— Если придется, я присягну им на верность, — решительно сказала Эдит. — Вот увидишь, Хильда. И потом все будет хорошо.
— Что? — Хильда поднесла руки к горлу. Ее истерика моментально прекратилась. — Но зачем норманнам принимать твою клятву?
Эдит стиснула кулаки. Как Хильда может в ней сомневаться? Разве не она заботилась о том, чтобы поместье процветало, пока Эгберт предавался своей страсти к охоте и шлюхам?
— Придется. Эта земля принадлежала нам испокон века. Я не отдам ее.
— То есть, ты ждешь, что ярл на тебе женится. — Хильда постучала себя по носу. — Какая ты умная. Хотелось бы и мне взамен внешности иметь такое приданое. Скоро ты разоденешься в шелка и забудешь про нас.
— Ничего я не жду, — осторожно ответила Эдит. Брак с норманном был бы логичным выходом из ситуации, хоть ее и мутило от мысли о новом замужестве. Но одинокая вдова с большими владениями была слишком уязвима. — Однако ты ошибаешься в том, что я смогу забыть об этом доме и его обитателях. Это мои люди. Все до единого.
— Твой муж перевернется в гробу, кузина, если ты поклянешься в верности норманнскому королю.
— Десять лет назад мой отец присягнул Хальвдану в Эофорвике. Это Эгберт нарушил перемирие, а не я.
Хильда покачала тщательно причесанной головкой. Ее пухлые губы слегка надулись.
— Я ждала от тебя большего. Ты семь лет была замужем. Неужели муж не привил тебе свои взгляды? Думаешь, король считает иначе?
Эдит вздернула подбородок. Кузина допрашивает ее, словно обычную служанку. Да как она смеет? Ее охватил гнев, а с ее губ едва не сорвались горькие обвинения. Сделав глубокий вдох, она заставила себя успокоиться.
— Разве мы с Эгбертом хоть раз совпадали во мнениях? — спросила она со всем спокойствием, на которое была способна. — Лорд Эгберт больше здесь не хозяин. Он перестал им быть, как только испустил дух. Замок и земли никогда в полной мере ему не принадлежали. Я знаю условия брачного договора, составленного отцом. В случае смерти Эгберта мое приданое должно было вернуться ко мне. И я намерена его сохранить.
— Кузина, сейчас не время для шуток. — Бледно-голубые глаза Хильды распахнулись. — Ты ничего не смыслишь в военном деле. Эгберт всегда говорил…
— Я обязана думать о своих людях, — прервала ее Эдит. Меньше всего ей хотелось вспоминать мнение покойного супруга об ее многочисленных недостатках. — Норманны примут мою клятву. А потом пусть отправляются на все четыре стороны. Надеюсь, они не сожгут замок и не станут никого принуждать к браку. Мы выживем, во что бы то ни стало. Это самое главное.
Эдит не знала, кого она хотела убедить больше — кузину или себя.
— Даже если ты избежишь замужества, норманны заберут все, что плохо лежит. Ты же знаешь, каковы они! Когда я приехала к вам два года назад, все фермы на юге пылали, а женщины… Обещай, что убережешь меня! Я видела жуткие вещи. Ты должна защитить меня. Так хотел бы лорд Эгберт.
Эдит испытующе посмотрела на нее.
— Все меры предосторожности уже приняты. Мои родители хорошо меня выучили. Норманны много лет разоряли наши края, но мы выжили. В первые годы родителям даже пришлось принимать Хальвдана у себя.
— Что же мне делать? — Хильда заломила руки. — Лорд Эгберт всегда говорил, что у меня особое предназначение. Если подумать, именно я должна их встретить и смягчить их сердца ласковым словом. Ты, кузина, бываешь слишком груба. Лучше уж я улыбкой попробую завоевать их расположение.
Эдит с недоверием воззрилась на кузину. Неужели она серьезно? Все ее существо восстало при мысли о том, что Хильда встретит норманнов вместо нее. А она-то пыталась придумывать Хильде мелкие поручения, чтобы уберечь ее от вспышек ярости Эгберта. Тот обращался с ней обходительно, лишь будучи в хорошем настроении.
Хильда принялась расхаживать взад-вперед и раскланиваться, изображая хозяйку дома.
— Видишь, кузина, как хорошо у меня получается?
