Изменить стиль страницы

— Ничего я не обставлял. Все реально присутствует. Мне только непонятно, к чему этот формализм: ваш начальник сейчас будет представлять генералу Стученке его же порученца! Да он же знает его как облупленного.

Чичвага молча улыбнулся. Видно, в душе был согласен. Но тут вмешался дежурный по приемной начальника:

— Это же не обычный акт — назначение на полк.

Пропустив реплику дежурного, я продолжал, обращаясь к Чичваге:

— Вот попомните мои слова — придворным полком будет командовать Трегубов. Что бы там ни произошло, командующий никогда об этом не станет где-то говорить, а Трегубов может уверенно командовать и ждать повышения.

Чичвага уже не улыбался, а хохотал. Как говорят в народе, я не в бровь, а в глаз врезал. Действительно, на такие придворные посты и назначать надо придворных, тогда все будет «в порядке».

Минут через двадцать вернулся Трегубов. Веселый и радостный, сообщил нам, что все решено — его назначили. Мы поздравили. А Чичвага еще поздравил и меня. Трегубов с упоением рассказывал:

— Все прошло как по маслу. Командующий сказал, что он во мне не сомневается, и пожелал успехов. А начальник Управления кадров, когда я уходил, велел передать, чтобы вы оба его ожидали.

— Коля, я очень рад за тебя и еще раз поздравляю. Пошли кого-нибудь на вокзал — взять мне билет до Кандалакши. Вот требование для его приобретения.

— Это я сделаю, но мы должны еще обмыть! Поэтому давай условимся: когда встретитесь с полковником и получите от него ЦУ (ценные указания), дождитесь меня или моих звонков у Чичваги.

Наконец, начальник управления явился. Не получив, однако, от него никаких указаний, а лишь пожелание — и дальше служить хорошо, мы отправились к Чичваге. А Трегубов уже тут как тут.

— Хотел идти за вами. До отхода поезда остался час. Поехали! Машина уже «на парах», а в привокзальном ресторане решим все проблемы.

Чичвага вначале упирался — вдруг позвонит начальник, ведь уходить раньше начальства не принято, но потом согласился. В ресторане, оказывается, уже был готов стол с вкусной снедью. Первый тост, естественно, был провозглашен за назначение Николая. Затем начались воспоминания об учебе, друзьях-товарищах. В общем, было очень душевно и тепло.

Потом меня проводили к вагону, распрощались, и я уехал. В купе никого не было (я подумал сразу, что это работа Трегубова). Лег, но сон не приходил. А мысли нагромождались одна на другую. Как всегда, о службе, о жизни, о перспективе…

Лето в 1956 году началось рано. В мае уже растаял снег, и наш полк выехал в летний лагерь, который мы частично построили за лето 1955 года и закончили сейчас. Личный состав жил в палатках, в которых имелись печки, а все остальное — штаб, столовые, офицерские общежития, медпункт, клуб и т. д. — размещалось в помещениях барачного типа. Здесь же был и полевой автопарк. С выездом полка в лагерь зимние квартиры (казармы и остальное) начали капитально ремонтировать. Как и в прошлом году, офицерские семьи в большинстве своем отправлялись с малышами на юг. Мои поехали в Сухуми.

Сейчас вспоминаешь все это и удивляешься: сорок лет назад подполковник, заместитель командира полка, который, кроме денежного содержания, никакого побочного приработка не имел, был, однако, способен отправить семью на все лето на Черное море, где внаем снималась комната и дети могли пользоваться природной благодатью и хорошо питаться. Уезжали в начале июня и в конце сентября возвращались. Сегодня это звучит как сказка.

В напряженной боевой учебе и проведении капитального ремонта лето пролетело быстро. В лагере все руководство было поручено мне, а на зимних квартирах — начальнику тыла подполковнику Боксерману. Но когда в июле командир полка уезжал в отпуск, а одновременно с ним и другие заместители командира полка, то мне, как оставшемуся за командира, поручалось контролировать все.

