Они были похожи, потому что были братьями.

Их так и называли – братья Хват: Борис и Глеб.

Старший брат носил усы, а младший их брил. Глаза у них были одинаковые, карие, ореховые, в густых ресницах.

Они были короткие, мускулистые и быстрые в движениях.

– Господин Полотенц? – спросил Борис Хват.

– Георгий Георгиевич? – спросил Глеб Хват.

Широким жестом Элина показала на фотографию Аглаи Тихоновны.

Борис Хват был опытным сыщиком. Он поглядел на фотографию.

– А что, у вас есть сведения, что ее уже ликвидировали? – спросил он.

Георгий Георгиевич метнулся к столу, стал срывать ленточку с фотографии, фотография вырвалась у него из рук и грохнулась на пол – стекло вдребезги.

– Нет! – закричал он. – Это легкомысленная ошибка. Моя Аглая жива. Зачем им ее убивать, если я готов заплатить за нее любые деньги?

– Вот именно, – сказал Глеб Хват. – Вот именно. Следствие интересует, какую сумму они надеются из вас вытрясти?

Георгий Георгиевич отвел взор и сказал:

– Не могу ответить.

– Это еще почему?

– Очень дорого, – сказал он.

Тут в разговор вмешалась Элина Виленовна.

– Георгий Георгиевич, – произнесла она. – Я бы на вашем месте сказала. А то господа сыщики подумают, что вы что-то скрываете.

– Ну как, вспомнили сумму? – спросил Борис Хват.

– Лучше скажите, – попросила его Элина. – Они не отстанут, менты проклятые!

– Ну что за выражения, девушка! – обиделся Глеб Хват. – Даже преступники к нам так уже не обращаются.

– Они попросили… – Георгий Георгиевич проглотил слюну, вздохнул и сказал: – Я на бумажке напишу. Даже стены имеют уши.

Дрожащей рукой он написал несколько цифр.

Борис Хват взял бумажку и прочел ее про себя. Покачал головой и протянул брату. Брат тоже прочел и произнес вслух:

– Пятьдесят семь миллионов! Ого-го!

– Тише! – прошипел Полотенц.

– В рублях или какой валюте? – спросил Борис Хват.

– В «у. е.», – сказала Элина Виленовна. – Именно в них.

– Ну они дают! – хором возмутились милиционеры. – Это открытый цинизм. Откуда у русского благотворителя могут быть такие деньги?

– И я так думаю, – согласился с ними Георгий Георгиевич. – Таких денег у меня быть не может.

– Значит, будем готовить операцию по захвату, – сказал Борис Хват. – Главное – узнать, где они ее держат. Будем держать вас в курсе дел. Когда вашу супругу найдем живой или мертвой, вам сообщат.

– Как так мертвой? – снова удивился Полотенц. Он очень переживал.

Но ему никто не ответил, потому что милиционеры уже покинули его кабинет.

Там воцарилась тишина.

– Каин не звонил? – спросил наконец Георгий Георгиевич.

– Пропал, – ответила секретарша. – Ума не приложу, где он может быть.

– Как только появится – сразу ко мне! Мы должны найти дорогую Аглаю раньше, чем это сделает милиция. Риск слишком велик.

– Конечно, – согласилась красавица Элина. – Нас волнует судьба человека, а им только бы план выполнить.

– Вот именно! – сказал Георгий Георгиевич.

Глава третья

Начало большого пути

Если вам приходилось путешествовать, вы знаете, как трудно спать ночью перед отлетом или отъездом.

Вставать надо в восемь, а ты просыпаешься сначала в половине пятого и думаешь: как славно, что осталось столько времени! Потом просыпаешься в семь и долго не можешь заснуть. Но за двадцать минут до срока сон обуревает тебя.

И ты засыпаешь без задних ног.

Вот и Сева проснулся, когда было еще совсем темно и только самые первые птицы пробовали свои голоса, а последний комар делал круг почета над щекой своей жертвы, чтобы отправиться потом на свое комариное болото.

Потом его разбудил птичий хор – птицы настраивали свой оркестр, причем так громко, что удивительно было, почему весь лагерь не вскочил.

Но все спали, а солнце еще не встало – лишь первые его лучи вырывались из-за деревьев.

И тут Сева услышал жужжание тяжелого толстого мохнатого шмеля. Шмель смело подлетел к его уху и прожужжал в него:

– Вставайте, Савин, вас ждут великие дела!

