Когда адмирал с Колей спустились вниз, машина уже ждала у подъезда, ворча мотором и заливая светом фар всю улицу.

– Прошу вас, лейтенант, – сказал высоким елейным голосом полковник Баренц, вкрадчивый начальник контрразведки. Коля поежился, зная, что Баренцу известно о нем куда больше, чем хотелось бы.

– Конечно. – Коля покорно пошел за полковником, злясь, что приходится тратить время на Баренца, когда в кабинете Колчака принимаются драматические решения.

Но по мере того как он рассказывал о ночных событиях, вспоминал, как все было, вспоминал свой страх и унижение, Коля все более проникался желанием найти и перебить всех этих татар. Об Ахмете он не думал – впрочем, Ахмет в городе, что ему делать в горах?

– Кстати, о вашем шоффере? – спросил Баренц, поправляя очки в тонкой золотой оправе. – Вы видели его мертвым?

– Я видел, как он упал, – сказал Коля. – Но у меня не было времени вернуться. Меня бы тоже убили.

– Возможно, возможно, – как врач, сомневающийся в рассказе пациента, произнес полковник.

– Может, он и жив, может, его взяли в плен. Но он упал. Я видел, как он упал. Больше я ничего не знаю.

Баренц оставил Колю в приемной и без доклада прошел в кабинет командующего, где оставался минут десять.

Коле хотелось спать, но в то же время перенапряжение заставляло пульс биться вдвое быстрее, чем обычно. Состояние Коли было близко к лихорадочному.

Коля подошел к окну. За окном еще не начало светать – только пятый час. В блестящих радиаторах и стеклах съехавшихся к штабу автомобилей отражался свет из окон штаба, словно это были не машины, а гигантские блестящие жуки.

– Лейтенант Берестов! – воскликнул Свиридов. – Пред светлые очи!

Колчак сидел за столом. Баренц стоял почтительно – чуть-чуть склонившись, как позволяло достоинство.

– Мы договорились с полковником, – сказал он. – Вы будете сопровождать отряд Баренца, который должен найти и обезвредить банду, что устраивает засады на главной дороге Крыма. Я полагаю это чрезвычайно важным. Как только операция будет закончена, отряд полковника Баренца и вы, Берестов, едете в Дюльбер. Остальные указания получаете только от меня в Дюльбере.

Внизу их с Баренцом ждал большой грузовик с высокими бортами. В кузове были положены доски, на которых в пять рядов сидели солдаты – сытые рожи из контрразведки. Коле приходилось их видеть. Коля подозревал, что их набирали из бывших полицейских и жандармов. Но в конце концов кто-то должен охранять порядок.

Баренц залез в кабину, за ним его помощник, поручик, но Беккера туда не позвали, хотя, если потесниться, хватило бы места и ему. Пришлось остаться в кузове вместе с нижними чинами. Утешать себя тем, что еще вчера ты ездил на своем авто с собственным шоффером. Кстати, мотор куда-то исчез. Его у подъезда не было.

Солдаты были в толстых шинелях, под ними фуфайки, на головах папахи – готовились по погоде. А Коля был только в тонком флотском плаще и фуражке. Так что воспаление легких – наверняка.

Но показывать, что страдаешь от несправедливого обращения какого-то полковника, нельзя. Коля не хотел даже поднимать воротник шинели. И терпел больше часа. Он сидел в первом ряду, от прямого ветра прикрывала кабина. Сонные, поднятые среди ночи солдаты сжались в кучу малу – Колю приняли в нее, вот он и не замерз, а заснул, как и все, и скоротал дорогу.

Когда проснулся, машина уже остановилась. Полковник Баренц в щеголеватой бекеше и серой папахе стоял на шоссе, запрокинув голову, негромко покрикивал на солдат, чтобы скорее вылезали, а солдаты нехотя просыпались, ежились, не хотелось отделяться от товарищей и вылезать на ночной холод.

Было зябко. С гор дул ледяной ветер. Облака неслись, выскакивая из-за хребта, и уходили к морю, разбегаясь по рассветному морозному небу.

Коля посмотрел на часы – почти восемь.

– Ну как, лейтенант? Приехали? – спросил Баренц, сонно и недобро щурясь. Гладкое желтоватое лицо с опухшими веками черных глаз, длинные баки и длинные черные ресницы придавали лицу контрразведчика нечто опереточное. – Где-то здесь вы попали в засаду?

