– Я испытывала какую-то гордость от того, что берегу себя для Андрея, для своего мужчины… А теперь Андрея нет. Но я это берегу. Значит, для кого-то другого?

– Глупышка, – сказал Теодор. Но не осудил ее и не посмеялся. Просто он знал нечто, выходящее за пределы Лидочкиного знания.

Подул ветерок, хороший, свежий ветерок. Мухи куда-то отлетели.

– Очевидно, – сказал Теодор, потягиваясь, словно засиделся. Во рту у него была травинка, и он ее неспешно жевал, от чего порой его речь становилась невнятной. – Очевидно, когда я предупредил вас в гостинице, что вы попали в чужой мир, это было непонятно. Слишком мало было у вас информации. Но сегодня иначе. Или вы все поймете и подчинитесь мне, или останетесь здесь и будете искать свое счастье в одиночестве.

Лидочка не перебивала его – у нее был упадок сил, даже руку поднять нет возможности.

– Вы меня слушаете? Не спите еще?

– Слушаю, Теодор.

Смешное имя. Какое-то собачье. Пудель Теодор.

– Я буду краток. Подробные беседы оставим на будущее. Они обязательно состоятся как путь к овладению тайной, что сделает вас иной, чем все люди. А вы еще иной не стали. Этому надо учиться. Сегодня урок первый. Теоретический – потому что практические занятия вы проходите уже два последних месяца. И пока ничего не поняли.

– А разве это можно понять?

– Кое-что можно.

Лидочка подумала, что совсем не загорала в этом году. Раньше никогда не боялась загара, а в этом году забыла загорать. Она прислонилась спиной к теплому камню церковной стены и закрыла глаза. Голос Теодора звучал, как фонограф – ненастоящий голос. Но она слушала его, не делая усилий.

– Я думаю, что, живя эти два месяца в одиночестве, вы задумывались уже, что значат эти табакерки и кто владеет ими.

Лидочка кивнула.

– Мы не мистические существа из сумеречного мира – мы такие же люди, как вы, Лидочка. Каждый из нас – давно или очень давно – получил при определенных обстоятельствах табакерку и был научен ею пользоваться. Но кто был первым, я не знаю, и те из нас, с кем я знаком, этого тоже не знают.

– А как вы меня отыскали?

– Вас нашел не я.

– А кто?

– Вы не знаете ее.

Лидочка поморщилась – она задавала неумные вопросы. В конце концов – какое ей до того дело?

– В связи с этим, – произнес Теодор, не отрывая глаз и повернув лицо к солнцу, – я мог бы сделать предложение. Не хотите ли вы, моя госпожа, сделать небольшую операцию? Совсем небольшую и не очень болезненную.

Так и не раскрыв глаз, Теодор запустил длинные сильные пальцы в верхний карман своей легкой куртки и вытащил оттуда нечто круглое, блестящее, подобное горошине.

– Зачем это? – спросила Лидочка.

Теодор лениво приоткрыл глаз и протянул горошину Лидочке.

– Назовем это локатором, – сказал он.

Горошина была маленькой, но весьма увесистой, словно сделана из золота.

– Если вы согласитесь поставить локатор, мы всегда будем знать, где вы. И будем знать, живы ли вы.

– А я могу позвать вас на помощь?

– В сущности, вы сделать этого не можете, – сказал Теодор. – Но если нужно будет найти вас – я это сделаю быстро.

– А кто будет меня искать?

– Кому надо, – ответил Теодор, отворачиваясь, чтобы подставить солнцу другую щеку.

– Значит, это поводок? – сказала Лидочка.

– Почему вы называете это поводком? – спросил Теодор. – Ведь локатор нужен только для того, чтобы отыскать вас в ином измерении.

– Я это уже слышала. Но если меня можно отыскать в другом измерении, в третьем измерении, значит, меня можно найти за углом и в моем доме. И может быть, приказать мне – иди, иди сейчас же!

– Чепуха, – сказал Теодор неубедительно. – Кому это нужно?

– Кому? А кто сделал такой красивый локатор? Вы?

– Нет.

– Но кто? Кто?

– Тот, кто сделал табакерки, – сказал Теодор.

– Вы его видели? Вы с ним разговаривали?

– Мне трудно ответить на этот вопрос. С одной стороны, можно сказать, что разговаривал. Но не видел… нет, я не видел. Сергей, может быть, видел… Вы видели когда-нибудь Бога?

– Или дьявола? – спросила Лидочка.

