Евсеев летит к земле с огромной скоростью, и невольно у многих зрителей сердца вздрагивают от предчувствия катастрофы.

С тысячи метров парашютист перестал кувыркаться и шел камнем вниз, словно птица со сложенными крыльями. Виктор, как метеор, приближался к земле.

— Погиб…

— На радиостанцию!..

— Санитарку!.. Санитарку!..

В последние секунды казалось, что остроконечные мачты широковещательной станции сейчас пронижут этого бесстрашного пилота. Но вот Евсеев на уровне мачт. Белая вспышка шелка парашюта. Мгновение, и… все скрылось за лесом.

Ревут сирены санитарных автомобилей. Слышатся крики сотен голосов. Возбужденная масса бежит на помощь к своему товарищу. А бесстрашный Евсеев в это время старается собрать свой парашют, раскинувшийся на полянке близ аэродрома. Первым подъехал врач.

— Ну как чувствуете?

— Х-х-х-хорошо! В-в-великолепно, — как всегда, немного заикаясь, ответил Виктор.

Неописуемый восторг, вздохи облегчения и сотни горячих рукопожатий. Главное — Виктор жив. Второе — Виктор побил результаты всех парашютистов мира своим затяжным прыжком с большой высоты.

Много дней шли еще разговоры об Евсееве. Про него сочинялись легенды, печатали в газетах. Нарком Ворошилов наградил его золотыми часами, затем он получил орден, а года три спустя — второй.

Евсеевым заслуженно гордится Воздушный флот Красной Армии.

И вот однажды вечером с Курского вокзала поездом, идущим в Кисловодск, отбыл на курорт знаменитый парашютист Виктор. Виктор сразу же лег спать. Утром состоялось знакомство с соседями по купе, потом был совместный обед в ресторане. Уже вечерело, когда на одной из станций поезд резко остановился и пассажиры невольно выглянули в окна вагона. Небольшая станция была ярко освещена. Виктор накинул лиинель. Выскочил на перрон. Втягивая приятную свежесть воздуха, вдруг он почувствовал, что хочет курить. Достал папиросу. Спичек в кармане не оказалось. Их также не было и в киоске. Рядом стоял с задумчивым видом гражданин. Серая поношенная шляпа, жилетка, серый галстук. И главное — он курит.

— Р-р-р-разрешите прикурить? — обратился Виктор к задумчивому гражданину.

— Прошу, товарищ командир! — ответил мужчина и протянул папиросу. Виктор и серая шляпа долго чмокали, приткнувшись носами, пока папироса не разгорелась.

— Б-б-бла-агодарю, — сказал Евсеев и по военной привычке, взглянув в лицо, взял под козырек. Послышались два звонка. Евсеев поспешил к своему вагону.

По дороге попалась старушка, очевидно поджидающая какой-нибудь поезд. Она остановила Евсеева.

— Сыночек, скажи, сколько времени?

Евсеев, к ужасу своему, не обнаружил золотых часов, подареных наркомом за рекордный прыжок. Папироса, шляпа, жилетка, серый галстук и часы почему-то мгновенно слились у Евсеева в единое целое:

«Да, это он срезал», — чуть не закричал Евсеев и, бросив в недоумении старушку, побежал к киоску. Гражданин в шляпе медленно разгуливал по перрону.

— Д-д-давай чччассы!! — крикнул Евсеев заикающимся и возбужденным голосом. Гражданин остолбенел. Затем начал трястись. «Конечно, он — ишь как сдрейфил», — подумал Евсеев и, доставая наган из кобуры, еще громче закричал:

— Д-д-давай, ггговорю, ччаасы!..

Трясущиеся руки потянулись к боковому карману жилетки.

— Ага, подарок наркома хотел стащить, ишь какой ловкий!» — думал Евсеев, посматривая то на трясущиеся руки обладателя шляпы, то на свой поезд, который медленно набирал скорость. Наконец часы в руках. Наган в кобуре. Парашютист бежит к поезду и еле успевает вскочить в последний вагон.

— Чем вы так взволнованы? — обратился к Виктору кто-то из пассажиров.

Евсеев обстоятельно рассказал, как у него гражданин в шляпе срезал подарок наркома. Конечно, все хотели прочитать надпись на часах. Виктор вытащил за ремешок из кармана шинели часы и, держа их перед лицами пассажиров, вдруг закричал на весь вагон:

— Ч-ч-что я-я-я наделал? Я ограбил ч-ч-человека! В-в-ведь это н-н-не мои часы…

Все замерли, не зная, как отнестись к странному командиру. Евсеев тем временем под подушкой своей постели нашел золотые часы с надписью наркома.

