Он думал об Амелии и знал, что ее ожидает неизбежное разочарование, которое он предчувствовал с самого начала. Оно рухнет, тяжелое, как кузнечный молот, и раздавит его. Он нарушил данное ей обещание, и она вполне может счесть это разрывом их брачного договора. Она даже может выдать его английским властям как мятежника, которым он, собственно, и является.

Как ни странно, но его не одолевало отчаяние, он не испытывал сожаления о том, что сделал. Все, что он сейчас чувствовал, — это холодную воду, обволакивающую его кожу, и покачивание пледа, плавающего вокруг него.

Что, если это тот самый покой, к которому он так стремился? Возможно. Хотя он не торжествовал. Желанием отпраздновать осуществленную месть он тоже не горел. Тело его словно онемело. Он почти ничего не чувствовал, будто был и не человеком вовсе, а одной из составляющих частей озера. Он состоял из воды, и он в ней парил.

Тут его начало трясти, и стало понятно, насколько нелепа эта мысль. Он был самым настоящим человеком, и в его жилах пульсировала горячая кровь. И эта самая кровь с каждой минутой становилась все холоднее. Он поплыл к берегу, шатаясь, выбрался на прибрежную гальку и рухнул на спину, дрожа всем телом.

Какое-то время он смотрел на небо и вдруг понял, что видит две круглые черные дырки.

Раздувающиеся ноздри Тернера…

Огромное животное фыркнуло и мордой ткнулось в него.

— Нет, я еще не отправился на встречу с Создателем. — Дункан поднял руку и погладил шелковистую кожу коня. — Но и живым я себя не чувствую. Я не знаю, кто я и что я.

Он продолжал лежать, задаваясь вопросом, скоро ли высохнет его одежда, и ожидая, пока его совесть вынесет решение относительно содеянного.

К тому времени как Дункан вернулся в крепость, окончательно стемнело. Он пешком прошел через мост, ведя Тернера за повод, а перед конюшней поручил его заботам одного из конюхов.

Дункан вошел в главное здание и направился прямиком в свою спальню. Обнаружив дверь запертой, он громко постучал кулаком и услышал голос Амелии, которая крикнула:

— Кто там?

Он велел ей запереться изнутри. С тех пор прошло больше тринадцати часов. Он с досадой запустил пальцы себе в волосы.

— Это Дункан. Можешь отпирать дверь, девушка.

«Потому что Ричард сюда уже не придет».

Щелкнул замок, и дверь отворилась. Амелия бросилась ему на шею. Она была одета в белый халат, и ее спутанные, рассыпавшиеся по плечам волосы были влажными. От нее пахло розовыми лепестками.

— Слава богу, с тобой ничего не случилось, — шептала она. — Никто не знал, где ты.

Он поднял руки, чтобы снять с шеи ее пальцы, сцепленные в замок у него на затылке. Сжав ее маленькие ручки в своих крупных ладонях, он произнес:

— Я в порядке, девушка.

Она провела его в комнату. В камине горел огонь, окутывавший спальню теплым золотистым сиянием. Перед камином стояла ванна. По крайней мере, она впускала сюда свою служанку.

— Ричарда уже нашли? — спросила Амелия.

У Дункана был целый день на то, чтобы решить, как ответить на этот вопрос. Голова Ричарда вскоре прибудет в замок Кинлох, находившийся всего в двух днях пути от Монкриффа, и известие о его смерти быстро разлетится по Нагорьям. Ему никак не удастся скрыть того, что произошло. Во всяком случае, от нее.

— Нет, не нашли, — ответил Дункан. — Ополчение продолжает искать его вместе с людьми Уортингтона.

Он не успел ничего добавить, потому что она подошла к нему, обняла его обеими руками и прижалась щекой к его груди.

— О, Дункан, как я по тебе скучала! Я так сильно беспокоилась. Я боялась, что ты не вернешься.

Он замер в растерянности, а она уже выдергивала его рубашку из килта и кожаного пояса. Подняв ее, она обнажила его грудь и несколько мгновений изучала рельефные мышцы и шрамы. Вскоре ее мягкие губы заскользили по его коже. Ее влажное дыхание заставило его задрожать, и он утратил интерес к дальнейшим разговорам, несмотря на то что сказать нужно было очень многое.

