Комиссия во главе с Визерским прибыла в село Галузинцы. Просидела она там год, провела сотни облав, допросила тысячи людей, арестовала несколько человек из загона Кармалюка, но на его след не могла напасть. Поиски предателя тоже ни к чему не привели. Не только Визерский, но и паны один за другим назначали все больше вознаграждения тому, кто укажет, где скрывается Кармалюк, но охотников не находилось.

Осенью 1833 года Кармалюк, узнав, что жена умерла, решил навестить сыновей. Жена старшего сына Ивана, Мария, так впоследствии рассказывала об этом:

«Затем зашел в хату, спросил Остапа:

— Ты хочешь жениться?

— Хочу, — отвечал Остап и упал до ног.

Отец благословил, велел Ивану непременно свадьбу справить, при сем подтверждая:

— Справ весилля. Он бедный, не мае притулыска, хоть и був в служби.

Провели так всю ночь, а наутро Иван повел батька на петровскую корчму, называемую «Выдумка».

На заручинах опять подъехал верховой лошадью. В шляхетском тулупе и кашкете черного сукна. С пикою и пистолем. На другой день отца уже не было. Потом был на крещение. Господскими лошадьми. Иван и Остап поцеловали его в руки, а он сказал:

— Добре, диты, що з вамы батько побачывся, бо не знаю, чи бильш побачусь…

На себе имел всегда неодинаковое одеяние. Раз в солдатской шинели, другой — в кожухе, а третий — в шляхетской уже…»

Это посещение семьи не укрылось от глаз Визерского. Он арестовал и сыновей и невестку. А осенью следующего года Андрей Словинский, вернувшись из Литина, сказал:

— Батьку, Ивана закатувалы…

— Проклятые душегубы! Кричат всюду: Кармалюк убивает. А скилькы самы выносят из тюрем закатованных людей, того не бачат! Сидлай коней!

В сопровождении Андрея Словинского Кармалюк поскакал в Литин. Постоял возле могилы, сдерживая слезы, и умчался. Он дал клятву, что отомстит за смерть сына. А литинская полиция в рапорте суду сообщала: «Содержащийся под стражею по делу подполковника Дембицкого арестант Иван Кармалюк, о коем дело стоит в решении оного суда, сего месяца 17 августа волею божею умре…».

— Я разгоню эту галузинскую комиссию! — говорил Кармалюк с таким гневом, какого еще не замечал в нем Словинский. — Я сожгу все бумаги этого чиновника Визерского!

— Да и его надо так выпороть, чтобы и смотреть в сторону леса боялся! — вставил Андрей.

— Он свое получит!

«С 12-го на 13-е число сего августа 1835 года, ночью, неизвестные злоумышленники, напав в селе Красносилки на дом посессорши Поплинской, ограбили оную из имущества и денег на немалую сумму. По примечаниям Поплинской и служителей было их более шести человек. Три человека были по-шляхетски одеты: в сюртуках, поясами подвязаны, в сивых шляхетских шапках, с ружьями и ножами. А последние, которые окружали дом, были вооружены в пики.

Земский суд предписывает управляющим селений и местечек сию минуту, собрав до нескольконадцати верховых из благонадежных людей, отправиться с оными по корчмам трактовым, а в особенности в лесах стоящим. Как сии, так и дома лиц по поведению зазорных, равно все сумнительные и глухие места со всею тщательностью осмотреть. И буде кого из подозрительных людей отысканы будут, тотчас доставить в сей суд, на грунте в селе Красносилки учрежденный.

Настоящее оповещение по прочете и расписке, не удерживая, отправлять тотчас по тракту, ниже сего изложенному, с верховыми нарочными, дабы можно было видеть действие каждого из управляющих селений».

Магдалина Поплинская, придя в себя, помчалась к губернатору. В кабинет губернатора ее ввели под руки, чуть живую. Забыв даже поздороваться, пани Поплинская произнесла, трагически воздевая руки к небу:

— Спасите меня!..

И, повиснув на руках у чиновников, зарыдала. Переполох поднялся в канцелярии такой, точно явился сам Кармалюк, и все готовились к отражению нападения.

