Нетрудно заметить, что супруга генерала, прежде чем попросить мужа о снисхождении к судьбе смертника, пообщалась со многими должностными лицами и выяснила, судя по всему, немало, как о самой личности Котовского, так и о его поведении. Все это, безусловно, сыграло главную роль в судьбе нашего героя. А 18 октября 1916 года генерал Брусилов своей властью заменил Котовскому смертную казнь каторжными работами.

Следующее письмо Надежды Владимировны, написанное уже в конце октября, объясняет если не все, то многое:

«Милый мой, ты прости, что я такую суматоху подняла из-за приговора Котовского. Я не знаю, действительно ли он разбойник или идейный анархист, я не следила за процессом, у меня нет для этого времени. Но раз человек обратился ко мне, то уж ты устрой так, чтобы на моих руках крови не было. Бог все разберет. Иной разбойник лучше иного министра. Здесь все на меня рассердились, что я задержала исполнение приговора военного суда на целые сутки, пока не довела до тебя всей этой истории. Я телеграфировала ночью прокурору и генерал-губернатору и градоначальнику, пока не добилась своего. И как удачно, что твой милый усатый жандарм заглянул ко мне прежде чем на поезд, с экстренными бумагами из штаба. Я вижу в этом Божью волю. И вот жизнь человека спасена. Я даже не знала, что у тебя есть право совсем отменить смертную казнь, и только надеялась, что ты сможешь приказать пересмотреть дело вновь, все же он бы видел, что я сделала, что смогла. Слава Богу, что так вышло. Спасибо тебе…»{РГВИА. Ф. 162. On. 1. Д. 16. Л. 96–97. Копия.}

Нетрудно заметить, что в один прекрасный день в судьбу Котовского, когда его жизнь висела на волоске, вмешалась что-то неземное, что-то потустороннее. Он должен был еще жить. Будто сам Господь Бог поцеловал его в макушку… Ему действительно повезло, так как генерал Брусилов не всегда миловал… Например, в январе 1917 года он отклонил прошение о помиловании и утвердил смертный приговор группе солдат 223-го пехотного Одоевского полка, осужденных за участие в антивоенных выступлениях. 26 января 1917 года он телеграфировал в Ставку: «Необходимо для примера немедленно привести приговор в исполнение. Совершенно недопустимо никакое снисхождение».

Только-только высохли чернила на документе об отмене смертной казни нашему герою, как произошла Февральская революция. И это еще один судьбоносный исторический поворот в судьбе Котовского.

2 марта 1917 года Николай II отрекся от престола. В свою очередь, отрекся от престола и его брат Михаил. К власти в России пришло Временное правительство. Как точно подчеркивает Н. Верт, «придя к власти, они не преследовали цель изменить экономический и общественный порядок, а только обновить государственные институты и выиграть войну, оставив проведение структурных реформ Учредительному собранию. (…)

Правительственная декларация, опубликованная 6 марта, лишь утвердила меры, ставшие самоочевидными в результате победы революции и которые никто, соответственно, не был склонен причислять к заслугам правительства: провозглашение гражданских свобод, амнистия, созыв Учредительного собрания, отмена смертной казни, прекращение всякой сословной, национальной и религиозной дискриминации, признание права Польши и Финляндии на независимость, обещание автономии национальным меньшинствам. Обращаясь к патриотическим чувствам солдат и призывая их продолжить войну до победного конца, декларация от 6 марта не осмелилась ни официально провозгласить республику, ни затронуть самые жгучие социальные проблемы…».