Может, он прожужжал что-то другое, но Сева услышал именно эти слова.

И он сразу понял, что это не сон и не розыгрыш. Пора лететь в Лапландию.

Сева вскочил, и никто не проснулся. На часах над дверью было семь часов десять минут.

Сева побежал по коридору в туалет.

Когда он хотел вернуться в палату, чтобы одеться, то увидел в дверях туалета большого кролика. Кролик стоял на задних лапах и держал на передних рубашку и джинсы Севы. Рядом с кроликом топтался маленький старичок с пегой, длинной, до пола, бородой, в синих трусах, серой рубашке с красным галстуком.

К груди он прижимал кроссовки Севы.

Это было смешно. Но никто не смеялся.

Сева быстро оделся.

Пока ему везло. Никого он не разбудил.

Старичок в это время не переставая говорил:

– Ты меня не бойсь, я здешний, всегда здесь живу. Домовой я. Но особь статья. Так и зовусь – лагерный. Нас на свете немного, но у нас есть особые знания и заботы. Я могу горном петь и даже на барабане молотить. Знаю, как галстук завязывать и строем ходить. А уж костер под дождем в походе никто лучше меня не разожжет. Понял?

– А зачем вам это? – спросил Сева.

– Зачем не зачем, а может пригодиться. А что, если горн утеряется? Кто будет музыку изображать? Ну, ты готов, Савин? Пошли, а то тебя ждут.

И домовой-лагерный первым поспешил на улицу, выглянул из двери, бородой помахал, принюхался и сказал:

– Спокойно, по одному, перебежками… марш!

И первым побежал к кустам. Сева за ним.

– Сева! – раздалось сзади.

Сева от неожиданности споткнулся. Кто его выследил?

В открытом окне спальни девочек стояла Лолита и махала ему вслед.

Сева тоже ей помахал. В принципе, она неплохой человек и даже проснулась пораньше, чтобы попрощаться.

– Ты осторожней, Савин, – сказала она, и ее голос пробился к нему сквозь оркестр птичьих голосов и звоны насекомых.

– Я вернусь, – сказал Сева. – Ты не думай.

– Дурак! – откликнулась Лолита. – Неужели я могла так подумать?

Она захлопнула окно, но не отошла от него, а продолжала смотреть вслед Севе. Но Сева ее не видел, потому что они с лагерным скрылись в кустах и выбежали к малым воротам – служебному входу. Туда приезжают машины с продуктами.

У входа на шоссе стоял «жигуленок», шестая модель. В нем сидел милиционер. У машины стоял начальник лагеря.

– Доброе утро, – сказал Сева и обернулся к лагерному. Может, недоразумение? Сейчас его поймают и отведут обратно в палату?

– Тут я с вами прощаюсь, – сказал лагерный. – До встречи. Возвращайся скорей на благо нашего народа.

– Скорее, скорее, – поторопил его Афанасий Столичный. – Роме надо еще на почту заехать и документы в центральную бухгалтерию доставить.

Все получалось как-то обыкновенно. Как бы на границе сказки. Лагерный мог быть просто маленьким дедушкой, говорящий шмель – усилителем, но что делать с Лапландией?

– Вы не забудьте маме сказать… – начал было Сева и понял, что как раз маме ничего говорить и не нужно.

– Не беспокойся, твою маму мы обманем, – ответил начальник лагеря. – Меня об этом попросили старые друзья. Поезжай спокойно, отдыхай, трудись, судя по обстоятельствам. Твоя фамилия Савин? Значит, правильно.

Сева попрощался с начальником лагеря за руку и так и не понял, шутил тот или говорил серьезно.

Он сел рядом с Ромой, машина сразу помчалась по шоссе, Сева только успел помахать провожающим – лагерный домовой стоял рядом с гигантом Столичным и был ему чуть выше колен. Но махали они вслед Севе одинаково.

– А правда, что ваш брат был чемпионом Москвы? – спросил Савин.

Рома не удивился. Он вообще никогда не удивлялся.

– Второе место в Европе, и, если бы ему не подсунули допинг, быть бы ему олимпийским чемпионом. Горжусь братом, горжусь своей родиной!

Севе захотелось захлопать в ладоши, но он удержался. Солидный человек идет на важное задание. Помолчим.