В самом деле… И теперь тоже, едва состоялось постановление ЦК и СНК о второй реконструкции завода, еще основные показатели не были спущены, он, Прокофьев, желая опередить время, уже заключал договоры, набирал рабочих, расчищал площадку. Этого почему-то не замечают. Замечают только горбатую трансформаторную будку.

— Ничего… Построим и без драк, — проворчал в заключение Прокофьев.

Судя по воспоминаниям Лихачева, Прокофьева, Тарасова, начальников цехов и участков, ведущих инженеров и мастеров, знатных ударников, когда они выходили из Дворца культуры, сыпал мелкий, ленивый, должно быть, последний снежок в этом году. В воздухе заметно тянуло весной. Симоновская слобода сияла огнями. Темная и молчаливая, похожая на гигантскую мухоловку, пряталась в сторонке башня старого монастыря.

Патриархальная Симоновка, ее заснеженные нелюдимые переулки, печально плывущий в синих сумерках звон к вечерне, тусклый свет керосиновых ламп в маленьких окнах низких домиков, телеги и розвальни — все это было уже невозвратимо для России.

Глава тридцать третья

1

Вскоре после утверждения правительством плана второй реконструкции Лихачев издал приказ о формировании «цеховых бюро по расширению завода». Этим приказом начальник механосборочного Фома Семенович Демьянюк назначался начальником бюро расширения двух механосборочных цехов грузовой и легковой машин…

Лихачев вызвал Демьянюка и сказал:

— Наш новый завод должен быть хорошо выполнен, идеально и грамотно продуман. И вот мы посоветовались, и решили поручить тебе составление проекта реконструкции двух механосборочных цехов — грузовых и легковых машин. Чтоб тебя не перегружать, решили освободить от текущего производства. А ты обиделся?

— Нисколько я не обиделся, — слукавил Демьянюк. — С чего бы это мне обижаться?

— Очень хорошо, — обрадовался Лихачев. — Значит, берешься за проект?

— Двух механосборочных? — удивился Демьянюк. — Вот это называется не перегружать!

— Да… И но останавливая конвейера, конечно. Это я имею в виду прежде всего. Тебе и книги в руки.

— Ну то была первая репетиция, Иван Алексеевич… А теперь хотя марка машины не меняется, зато нужно в три раза увеличить выпуск.

— Ну и что же?

— А это означает, что нужно добавить свыше половины нового оборудования, перемонтировать старое, обучить тысячи новых людей, сломать старые и составить новые графики.

— Главным образом тут нужно большевистское чутье вложить, душу, — сказал Лихачев.

— Душа — это дело абстрактное, — вздохнул Демьянюк. — А кому сдать дела по механосборочному?

— В общем, у меня сейчас заседание. А ты иди к Голяеву. Он тебе скажет, как мы там прикинули, и сейчас же принимайся за проект.

2

Шла весна 1935 года. Как и всякая весна, она принесла с собой пьянящий и волнующий запах талого снега, желтые пушистые цветы мимозы, зеркальные лужи на дорогах и вороний грай над Тюфелевой рощей.

На строительной площадке завода вновь с утра до позднего вечера мелькали лопаты и звенели песни. Тысячи людей со всех концов Москвы — из вузов и учреждений, преимущественно молодежь, комсомольцы. — по первому зову Московского комитета партии приходили сюда на субботники.

Строился канал Москва — Волга. Уровень воды в Москве-реке должен был вот-вот подняться, и, для того чтобы укрепить берег, обезопасить заводскую площадку, нужно было завезти, выгрузить и уложить два с половиной миллиона кубометров земли.

Когда кончалась работа в цехах, рабочие завода шагали на стройку, укладывали фундаменты, подносили кирпич и бут, просеивали гравий.

Было ли им трудно? Конечно… Однако в прошлую реконструкцию главными строительными материалами были дерево и кирпич. Теперь их заменили бетон и железо. Пришлось реконструировать железнодорожную ветку. Целые эшелоны и сотни автомашин со строительными материалами въезжали ежедневно на территорию завода. Ночами на стройке горел ослепительный электрический свет, ввинчивались в небо голубые иглы прожекторов.

