Как утверждает Л. Яруцкий, «…удостоверение было выдано в Мариуполе, когда Тираспольский отряд отправился в Луганск. Вот что пишет в своих воспоминаниях ветеран партии и Гражданской войны В. Л. Цейтлин: «По дороге в Луганск в нашем отряде начала свирепствовать «испанка». Среди раненых и больных оказались И. Э. Якир и Г. И. Котовский. Г. И. Котовский получил отпуск для лечения…»(…)
… до Мариуполя Якир вместе с тираспольцами не доехал, он выбыл из строя еще под Екатеринославом. (…)
Вот что пишет С. Л. Якир, жена будущего командарма 1 — го ранга: «Под Екатеринославом Иона был тяжело контужен и ранен, и его, потерявшего сознание, увез санитарный поезд. Товарищи уже решили, что он не жилец на этом свете, и даже разобрали, по фронтовой традиции, его личные вещи на память». (…)
Григорий Иванович был человеком богатырской, можно сказать, исключительной физической силы. Рассказывают, что еще в юности он, взяв быка за рога, играючи кидал наземь могучее животное. Но «испанка» — особо жестокий вид гриппа, сопровождающийся очень высокой температурой, свалила и его».
К дроздовцам Григорий Иванович мог попасть как здоровым, так и выздоравливающим. Осуществить побег из плена для него не представляло никакого труда. Побегов в его практике было достаточно. Но самое главное, что забыл сделать наш герой, так это взять справку в штабе полковника Дроздовского о своем пребывании в плену. Тогда бы точно спустя десятилетия никто не посмел бы уличить его в дезертирстве.
Глава шестая
«Он не повысил меня по службе»
Жена Григория Ивановича, Ольга Петровна Шакина-Котовская, об обстоятельствах убийства мужа всегда рассказывала так: «5 августа 1925 года Котовский был на костре в. Пузановском пионерском лагере и вернулся около 9 часов вечера. Отдыхающие решили устроить нам проводы. Собрались около 11 часов ночи. Котовский с неохотой пошел, так как не любил таких вечеров, да и был утомлен: он рассказывал пионерам о ликвидации банды Антонова. А это для него всегда значило пережить большое нервное напряжение.
Вечер, как говорится, не клеился. Были громкие речи и тосты, но Котовский был безучастен и необычайно скучен. Часа через 3 стали расходиться. Котовского задержал только что приехавший к нему старший бухгалтер Центрального управления военно-промышленного хозяйства. Я вернулась домой одна и готовила постель.
Вдруг слышу короткие револьверные выстрелы — один, второй и затем мертвая тишина. Как электрическим током пронзила мысль: «Это выстрелы в него». Я побежала на выстрелы, крича: «Что случилось?» Ни звука в ответ. У угла главного корпуса отдыхающих вижу распластанное тело Котовского вниз лицом. Бросаюсь к пульсу — пульса нет. Кричу: «Люди, скорее на помощь, Котовский убит!»
Услышав выстрелы у себя под окнами, отдыхающие спрятались и только на мой зов вышли. Котовского внесли в столовую, я осмотрела маленькую ранку в области сердца. Признаков жизни не было да и не могло быть, так как пробита была аорта, и смерть наступила мгновенно.
До приезда следственных органов, заперев столовую, я вернулась на дачу. Силы оставили меня, и я села на веранде. Подходит начальник охраны сахарного завода, прибывший в Чабанку несколько дней тому назад. Бросается передо мной на колени: «Спасите меня, вы были матерью для всех в корпусе, будьте и мне матерью, спасите меня — я убийца». Я могла только сказать: «Вон отсюда». Он ушел. Я собрала все свои силы и побежала к директору совхоза. Рабочие бросились искать убийцу, и конные догнали его, уходящего берегом моря по направлению к Одессе».
С ее же слов дальше происходило следующее: «Котовский был убит в 3 ч. утра с 5 на 6/VIII, в 6 ч. утра на месте были гражданские и судебные власти, а комкор (заместитель Котовского, исполняющий его обязанности. — Примеч. авт.) прибыл только в 14 час. и учинил допрос всех. Судебная экспертиза настаивала на скорейшей отправке трупа в Одессу для вскрытия, но он запретил, т. к. должен всех допросить и осмотреть труп сам, ведь Фрунзе не дает ему покоя с запросами.
