Неожиданно раздался дробный стук, похожий на пулеметную стрельбу. Семен даже вздрогнул слегка. Он уже знал, что подобным образом стрекочут молотки клепальщиков, но в такой близости их еще не слышал.

Семен вспомнил, что на соседнем катере работает Маша, и не мог представить себе, чтобы это она расправлялась с железом с таким пулеметным грохотом. Забыв о своих обязанностях, Семен прислушивался к оглушительному татаканью. «Ну и отчаянная ж!» — с восхищением и уважительной завистью подумал он о Маше.

Пулеметный перестук прекратился, оборвавшись коротким чмокающим звуком. И тогда вокруг наступила глухая тишина. Семен, сбросив брезентовые рукавицы, поковырял пальцами сначала в одном, потом в другом ухе.

— Что там с тобой стряслось? Давай же болт! — послышался голос Кочкина.

Слова эти возвратили Семена к позабытым на время обязанностям.

Пока Семен подавал болты, скрепляемые снаружи Кочкиным, пулеметная стрельба на соседнем катере возобновилась. К ней присоединилось такое же грохотанье с катера, на котором работал Федос. Но Семену уже некогда было прислушиваться. Он просто перестал слышать железный стрекот, словно его и не было. Семен едва поспевал выполнять свое дело. В ожидании, пока Кочкин навинтит гайку, Семен приглядывался, как стягиваются вплотную два внахлестку накинутые листа, составляющие бок катера. Постепенно Семен стал угадывать существо и смысл своей работы.

Болты в ящике кончились. Семен сообщил об этом Кочкину.

— Бери ящик, лезь сюда. Пойдешь за болтами, — распорядился тот.

Семен выбрался наверх, осторожно спустился на землю и тут увидел Машу. Она стояла на коленях на деревянных подмостках, держа в руках тускло блестевший ствол пневматического молотка, похожего на большой пистолет. От него тянулся тот самый шланг, который помог ей нести Семен. Там, где шланг соединялся железными муфточками, раздавались свист и шипение. Семен ощутил на ладони резкую струю холодного воздуха. «Понятно. Воздухом, значит, работает машинка», — сообразил он и снова посмотрел на Машу. Крепко держа вздрагивающую, сердито фыркающую машинку, она выбивала оглушительную дробь. Рядом другая девушка нагревала заклепки на небольшом переносном горне. Когда она длинными клещами вставляла раскаленную заклепку в отверстие, Маша приближала к торчащему раскаленному кончику заклепки свой пулемет, и он начинал постреливать — сначала мягко, глухо, бархатисто. Под его частыми, дробными ударами заклепка оседала, теряя первоначальный красный цвет и приобретая форму выпуклой пуговицы. Чем темнее становилась она, тем явственнее слышался стук. И когда молоток соприкасался с корпусом катера, звук обретал свою отчетливую пулеметную громкость.

Маша склепывала точно такой же катер, на каком работал Семен. Заклепки заполняли те отверстия, в которых не было болтов. Теперь Семен окончательно разобрался в назначении своей работы: «Мы с Кочкиным будем стягивать эти коробки из отдельных листов на болты, а Маша в остатние дыры набьет заклепок, прошьет их горячим железом. Понятно…»

Плечи девушки вздрагивали, сотрясаемые рвущимся из рук неистовым молотком. Платок сбился на плечи, обнажив кумач косынки. «Жаркая работка», — сочувственно подумал Семен.

— Ну как, слесарь? Не оглох еще? — весело крикнула сверху Маша, заметив Семена.

— Ты ведь не оглохла? — рассердился немного Семен, которого начинали задевать за живое шуточки новой знакомой.

— Ишь, гордый какой, — уже без обычной насмешливости сказала Маша. — Я гордых уважаю.

Семену понравились эти слова.

— Иди ко мне в подручные. Клепать научу. Хочешь? — спросила Маша.

Семен подумал, что и впрямь у нее работа интереснее и что не ей, дивчине, а ему, здоровому парню, надо орудовать грохочущим, рвущимся из рук молотком. Но идти подручным к девушке он посчитал для себя зазорным.

— Мне и моя работа нравится, — с достоинством сказал Семен.

Маша отвернулась и опять пошла стучать по раскаленным заклепкам, оставляя за собой выпуклую строчку синеватых металлических головок. «Вот тебе и швейная работа, — вспомнил Семен слова отца, говорившего Маше, что девке, мол, негоже с железом, а лучше бы с шитьем каким. — Да ведь она и так шьет!..»