Инвентарная опалубка, готовая арматура, подъемники, вибраторы — все это в десятки раз ускоряло строительство. Стал применяться сборный железобетон, приведший к революции в производстве строительных работ. Невиданно ускоряла стройку установка металлических конструкций зданий цехов. Конструкции эти подавались теперь на строительную площадку только для монтажа и сборки. Колонны зданий поднимали на фундамент механизмами. Пока между колоннами закреплялись поперечные конструкции, внизу уже возводили стены. Это тоже походило на поточную систему производства, было ново и удивляло всех.

Лихачева можно было видеть на строительстве каждое утро.

У него было теперь два кабинета: один — рядом с главным инженером завода Голяевым, другой — рядом с главным инженером Управления реконструкции — УРЗИС — Лялиным.

Даже в это напряженное время он продолжал учиться на факультете особого назначения, или ФОНе, как его называли.

Профессора приходили в старый кабинет Лихачева рано утром, едва ли не на рассвете. Лихачев уже ждал их, и не было случая, чтоб он опоздал или не выполнил домашнего задания.

3

Как и во время первой реконструкции, Серго Орджоникидзе часто приезжал на завод. Он знал, что разговоры о нереальности сроков велись нод шумок на стройке. Восемнадцать месяцев были даны «на все, про все…». Слыханное ли дело?!

Однажды по требованию Серго «внести ясность» в кабинете Андрея Никитича Прокофьева до работы, в 6 часов утра было созвано совещание-летучка с участием партийных организаций. Судя по протокольной записи, вот что говорил на этом совещании секретарь МК:

— Здесь сидят начальники участков и прорабы. Это люди серьезные и честные. Они должны сейчас прямо сказать, верят ли они сами в возможность выполнения своего графика или нет?

Строители молча переглядывались.

— Можете сказать; вот вам хомут и дуга, а я вам больше не слуга, — вставил Лихачев.

Но все молчали.

— Нет, товарищи, не беспокойтесь, — продолжал секретарь МК, — никаких выговоров не будет. Просто тот, кто сейчас скажет: «Не смогу», перейдет на другую работу с меньшей ответственностью, вот и все.

— Сделаем, — сказал кто-то из задних рядов не очень решительно.

— Помните, если сегодня сказано: «Смогу», а потом будете говорить: «Ошибка вышла», снимем как обманщика с треском, — сказал Лихачев категорически.

— Сделать можно, — отозвался строитель ТЭЦ Сидо-рович, — ТЭЦ будет пущена в срок. Я за это взялся и не отступлю.

Лихачев встал.

— Нужно рабочих — рабочих дадим. Нужен материал — материал дадим. Что нужно, подавайте теперь же заявки. Разве вам отказывали? Сколько раз Серго с другой стройки снимал кирпич, а нам давал.

— Что нужно, товарищи, говорите? — призвал Прокофьев.

И строители заговорили.

По общему мнению, снабженцы работали плохо. Строители должны были сами подталкивать снабженческие организации, добывать кирпич, цемент, гравий, песок, бут. Был случай, когда строители послали рогожное знамя бетонному заводу и чуть не избили десятника за то, что он не давал раствора. Об этом случае говорили все.

Сказал по этому доводу и Лихачев:

— Методы нужно менять, товарищи, а рогожное знамя и драка с десятником — это вздорная чепуха. Когда-то, лет пять назад, в Германии гордились, что трехэтажный дом построили за восемь месяцев. А в Америке тогда же построили дом в сорок два этажа за полгода. В чем дело? Да в том, что методы были разные. Немцы по-прежнему из кирпича выкладывали. Ну а американцы организовывали на специальном заводе массовое производство деталей здания, на строительной площадке только собирали узлы и детали. Забыть пора об этой рогоже.

С Лихачевым согласились все. Прокофьев поддержал Лихачева, говоря, что сейчас чрезвычайным и особенным является место организатора, бригадира на строительстве. Организатор должен уметь предвидеть, потому что если не умеешь предвидеть, значит, не умеешь и руководить.