопрос — снимать Хрущева за ошибки или оставлять и все зависело от позиции Жукова, то тот стал на защиту Хрущева. Это, что ли, потеря скромности? Это был просчет Жукова, к сожалению. Вот Никита его и отблагодарил…