Характерной чертой этого нового времени, по мнению А. Иконникова-Галицкого, стал угарный цвет криминала: «На несколько лет преступление в России стало обыденным явлением, насильственное лишение собственности — государственной политикой, убийство — нормой жизни. Начало социальному безумию положила Февральская революция. О ее криминальной составляющей обычно упоминают кратко. Так, две-три фразы: мол, открыли тюрьмы, выпустили уголовников, сожгли окружной суд. На самом деле в те дни была под корень уничтожена вся правоохранительная система…»

Коснулось все это и Одессу… 8 марта в одесской тюрьме взбунтовались заключенные. Часть из них просто разбежалась. Начальником тюрьмы стал обыкновенный поручик, по-современному — старший лейтенант. Через 4 дня местные газеты сообщали новости и из тюрьмы: «Все камеры открыты. Внутри ограды нет ни одного надзирателя. Введено полное самоуправление заключенных. Во главе тюрьмы — Котовский и помощник присяжного поверенного Звонкий. Котовский любезно водит по тюрьме экскурсии». Но что это? Григорий Иванович не сбежал! Как? Почему? Никто в эту информацию не хотел верить. Обыватель думал, что все это утка. Но поверить пришлось.

«Что ж, одна разительная перемена в Котовском после вынесения смертного приговора и последующей замены его каторгой действительно произошла, — размышляет Б. Соколов. — К чистой уголовщине он больше не вернулся. Впрочем, на это скорее повлиял не смертный приговор, а случившаяся вскоре Февральская революция. Все-таки Григорий Иванович не был обыкновенным бандитом-налетчиком, иначе не было бы у него столь необычной судьбы. В победившей революции Котовский увидел возможность реализации собственного анархического идеала. Но очень скоро пришел к выводу, что без сильной государственной организации его не осуществить. И стал убежденным государственником».

Котовский действительно не стал возвращаться к прошлому. И это лишний раз подтверждает, что он никогда не был уголовником в полном понимании этого слова. Не был он и убийцей. Существует мнение, что Григорий Иванович после революции, так сказать, просто «соскочил». Но и с ним трудно согласиться. Разительные перемены с такого рода людьми происходить не могут. В 35 лет люди уже не меняются.

Сказать, что Котовский «завязал», также нельзя. Просто новое время его прежнюю борьбу назовет «классовой» и найдет ему в ней применение. Вот только тогда он превратится из героя народного в героя государственного.

А пока шел 1917 год. Участие Котовского в революции подтверждают чудом уцелевшие документы: «В Совет Рабочих Депутатов. Заявление. Мы, представители тюремного комитета (арестантского), просим Совет РД в ближайшем заседании поставить на повестку дня о заслушивании представителей наших с требованиями заключенных тюремного замка и также о текущих нуждах последнего. Председатель комитета В. Фейгель, члены Г. Котовский, А. Альперин. 16 марта 1917 года».

31 марта одна из одесских газет писала: «Слухи о побеге Котовского — недоразумение. Секция общественной безопасности Исполнительного комитета С.Р.Д. дала ему поручение по розыску провокаторов, которых он хорошо знает. По исполнению поручения Котовский вернется в тюрьму».

Григорий Иванович действительно покидал тюрьму по поручению комитета, возвращаясь туда к отбою.

Надежда Владимировна Брусилова-Желиховская все в том же дневнике запишет следующее воспоминание о тех мартовских днях: «Тут вскоре разыгралась Февральская революция, и смута душевная все усиливалась. В городе было неспокойно. Уголовная и политическая тюрьма разбежалась. Котовский мне просил передать, чтобы я была спокойна, что он пользуется таким авторитетом среди разбежавшихся, что соберет их всех обратно и водворит порядок, что он и выполнил. Я была ему крайне благодарна, так как по городу ходили чудовищные слухи. Жители боялись вечером выходить на улицу, грабежи участились и т. д., и т. д.

Дня через два, в то время, когда у меня в залах было много дам и барышень, моих помощниц по делам благотворительности, мне позвонил журналист Горелик. Это был очень симпатичный еврей, газетный работник, и я много раз имела с ним дело. Он по телефону просил меня принять его вместе с Котовским. Я отвечала согласием.

Мои девицы и дамы — врассыпную, визжат и охают.

— Как Вы не боитесь, Надежда Владимировна, ведь он разбойник…

— Ну да, конечно, он сейчас ворвется и всех нас перестреляет, — трунила я над ними. Минут через двадцать швейцар докладывает лакею, тот мне, и появляется Горелик в обществе бритого человека с умным, энергичным лицом.