Дела у нас шли неплохо. В августе мы провели выборочно контрольную проверку по основным видам боевой учебы. Результаты были обнадеживающие. Не совсем удачно решались проблемы капитального ремонта. Если огромную казарму, вмещающую в себя почти две тысячи солдат, нам удалось отремонтировать к сентябрю, то работы по столовой затянулись (штаб и другие здания не ремонтировались). Но чтобы их не скомкать и не сделать ремонт абы как, мы решили соорудить рядом со столовой времянку-барак с полевыми котлами, где разместить варочный цех, а под натянутым тентом поставить столы. Здесь же поставили умывальники полевого типа для мойки котелков. По расчетам, ремонт затягивался до октября.

В начале сентября вместе с возвращением командира полка из отпуска приходит телеграмма из округа, чтобы я опять приготовился выехать в Управление кадров округа в связи с рассмотрением моей кандидатуры на должность командира полка. Я показал это оповещение командиру полка.

— Да, видно, они вцепились основательно. Но зачем вызывать в Петрозаводск?

Кобец при мне связывается с Чичвагой и выясняет обстановку. Оказывается, непосредственно в Мурманске стоит 56-й стрелковый полк 67-й стрелковой дивизии. Командира этого полка полковника Александра Васильевича Пащенко выдвигают на заместителя командира 131-й стрелковой дивизии, которая стоит в Печенге. Рядом, через забор с 56-м стрелковым полком, был штаб дивизии, а через два квартала — штаб 6-й армии. Поэтому не было того дня, чтобы в полку не маячил бы какой-нибудь визитер.

Кобец — Чичваге в телефонную трубку сердито:

— Так это хрен редьки не слаще — что вы в прошлом предлагали, что сейчас. Передаю трубку Валентину Ивановичу.

— Здравствуйте, слушаю вас.

Чичвага:

— Ну, вы поняли обстановку? Однако самое главное в том, что уже есть предварительное решение — командующий войсками округа сказал: «Вот вы, кадровики, в прошлый раз вызывали сюда Варенникова. Вот его и назначить на 56-й стрелковый полк». Поэтому сейчас затевать что-то подобное прошлому разу опасно. Генерал Стученко вообще никому по несколько раз должность не предлагает.

— Так если все фактически решено, зачем мне ехать в Петрозаводск?

— Вопрос правильный. Поэтому я постараюсь убедить начальника Управления кадров вас не вызывать, а сразу прислать выписку из приказа о назначении.

Мы сидели с командиром полка в его кабинете и разбирали подробно обстановку в полку. Все было нормально. И, что особо примечательно, до сентября месяца не было ни одного чрезвычайного происшествия! Это в таком-то огромном полку!

Через час позвонил Чичвага и объявил, что командующий войсками округа решил меня не вызывать, а назначить сразу. Телеграмма будет послезавтра, выписка же придет вместе с предписанием на следующий день.

Кобец с печалью в голосе:

— Вот и пришла пора расставаться.

— Скажу откровенно, мне не хочется уезжать, — загрустил я. — Привык так, что все вроде родные. Да и полк, куда я должен ехать, стоит на «лобном месте» — кругом одни начальники.

— Это во многом зависит от командиров. Вот у нас штаб и службы дивизии стоят вместе с нами в одном городке. Но комдив никому не разрешает ходить в полк без его ведома. Только когда какая-то официальная проверка или что-то подобное. А в Мурманске этот полк — как проходной двор. Я разговаривал с командиром полка Пащенко.

Кобец вызвал адъютанта и отдал распоряжение, чтобы тот организовал ужин в комнате командира полка в столовой (была такая комната). И стал обзванивать заместителей командира полка. Условились через час встретиться в этой комнате, Боксерману было поручено обеспечить «горючее». Потом, обращаясь уже ко мне, Кобец спросил:

— А где семья?

— Вчера приехала.

— Вот как кстати. Вроде все договорились. Поскольку тебе надо еще собираться, давай сейчас организуем проводы, а там — занимайся своими делами.

Уже от себя позвонил домой и сказал, что немного задержусь: приехал командир полка. Не удержавшись, намекнул жене, что, очевидно, через пару дней поедем в Мурманск. Она немного помолчала, а потом обронила:

— Мы готовы и в Мурманск. За ним — Северный полюс?