— Хильда, сходи лучше на пруд и проверь, закрыты ли заслонки. У меня нет никакого желания остаться без рыбы из-за недосмотра слуг, — сказала Эдит, возвращая себе контроль над положением.
— То есть…
— Я сама встречу норманнов. Оденусь в простое платье и расскажу о нашем стесненном положении. У нас уже получалось спасти замок от огня. Получится и на этот раз, поверь.
— Значит, мне вообще не придется столкнуться с норманнами? — Хильда остановилась.
— Вполне возможно. — Эдит протянула руку. — Прошу, выполни мою просьбу. У меня будет покойнее на душе, если я буду знать, что все в порядке.
— Как пожелаешь, кузина. Теперь ты здесь хозяйка. — Хильда изобразила реверанс и, взметнув юбками, вышла за дверь.
Эдит вздохнула. Выдать бы ее за какого-нибудь достопочтенного фермера. Вопрос только, за которого — учитывая, что об ее отношениях с Эгбертом известно всем. Эдит задумчиво постучала пальцем по губам. Все это может подождать, покуда она не решит куда более серьезные дела. Надо сосредоточиться и проверить, ничего ли она не забыла. Нельзя допускать ошибок.
Она поправила плотную вуаль, чтобы ни один волосок не выбивался наружу, и окинула зал внимательным взглядом. О золоте и серебре можно не беспокоиться. Все спрятано в тайнике, о котором знает она одна.
Будучи язычниками, норманны не гнушались грабить даже монастыри и церкви. Превыше всего их интересовало богатство. Когда отец показал Эдит тайник, он рассказал о набеге на Линдисфарн и о других бесчинствах викингов. И тем не менее, он кичился своим союзом с Хальвданом, уверяя, что его присяга обезопасила их на все времена. Как же он ошибался.
Чтобы не возбудить подозрений, она оставила на виду несколько безделушек. Если норманны поверят, что они бедны, то не затребуют большой мзды. Это правило отец неустанно внушал ей с тех самых пор, как она начала делать первые неуверенные шаги по двору замка.
— Норманны никогда не задерживаются надолго. Они грабители, а не переселенцы. Всегда спешат и хорошо припрятанного не замечают, — шептала Эдит снова и снова, пытаясь придумать, как правильнее их встретить. Поразмыслив, она решила не падать ниц и не простирать в мольбе руки. Никакого раболепия. Простого приветствия кивком головы будет достаточно.
У нее все получится. Иначе и быть не может. Люди в поместье рассчитывают на нее, ибо мужчин, способных дать отпор норманнам, не осталось. После подавления мятежа домой вернулся всего один юноша, и тот через два дня скончался от ран, перед смертью успев рассказать о коварстве норманнов и героическом сопротивлении Эгберта. Пусть поздно, но в нем пробудилась былая смелость.
Снаружи раздались тяжелые шаги. Почувствовав дурноту, Эдит прижала ладонь к животу. Слишком быстро. Она даже не успела убрать веретено и пряслица.
Почему их не предупредили? Почему никто не заметил пожаров, извечных предвестников норманнских набегов? С болью в сердце она прокляла Эгберта за то, что он увел всех дееспособных мужчин. Ничего, позже она придумает способ, как сделать так, чтобы викинги никогда больше не застали ее врасплох.
Жестом она попросила слугу открыть дверь, и старик — один из немногих оставшихся мужчин — заковылял по каменному полу.
Прежде чем он успел выполнить ее просьбу, дверь рухнула на пол. В проеме стоял высокий человек. Таких высоких мужчин она еще никогда не встречала. Он был гладко выбрит, темно-русые волосы лежали на его плечах. Само воплощение северного воина, он был одет в подбитый мехом плащ и кожаные штаны, а в руке сжимал обоюдоострый топор. Эдит заметила красную полосу шрама на его шее, а потом ее вниманием завладели его пронзительные синие глаза. Воин-варвар. Истинный язычник.
Она облизнула губы и попыталась произнести приветствие, но голос отказался ее слушаться. Из горла вырвался сдавленный хрип. Охваченная резким приступом страха, она простерла дрожащие руки.
Мысленно она представила страшную картину — замок охвачен огнем, люди гибнут, а она не в силах остановить побоище. Родись она мужчиной, как мечтали ее родители, ничего этого не случилось бы. Оба ее главных оружия — ум и язык — предали ее. Эдит молча взмолилась о чуде.