Коля поглядел вдоль дороги. Слева – поросший лесом крутой каменистый склон, справа – откос вниз, к виноградникам. У самой воды несколько белых домиков. Тихо, только воет ветер.

– Как разберешься? – искренне сказал Коля. – Это же ночью было, а я не за рулем.

– Но когда ехали от засады к Севастополю, ведь вы были за рулем.

– Конечно, – сказал Коля. – Ефимыча убили.

Разговор был спокойный, деловой, но за каждым словом, особенно за построением фраз, Коля чувствовал подвох и допрос.

– Ну и как же мы найдем злоумышленников? – спросил Баренц, пощипывая конец бакенбарда.

– Я полагал, что по моему описанию вы все определили, господин полковник, – сказал Коля.

– Но мне же нужно проверить ваши показания.

– Могли обойтись без меня, – сказал Коля.

– Я выполняю приказ адмирала. Ему хотелось, чтобы за вами был глаз да глаз, – улыбнулся Баренц так, словно сейчас скажет: я пошутил!

Но Баренц так и не сказал.

– Теперь тише! Чтобы муха не пролетела! – приказал Баренц, и его солдаты – было их человек до тридцати – быстро и уверенно разделились на две шеренги и пошли по обеим обочинам шоссе.

Сзади послышался поскрип – показалась повозка, запряженная лошадкой и груженная мешками, – татарин ехал на базар в Ялту. Татарина согнали с дороги, Баренц быстро прошел туда и, пока солдаты копались в мешках, разговаривал с татарином. Тот отрицательно качал головой. Баренц настаивал, грозил. Татарин стал показывать вперед и выше дороги, и Коля понял, что он подтверждает: на поляне были люди. И тут Коля испугался даже больше, чем ночью. Тогда все произошло быстро и неожиданно, а сейчас будет бой, и в этом бою у него, Беккера, есть задача – неприятная и неизвестно как выполнимая – убить Ахмета, чтобы он не назвал Колю настоящим именем. Мысль о том, что ему необходимо убить школьного приятеля и соседа, была тошнотворной – хотелось отогнать ее, и Коля стал смотреть на то, как идут солдаты. Это их, солдатское дело – стрелять и убивать.

По жесту Баренца одна из шеренг стала ловко подниматься по склону, видно, желая обойти поляну с тыла.

И тут Коля увидел рядом с дорогой, параллельно ей, толстый ствол платана, срубленного еще недавно, – листья только чуть пожухли.

– Вот то дерево, – сказал Коля, – которым они дорогу перегородили.

– Молчите, – прошипел Баренц. – Без вас знаю. Ваше участие больше не понадобится. А то еще угодите под пулю…

И Баренц быстро пошел кустами, не поднимаясь прямо к поляне, а обходя ее.

Чуть помедлив, Коля все же пошел следом за солдатами, потому что хотел присутствовать при событиях. Но хоть чувство мести к татарским бандитам в нем не угасло, он понимал, лучше будет, если здесь никого не найдут и не будет стрельбы.

Коля старался идти тихо, ступать в след шедшему впереди солдату и воображал себя Лермонтовым при Валерике, Александром Марлинским, а может, безымянным героем кавказских войн, сосланным на Кавказ за тайную дуэль, за роман с Великой княгиней…

Впереди, где ничего не было видно и казалось, что кусты протянутся еще долго, раздался гортанный предупреждающий крик, потом выстрел, потом было сразу много выстрелов, и они звучали не только впереди, но и вокруг Коли, и ужас их заключался в том, что ни врагов, ни друзей не было видно. Коля отступил за толстое дерево и прижался к нему всем телом. Перед глазами, в пяти сантиметрах, была серая кора, и можно было различить каждое ее волоконце.

Выстрелы прекратились так же неожиданно, как начались.

Коля постоял некоторое время за деревом и осторожно пошел вперед.

Он не смотрел на часы и потому не знал, сколько времени продолжалась перестрелка.

На поляне ходили и стояли солдаты. Один из солдат сидел на траве, и санитар перевязывал ему руку. Солдат ругался, а его товарищ, наклонившись к нему, протягивал зажженную цигарку.

Баренц и его поручик стояли над двумя убитыми бандитами. Больше тел на поляне не было.