И вдруг почувствовал, как захолонуло сердце от неожиданно пришедшей мысли. Да разве одна только Маша сшивает этот катер? А он, Семен? Он ведь сметывает его болтами, без Сенькиной работы и Маше нечего будет делать.

И, вспомнив о болтах, бегом припустил к цеху, спотыкаясь о разбросанные по земле железные обрезки и проложенные по всем направлениям металлические трубы. Ржавая, отжившая свой век корабельная сталь глухо гремела под его ногами.

Добежав до цеха, Семен толкнул плечом дверь, врезанную в створку огромных цеховых ворот. Напористый певучий сквознячок ворвался в дымную, душную полутьму цеха. Ветер шевельнул на полу колючие крупинки шлака, обрезки брезента, легкую, ломкую окалину.

Цех дышал, как огромное живое существо. Большим рассерженным шмелем жужжал электросварочный агрегат за высокой фанерной перегородкой. Разметчики звонко ударяли ручниками по корабельной стали. Хлопотливо пошлепывали приводные ремни цеховой трансмиссии. Свистели и шипели нагревательные печи. Оглушительно били кувалдами судосборщики, гнувшие вгорячую на гибочной плите шпангоуты.

Семен постоял с минуту, обдуваемый трубно гудящим ветерком, осмотрелся вокруг и пошел к дверям небольшой кладовки, где выдавали болты, гайки, шайбы, брезент, олифу и другие материалы, которые, как уже понял Семен, расходовались здесь многими пудами.

Кладовщик развел руками, сказал, что болты все вышли, надо подождать, пока нарежут.

— Ты бы, хлопец, смотался до болторезного, поторопил бы девчат.

Опасливо озираясь по сторонам, Семен прошагал по всему цеху, вздрагивая от неожиданных стуков и предостерегающих выкриков. Дойдя до болторезного станка, Семен увидел за ним Катю Калитаеву. «Так вот где она работает!» И он снова испытал смешанное чувство восхищения и зависти. Он умеет только скреплять готовыми болтиками просверленные кем-то листы, а эта дивчина делает их своими руками на хитроумном станке. Но ничего. Придет время, и он заполучит в руки ремесло не хуже. Теперь Семен уже не думал о том, как бы поскорее уехать домой.

Возле Катиного станка стоял ящик, наполненный готовыми болтами. Семен подхватил его и потащил в кладовую. Катя хотела помочь, но Семен не позволил.

Пока кладовщик составлял какую-то ведомость, Семен заглянул в боковую пристройку. Там, в кузнечном чаду, в жару и громе рабочие в брезентовых спецовках и кожаных фартуках орудовали с фигурно изогнутым листом корабельной стали. Он лежал на решетчатой металлической плите, красновато светясь. В его очертаниях угадывалась нижняя часть кормы такого же катера, какой собирали Семен с Кочкиным. Стальная болванка молота передвигалась по раскаленной кромке листа. По молоту бил кувалдой молодой парень, бил вяло, не в полную силу, часто промазывал.

— Беги-ка сюда, подсоби! — сказал старший рабочий, увидев Семена, глазеющего на них.

Припомнив нехитрую работу в деревенской кузнице, Семен взял у парня молот и принялся за дело. Но первый удар получился слабым, кувалда задела гладилку краем, соскользнула и тюкнулась в лист. Семен сообразил, что тут приходится бить не по наковальне, а по железу, которое само лежит как бы на земле. К этому надо было привыкнуть.

Кромка листа потемнела: сталь остыла.

— Нагрей, — послышался голос подошедшего Егора.

Калитаев увидел Семена, улыбнулся ему, спросил, что он сейчас делает. Семен объяснил, что пришел в цех за болтами.

— Ничего, побудь здесь. Погляди. Это тебе пригодится, — сказал Калитаев.

Когда нагретый лист снова перенесли в гибочную плиту, Егор взял кувалду, сделал ею круговое вращение и прицельно, с силой, без промаха опустил на молот-гладилку. Под его ударами как бы разутюживались стальные сборки и складки. Из-под молота сыпались на плиту хрупкие чешуйки синеватой окалины.

Крутые плечи Егора округло и могуче двигались под тесной курткой из синей китайской дабы. Спина влажно потемнела. Насупленные брови решительно и строго сдвинулись к переносице, перерезав ее двумя короткими морщинками. Темные, китайского разреза глаза сузились, глядя в одну точку, на гладилку. Загорелая кожа глянцевито обтянула выступы скул. На лбу сверкали капли пота, и черные кольца волос прилипли к вискам и шее. Кисти рук словно приросли к черенку молота.