— Ваше превосходительство, — начала пани Поплинская, когда ее привели в чувство, — я не в силах изобразить вам все те ужасы, которыми была окружена. Одному только явному покровительству провидения обязана я спасением дней своих. Но разбойники сделали меня нищей. У меня нет ни гроша…

Только наличными деньгами и вещами они забрали у меня девятнадцать тысяч рублей.

— Успокойтесь, пани Магдалина, мы найдем средство поймать его. И непременно казним! Довольно того, что он уже двадцать три года держит в страхе весь край!

— Ваше превосходительство, как же вы предадите его смерти, когда в России казнь отменена? — простонала пани Поплинская: об этом ей говорил предводитель дворянства, когда она спрашивала его, почему они до сих пор не повесили Кармалюка.

— А я вам, пани Магдалина, напомню, что ответил государь графу Палену, когда тот посетовал, что у нас смертная казнь отменена. «Виновных прогнать сквозь тысячу человек 12 раз, — начертал государь собственной рукой на рапорте графа. — Слава богу, смертной казни у нас не было и не мне ее вводить». А не всякий, как известно, выдерживает и четыре тысячи шпицрутенов.

Успокаивая и утешая пани Магдалину, губернатор не преминул, однако, порекомендовать ей в будущем проявлять больше сдержанности в обращении с крестьянами.

— Хлопов надо наказывать. Этого никто не отрицает. Но доводить до эксцессов — этого я вам очень и очень не советовал бы. Кармалюк настолько успел огайдамачить наш край, что неразумными мерами легко довести дело до повторения той резни, во главе которой стояли Железняк и Гонта. Вы вот сами говорите, что, выскочив в окно, колотили в двери крестьянских хат, выбивали стекла в их окнах, однако хлопы не спешили вам на помощь.

— А все потому, что они сами ходят на разбои с Кармалюком! — гневно воскликнула пани Магдалина, забыв, что она все время притворялась еле живой. — Я это давно заметила, а потому и порола всех подряд! И буду пороть, пока они не откроют, где мое имущество и деньги!

— А я бы все-таки советовал вам, пани Магдалина, пока воздержаться от этих всеобщих экзекуций, — стоял на своем губернатор. — От наказания сообщники Кармалюка не уйдут. Но поспешность в этом деле только повредит к открытию его.

После разгрома имения пани Поплинской Кармалюк, видя, что вся шляхта губернии села на коней и рыщет по лесам и селам в поисках его, ушел под Винницу, на медведовские хутора. «Между тем целые вереницы его товарищей потянулись на каторгу в Сибирь после наказания кнутом и наложения клейма. Процедура публичной казни над ними продолжалась несколько месяцев».

Но как только шляхта и полиция немного поубавили пыл, решив, что Кармалюк навсегда ушел из этих мест, а возможно, и погиб где-то, он опять вернулся в окрестности Деражни и начал готовить новые нападения на панские поместья. Верным помощником его в это время был Андрей Словинский — молодой и очень смелый парень. Несколько раз он вместе с Кармалюком вырывался из облав, оружием прокладывая себе дорогу. Когда на хуторе Зелинского их окружила шляхта, то в завязавшейся перестрелке Кармалюк ранил шляхтича Бирского. Тот, в свою очередь, тоже успел выстрелить в Кармалюка, но Словинский ударил его под руку и заряд угодил в стоявшего рядом с Устимом Якима, который вскоре и скончался. Все думали, что убит Кармалюк, но пуля его на этот раз еще миновала.

Власти усиленно искали предателя. Анна Зелинская, на хуторе у которой произошел бой Кармалюка со шляхтой, была арестована. Узнав, что исправник ищет, кто бы мог выдать Кармалюка, она вместе с некоей Марией Рекруткой выразила желание это сделать.

— Як що вы пустыте нас, ваше благородие, — говорила Анна исправнику, — то мы поможемо вам пийматы Кармалюка.

— А не удерете?

— Ваше благородие, клянемся вам…

— Ну, глядите же у меня, — пригрозил исправник. — Я все равно вас поймаю, и тогда уже каторги вам не миновать!

Доложили губернатору, и тот немедленно написал Летичевскому суду: «Я соглашаюсь на отдачу на поручительство подсудимых Анны Зелинской и Марии Рекрутки, изъявивших желание подать известные способы к поимке преступника Кармалюка. Предлагаю суду освободить их из-под стражи, но в таком только случае, если поручительство по них будет совершенно благонадежно».