Ее нежный рот жадно посасывал его сосок. Дыхание Дункана участилось. Какое-то время она лизала и покусывала его соски, затем подняла на него глаза и улыбнулась чувственно и притягательно.

Он знал, что должен ее остановить, но не мог этого сделать. Эти ощущения были ему необходимы, чтобы вынырнуть из пустоты бездны, в которой он парил весь этот день.

Продолжая прижиматься и пристально глядя ему в глаза, она опустилась на колени, и ее руки скользнули под килт. Она погладила его бедра, затем начала ласкать его тяжелую мошонку. Наконец, опустив свои горящие желанием глаза, она скрылась под килтом.

Дункан закрыл глаза и откинул голову назад, ощутив, как она захватывает ртом его восставшую плоть. Его захлестнуло мощной волной наслаждения. Все хаотичные мысли растворились во влажной и жаркой глубине ее рта. Она без устали лизала и ласкала его, пока он не понял, что не может больше удерживаться на ногах. Возбуждение охватило все его тело. Взяв Амелию за плечи, он заставил ее подняться, подхватил на руки и отнес на кровать.

Через мгновение он был уже на ней. Еще никогда его стремление обладать женщиной не было таким острым и всепоглощающим. Его поцелуи были долгими и страстными, а мускулистые бедра прижимались к ее бедрам все сильнее. Наконец, опустив руки, он поднял свой килт и ее сорочку, мешающие им чувствовать друг друга.

Приподнявшись на одном локте, он опустил глаза и посмотрел на свою плоть, подрагивающую и пульсирующую у нее между ногами. Все, что ему нужно было сделать, — это прикоснуться ее концом к темному шелковистому центру ее женской сущности. Одного решительного нажатия было достаточно, чтобы затеряться в ее глубинах. Но что-то его удерживало…

— Амелия…

— Да?

Она начала нетерпеливо изгибаться, затем обхватила ладонями его ягодицы и увлекла его в себя. Он скользнул внутрь нее без малейших усилий. Небо опустилось на землю, обволакивая его неземным наслаждением и лишая способности говорить и двигаться. Но ему каким-то невероятным образом удалось нащупать утраченную было решимость и заставить себя выйти из нее. Он приподнялся на локтях и посмотрел на нее. Он не мог любить ее. Сейчас это было невозможно.

— Я его убил.

Она часто заморгала.

— О чем ты?

— Я убил Беннетта. Я сделал это сегодня утром. В лесу.

Она растерянно наморщила лоб. Он смотрел на нее, освещенную угасающим в камине огнем, и напряженно ожидал, что она скажет. Но она молчала.

Он упал на спину рядом с ней.

— Я не понимаю, — наконец произнесла она, садясь на кровати и опуская сорочку, чтобы прикрыть наготу. — Ты сказал мне, что они все еще его ищут.

— Да, ищут.

— Но им известно о его смерти?

— Нет.

Она задумалась.

— Значит, никто не знает, что ты его убил? Твое ополчение прочесывает твои владения в поисках мертвеца: почему ты сразу мне об этом не сказал? Дункан, как ты мог позволить мне… — Она помолчала, а когда заговорила снова, в ее голосе были гневные нотки: — Что случилось? Пожалуйста, скажи, что ты защищался!

Он не мог ей солгать. Причиной тому, что он сделал, была ярость, вызванная угрозами Беннетта в отношении Амелии и других мирных людей.

— Нет. Он был безоружен. Я отнял у него нож.

Сунув руку в сапог, Дункан извлек из него нож и швырнул его на пол. Нож с громким стуком отлетел к стене.

Амелия вцепилась в ворот своей сорочки, плотно запахнув его на шее.

— Если он был безоружен, почему ты просто не привез его сюда и не запер его снова?

— Именно это я и собирался сделать. Я уже держал в руках веревку, но…

— Но что?

— На меня что-то нашло. Я не мог слушать то, что он говорит. Я не думаю, что мне удастся это тебе объяснить.

— Попытайся.

Дункан сглотнул подступающую к горлу тошноту.

— Он говорил мерзкие вещи, девушка. О тебе и о Муире. Я не смогу их повторить. От его слов у меня в голове вспыхнул пожар, и я утратил над собой контроль. Я даже не понял, что делал, пока это не свершилось.