Только после резкого моего протеста и угрозы донести о его поведении т. Фрунзе, он соизволил дать разрешение на отъезд. Весь процесс следствия велся под уклоном простой уголовщины. Через год суд. Почему ждали год?»
До наших дней сохранились фотографии убийцы Григория Ивановича — Мейера Зайдера (прозвище Майорчик). На первый взгляд — это такой тщедушный человек, худощавого телосложения, с оттопыренными ушами, осыпанный морщинами и с ничего не выражающим взглядом. Но это только внешнее впечатление. Год рождения его не известен, но на вид ему можно запросто дать за сорок. О нем известно мало, и колоритной личностью его не назовешь.
Примерно до революции Зайдер содержал один из самых респектабельных в Одессе публичных домов. По крайней мере, так утверждают многие источники. В 1918-м Майорчик слыл состоятельным хозяином. Его жена, одесская проститутка по имени Роза, однажды получила от него в подарок дорогое бриллиантовое колье. Он же, при белых и интервентах, сумел накопить достаточно денег, чтобы приобрести особняк с видом на море. Но в ожидании смены власти не торопился с покупкой, дабы не прогадать. Как раз в это время в Одессе объявился Котовский, который работал в большевистском подполье и уже разыскивался деникинской контрразведкой: за освобождение арестованных подпольщиков, за кражу со складов оружия, за диверсии на железной дороге, за дерзкий налет на саму спецслужбу белогвардейцев. Однажды в публичный дом Зайдера вбежал здоровенный офицер и, обращаясь к хозяину заявил:
— Я Котовский! Мне нужен ключ от вашего чердака, — добавив при этом: — Запомните, вы не видели сегодня никакого капитана. Не так ли?
Когда Мейер утвердительно кивнул, Котовский быстро вбежал по лестнице наверх и исчез. Отсидевшись на чердаке, незваный гость переоделся в гражданскую одежду, которую одолжил у своего спасителя, и, прощаясь, громко сказал:
— Я ваш должник…
В 1920 году советская власть закрыла «доходное предприятие» Зейдера. Все нажитое «непосильным трудом» имущество было конфисковано. Так он остался без работы, половину года отсидев в тюрьме. Но, как известно, долг платежом красен, и Майорчик, уставший от случайных заработков, бросился искать Котовского. В 1922 году он узнает, что Григорий Иванович командует кавалерийским корпусом, который расквартирован в Умани. Туда он и направился. Котовский обнадежил своего спасителя: он пристроил его начальником охраны Перегоновского сахарного завода, расположенного под Уманью. Как пишет А. Фомин, «Зайдер, в свою очередь, помогал Котовскому в обустройстве быта его корпуса. Так, его идеей было заготовление кож котовцамами и обмен их в Иваново на ткани, шедшие на обмундирование. Зайдер, по воспоминаниям очевидцев, был очень благодарен Котовскому за помощь, так как найти работу в начале 1920-х годов было очень тяжело, и на биржах труда стояло порядка полутора миллионов человек (по состоянию на 1925 год)».
Но есть и другое мнение, историка В. Савченко: «В 1922 году Котовский назначает пройдоху, афериста Майорчика начальником военной охраны сахарного завода в Умани. «Красный полководец» наверняка знал, что Майорчик не отличался кристальной честностью, а поэтому рассчитывал с его помощью обделывать какие-то делишки. По некоторым данным, Зайдер «снабжал» Котовского девицами легкого поведения и контрабандными товарами. Котовского и Майорчика видели во время бурных застолий, причем «полководец» частенько, под хмельком, поколачивал сутенера. В Чабанку Майорчик прибыл первого августа и намеревался уехать в Умань вместе с Котовским — 6 августа».
«Дело об убийстве Котовского было поручено вести следователю Одесского губернского суда Егорову, — рассказывает А. Фомин. — Подсудимый часто менял показания, зачастую выдвигая и вовсе нелепые мотивы своего преступления. Поначалу Зайдер заявил, что совершил убийство из… ревности. Любопытно, что Егоров счел необходимым уже в самом начале следствия заявить: «Циркулирующие в обывательских кругах слухи о якобы романтических мотивах убийства совершенно не соответствуют действительности и опровергаются многочисленными показаниями свидетелей»».