Андрей не стал задерживаться в Симферополе. Лидочки здесь не было. Он отволок чемодан к Нине и оставил его с запиской – просьбой сохранить.

Обратно в Ялту Андрей поехал на извозчике с ночевкой в Бахчисарае.

К Ялте подъезжали в сумерках. Извозчик перестал рассуждать, тоже уморился – ему приходилось многократно слезать и идти рядом с лошадью, помогая ей.

Вокруг щебетали миллионы птиц, празднуя весну, жужжали первые насекомые – будто и тут бушевала революция.

На всей дороге встретилось лишь две маленькие деревни да усадьба лесника, который вышел к ним, узнал извозчика, поздоровался. Они поделились с лесником табаком, лошадь отдыхала, лесник говорил, что здесь еще недавно была банда, «ваша, татарская», но вроде бы милиция третьего дня их прогнала.

Они поехали дальше – скоро должна была быть яйла, оттуда начнется спуск к Ялте. Полдень уже миновал.

Лошадь совсем уморилась. Андрей сошел с пролетки и шагал рядом, тем более что было приятно вдыхать морской воздух.

С горы скатывались серые быстрые облака, которые скользили по вершинам деревьев.

Когда впереди, на очередном повороте Андрей увидел двух всадников, они показались порождением тумана, столь неподвижны и неслышны они были.

Но татарин-возчик сразу начал осаживать лошадь и заговорил, словно обращался к языческим богам, обитающим тут. Он твердил, что у него ничего нет и у пассажира ничего нет, что можно все карманы показать, но всадники не двигались и ничего не отвечали.

Один из всадников соскочил на дорогу и быстро подошел к повозке. Он был в военной одежде без погон.

Андрей узнал его, когда он подошел к самой пролетке, улыбнулся и сказал:

– Подвинься, чего расселся, граф Монте-Кристо!

Затем Ахмет впрыгнул в пролетку и крикнул возчику по-татарски:

– Гони, друг! Тебе повезло, что встретил Ахмета Справедливого!

Возчик изобразил неестественную радость по поводу этого события. Пролетка тронулась, а второй всадник с лошадью Ахмета на поводу поехал сзади.

– Ну, ты совсем не изменился, покойничек! – сказал Ахмет. – Совсем такой же.

– А ты возмужал, – сказал Андрей.

– Правильная формулировка, – сказал Ахмет.

Он отпустил усы, на голове у него была низко сидящая небольшая каракулевая папаха, в углах глаз и губ обнаружились первые морщинки – возможно, не от возраста, а от жизни на свежем воздухе, под ветром и дождем.

– Мне сказали, что ты приходил, – сказал Ахмет. – Только я не смог в тот же день тебя найти. Занят был. Не сердись.

– За что я могу на тебя сердиться? – Андрей был рад, что увидел Ахмета и тот тоже обрадовался.

– Ты в глубине души думаешь, что, когда ты, белая кость и голубая кровь, свистнешь, татарские мальчишки должны бежать с кувшинами мыть тебе ноги, – не отрицай, не спорь! Я люблю страдать от унижений.

– Как ты меня нашел?

– Мне вчера сказали, что ты отправился в Симферополь. Я послал туда телеграмму, и мне ответили, что утром тебя видели у Марии Павловны в доме.

– Я все забываю, что мы живем в двадцатом веке.

– А где ты пропадал столько времени?

– Далеко, – сказал Андрей. – Потом расскажу.

– А как Лидочка?

– Она должна сюда приехать. Я буду ждать. Только я не знаю точно, когда она приедет.

– Вряд ли тебе разумно ждать на виду у всех. Обвинений с тебя никто не снимал.

– Знаю, Ахмет. Наверное, мне следует пожить в деревне неподалеку от Ялты. Ты сможешь достать квартиру? Деньги у меня есть.

– Деньги – не проблема, – сказал Ахмет. – Мы, разбойники, их не считаем и храним в пещере в сундуках. Слышал, наверное?

– С каких пор ты разбойник?

– Я тебя сейчас в мою сторожку отвезу, – сказал Ахмет. – Есть у меня в лесу под Ялтой такое убежище.

Они ехали по яйле, свежий ветер пригибал молодую траву, небо стало громадным. Скоро начнется спуск к Ялте.

– Но мне надо каждый день приходить на место встречи с Лидочкой. Я думаю, что она со дня на день должна здесь появиться.

– Если разок не придешь, я своего аскера пришлю.

– А что расскажешь о себе? – спросил Андрей.