– Так вы, оказывается, спорщица?

– Вы лучше скажите, зачем все это? Зачем табакерки? Зачем нам дают эту приманку? Чтобы мы стали совсем чужие и нам можно было приказывать?

Теодор сел, потянулся. Он не был ни оскорблен, ни затронут Лидочкиными словами.

– Об этом думали и даже спорили люди не глупее вас, – сказал он, – но то, что вы задумались, – хорошо. Вы будете нужны.

– Кому?

– Всем нам. Как и мы будем нужны вам. Но я могу сказать с полной уверенностью: никому из нас ни разу не было приказано дурное.

– Значит, что-то было приказано?

– Приказано одно – узнавать, собирать информацию, которая умирает с каждым поколением. Узнавать правду.

– И это – цель вашей жизни?

– Я знаю цель повседневную, но не знаю высшей. Мы наблюдаем, мы фиксируем события и обстоятельства. Порой мы исполняем просьбы, пришедшие извне. Но просьбы эти не касаются больших перемен. Мы получаем просьбу уйти в будущее, в конкретное время, в конкретное место. Разрешить конкретную загадку.

– А в прошлое вы можете? – спросила Лидочка. Спросила не случайно, а потому что надеялась на это. Если бы можно было поставить табакерку на задний ход и вернуться в 1913 год! И оказаться рядом с Андреем до начала всех событий.

– Прошлое уже совершилось, – сказал Теодор, – оно уже есть. Как можно изменить то, что уже совершилось? Вы можете обогнать время, но не можете вернуться. В прошлом вы существовали, и вам еще предстояло пережить все, что вы пережили.

– Значит, все кончено?

– Я здесь потому, что могу исправить некоторые ваши ошибки.

– Мои ошибки?

– Да. У меня есть опыт – я давно в пути, я знаю ловушки времени.

– А сколько вам лет? – Лидочка спросила как бы из вежливости. В самом деле ее это не интересовало.

– На это у нас с вами, путников времени, есть два ответа. Мне сорок шесть лет физиологически. Столько я просуществовал. Мне шестьсот сорок один год, два месяца и один день – столько я проплыл в реке времени. Не морщите свой носик, девочка. У вас тоже двойной ход времени. Вам восемнадцать с половиной лет – столько вы прожили. И двадцать один год по обычному земному счету. Вы поняли?

– Это просто, – сказала Лидочка, не открывая глаз. – Но вам слишком много лет.

– Не знаю. Жизнь проходит одинаково быстро – шестьсот лет равны тридцати. Вы поймете это лет через сто.

– Что? Я? – Тут Лидочка очнулась. – Хватит! Я ни шагу больше не сделаю. Мне нужна была табакерка, чтобы не расставаться с Андреем. Теперь возьмите ее!

– Дослушай меня. – Теодор мягко отвел руку Лидочки с выхваченной из сумки табакеркой. – Я расскажу об одном удивительном свойстве реки времени. Оно было открыто тысячи лет назад моими коллегами и, может быть, является настоящей целью нашего с вами существования.

– Но я ни при чем! Я же не просила вас!

– Наши неофиты, новые путники тщательно выбираются и готовятся – обычно это дети путников. Тайна должна сохраняться в узких пределах. Андрей был избран для этой цели со своего рождения.

– Он отличался от обычных людей?

– Он был обычный, как вы. Но в его подготовку вмешался случай. Сначала погибли его родители…

– Они были вашими путниками?

– Да. Потом погиб Сергей Серафимович, который усыновил Андрея. Он тоже был один из нас.

– И Глаша, – сказала Лидочка.

– И Глаша.

– Но нам с Андреем табакерки достались случайно.

– Что такое случайность? Впрочем, теперь вы одна из нас. Когда вы встретитесь с Андреем…

– Я уже встретилась. – Лидочка показала на кладбище, закрытое кустами от их взоров.

– Здесь вы не можете встретиться с Андреем. Здесь он умер.

– А где-то он жив? – Лидочка вцепилась в руку Теодора – перехватило дыхание от неожиданной, дикой надежды, которая опровергала все – и реальность плиты, и окончательность смерти.

– Есть надежда, что он жив, – продолжал Теодор, глядя мимо Лидочки, поверх ее головы, в синеву неба. – Несть числа Землям и Вселенным. Пока мы существуем в своем, единственном, где нам суждено родиться, жить и умереть, мы не подозреваем, что могут быть иные миры. А эти миры есть…