Парашютист стоял обескураженный, краснея от своего поступка. Сейчас он отлично вспомнил, что снимал часы, когда ходил мыть руки после обеда. Виктор владел собой во время серьезнейшего и опасного прыжка. Виктор мог собрать всю психику на подчинение чувства страха и растерянности. А что же теперь? Виктор, потный и красный, нервозно и жадно сосал папиросу. Соседи с удивлением глядели на него.

Поезд заметно убавил ход. Застучали под колесами стрелки переходных путей. Евсеев быстро оделся. Как только замелькал перрон, он прыгнул и с ходу, что есть силы, побежал к дежурному агенту НКВД. Расталкивая посетителей, он пробрался к уполномоченному.

— В-в-вот, д-д-руг, ч-часы! Я ограбил гграждани-на на соседней станции. Взял часы! И напрасно оскорбил ч-ч-человека! Будь другом, перешли их на соседнюю станцию гражданину в серой шляпе, жийетке и сером галстук. И вот ему з-з-записка. Здесь мой адрес и кто я такой.

Уполномоченный встал, вглядываясь в лицо командира. В его практике еще не было подобных случаев. Евсеев подал свою орденскую книжку. Уполномоченный записал что-то в блокнот.

— Хорошо, товарищ Евсеев! Можете быть спокойны — передам пострадавшему гражданину. Спешите на поезд.

— У-у-успею! С-с-следующей станции я отправлю вам письмо, а уж вы передайте его моей жертве.

Евсеев вернулся в вагон, немного успокоившись. Затем он написал письмо человеку, которого ограбил без злого умысла.

Я думаю, узнав Евсеева, гражданин в серой шляпе простил храброго парашютиста, который дорожит подарком своего боевого наркома.

1981 г.

СОБРАЛИСЬ ЗА ГРИБАМИ

Я так и знал, что наш друг Иван Алексеевич Лихачев опоздает и никаких грибов мы уже не найдем в это воскресенье. Директор крупнейшего Московского автомобильного завода, чрезвычайно загруженный работой, он все же прикатил с женой и дочерью за нами на дачу на легковом автомобиле ЗИС-101. Наша семья любила жизнерадостного, прямолинейного, энергичного, коренастого, с горящими глазами и коротко подстриженными усами туляка.

— Опоздали мы малость, Егор Филиппович, — сказал Иван Алексеевич и, торопя всех скорее усаживаться в машину, сам, укладывая корзинки в багажник, добавил: — Только заскочим на минутку на завод, а оттуда рванем в родную Лопасню… Надо взглянуть на ремонтников…

— Тогда нет смысла думать о подосиновиках. Уже девятый час. Все порядочные грибники давно дома или на пути к дому с полными корзинками…

— На одну минутку! — горячо и убедительно повторил Лихачев.

— Ни за понюх табаку ломаешь всем выходной день…

— Ничего, Егор, поехали! А время идет — значит, грибы растут, — отшучивался директор.

Шофер быстро помчал нас на автозавод. Проехав по воскресным улицам столицы, мы оказались около гигантского завода. Директор неожиданно крикнул шоферу:

— Стоп, милок!

Машина остановилась. Лихачев шепнул мне:

— Видишь, кто сидит с вахтером на ступеньках лестницы у проходной? у

Я сразу узнал по курчавой седоватой густой шевелюре наркома тяжелой промышленности.

— Вылезай, — сказал мне Лихачев и обратился к женщинам: — А вы пока переберите косточки всем друзьям и знакомым…

Мы с Иваном Алексеевичем остановились. Он шепнул:

— Нарком с вахтером в обнимку… Не будем нарушать разговор.

Правая рука Орджоникидзе была на плече вахтера. Мы невольно стали свидетелями их разговора.

— Не уговаривай меня, друг любезный! Наркомом должен быть я даже тогда, когда ложусь спать… А если серьезно говорить, то даже сны должны мне сниться только наркомтяжпромовские…

— Да ты еще молодой, как я вижу, — заметил вахтер.

— Ну, как тебе сказать?.. А в чем дело? При чем тут молодой или старый? Что ты мудришь, Кузьмич?

— А вдруг девка приснится? Что тогда? — выпалил собеседник.