– Тебя в самом деле интересует, чем я занимаюсь?

– Ты мне предложил пожить с тобой. Я тебе благодарен, но могу же знать – кто ты, мой хозяин, кто твои друзья и враги. Ведь мне достаются и те и другие.

– Разумно. Тогда слушай. Никакой я не бандит. И не убийца. Но власти меня не любят. Любые власти.

– А кто же тебя любит?

– Мои люди.

– Это очень похоже на бандита. Самого обыкновенного, – сказал Андрей. – Даже Робин Гуда любило хотя бы местное население.

– Вот именно, – обрадовался Ахмет. – Я забыл, как его звали, а спрашивать неудобно. Я – Робин Гуд Ялтинский.

Пролетка резво покатилась по вьющейся в сосновом лесу дороге к Ялте.

– Продолжай, – сказал Андрей, хватаясь за край разогнавшейся пролетки, чтобы не свалиться под откос.

– Я борец за свободу, – сказал Ахмет, – и не смейся! Я ушел в лес, чтобы добиваться справедливости, чтобы вернуть Крым тем, кто его всегда населял.

– Сарматам или скифам? – спросил Андрей.

– Твоя острота попала мимо цели, – сказал Ахмет. Он не смотрел на Андрея – глядел вперед, говорил тихо, медленно, словно подстраиваясь под мерный скрип колес. – Во мне течет скифская и сарматская кровь. Во мне есть кровь греков и турок – я не знаю, из какого сплава Аллах выковал мой народ, но мы недаром не раз и не два брали штурмом твою Москву.

– А теперь ты хочешь взять штурмом Симферополь?

– Я не сержусь на тебя, Андрей, – сказал Ахмет, – потому что ты мой друг.

– А когда захватишь власть, поставишь меня к стенке!

– Мы никого не хотим ставить к стенке. Мы хотим только своей власти на своей земле, своей религии, своего права.

– Кто тебе запрещает ходить в мечеть?

– Мне не надо запрещать или разрешать. Это решаю я сам.

– Мне кажется, все это несерьезно.

– Ты провел эти годы где-то в холодильнике! – возмутился наконец Ахмет. – Неужели ты не видишь, что ваша дряхлая Римская империя разваливается?! Это же, как говорил Лермонтов, страна рабов, страна господ. В ней не только сильный и богатый угнетает слабого, но и один избранный судьбой народ измывается над прочими, малыми народами! И этому пришел конец. Завтра империи не будет.

– Значит, ты собрал отряд Робин оглы Гуда и отправился освобождать свою страну?

– Мой отряд – не единственный. Мы – зародыш будущей армии. Судьбу страны решит народ, Учредительное собрание.

– И здесь тоже Учредительное собрание? Может, и хана подыщете?

– Андрей, я знаю, что ты не хочешь меня обижать, но ты все время обижаешь, потому что ты русский и тебе вроде бы можно иметь все то, чего другие не имеют. И потом спрашивать так, свысока: «А зачем тебе свобода, бедный ребенок?»

– А зачем? – упрямо повторил Андрей. – Раньше тобой правили из Петербурга, издалека, а вместо господ далеких вы хотите посадить себе на шею своих, местных – так они будут похуже петербургских. Поглупее.

– С этим тоже можно поспорить, – сказал Ахмет. – У нас общая история, общий язык, главное – общая вера. А тебе я напомню – зачем вы, русские, устраивали битву на Куликовом поле? Хотели вместо господ далеких, ордынских, посадить себе на шею своих?

– Все, сдаюсь! – засмеялся Андрей. – Ты победил меня формальной логикой. По тебе Сорбонна плачет.

– Мы будем посылать наших детей в Сорбонну, – сказал Ахмет.

С каждой минутой воздух становился теплее и влажнее. Пахло морем. Все чаще на дороге встречались прохожие, большей частью татары из деревень, что были расположены вдоль дороги и над Ялтой, где разводили виноград и пасли овец.

– Ты думаешь, что судьба империи тревожна? – спросил Андрей.

– Я уверен. Ты не представляешь, что творится в других местах. Я знаю, что Грузия и Армения готовы отложиться, что независимости требуют Польша и Финляндия, Эстляндия и Курляндия.

– Бред какой-то! – в сердцах воскликнул Андрей. – Эстляндская республика! Ты знаешь, я не шовинист и не черносотенец, но скажи, пожалуйста, чем будет заниматься Эстляндская республика? Молоко в Петроград на продажу возить?