Из всех узников трое уходили с отрядом Бо Нурии, а трое избрали иную долю: Фицпатрик, его помощник и старший штурман предпочли разделить участь остальных обитателей фактории. Фицпатрик был убежден, что теперь, после смерти Блекберри, их приговор будет пересмотрен, благо что Джулиана Уиттли вряд ли теперь можно рассматривать как достойного председателя суда и свидетеля обвинения, ведь Компания никому и никогда не прощала трусости и очевидной бездарности. А ведь в эйфории от ожидавшейся казни Уиттли и другие офицеры проморгали небольшой отряд дикарей, который смог обезоружить и ограбить факторию. Вся Ост-Индия теперь будет смеяться над рангунскими стратегами… В любом случае Фицпатрик предпочел риск повторного суда измене Империи и Компании, а именно так он рассматривал поступок артиллерийского офицера. Правда, как джентльмен, который не смог в свое время спасти своих подчиненных от плена и из-за которого они оказались в тюрьме и на краю гибели, он не считал себя вправе навязывать свою волю молодым офицерам. Он лишь опечалился, узнав, что артиллерист уходит в армию Бо Нурии, вступая на неверный путь белого наемника в туземной армии. Он был огорчен и тем, что Алекс согласился остаться здесь с Дороти.

– Но простите, капитан, – отвечал на его уговоры Алекс, – я допускаю, что вас, возможно, и оправдают, хотя вряд ли вам снова доверят командование компанейским судном. Но вы англичанин, из хорошей семьи, у вас есть в Англии свой дом и друзья. Я же – везде изгой. Меня из милости приняли на флот Его Величества, но, раз я эмигрант, ко мне всегда относились с недоверием. Что же будет дальше? Карьера моя погублена, мне не найти даже место сержанта… При первой же возможности меня как иностранца, уже приговоренного к смерти, будут считать преступником.

– Но Дороти…

– Ведь не Дороти остается со мной, – улыбнулся штурман, который даже в такой момент оставался разумным и рассудительным молодым человеком, начисто лишенным польской вспыльчивости и заносчивости, – а я остаюсь с Дороти. Вы забыли, что теперь для меня честь – считаться поклонником самой настоящей принцессы.

– Для меня важнее то, – откликнулась Дороти, – что ты обратил на меня внимание, когда я была всего-навсего горничной.

Алекс пожал плечами. Он не настолько знал английский язык, чтобы быть уверенным, шутит ли его возлюбленная.

– Вы останетесь… в горах? – спросил Фицпатрик, стараясь избегать выражений, которые могли бы обидеть принцессу. Капитан понимал, что никогда не сможет считать Дороти принцессой, и жалел гордого поляка, который вряд ли уживется в горном королевстве на роли принца-консорта.

– Вряд ли, – осторожно ответил штурман. И Фицпатрик понял, что ход мыслей штурмана схож с рассуждениями его капитана.

На этом разговор закончился. Но в любом случае Дороти и Алекс решили уйти из Рангуна вместе с отрядом Бо Нурии. Неизвестно, где будут искать виноватых мистер Джулиан Уиттли и его коварная супруга. Но казнь полковника Блекберри, без сомнения, припишут вредному влиянию Дороти и возвратят их с Алексом в тюрьму. Два чужестранца – чем не компания для заговора?

…Дороти первой поднялась на веранду дома фактора. Его самого Дороти встретить не боялась – она видела, как фактора провели в тюрьму, и он ничем не показал своего недовольства. Похоже было, что он даже испытывает удовлетворение от такого исхода его стояния перед эшафотом. Ему было достаточно уже того, что не пришлось составить компанию полковнику.

Уборщик, который стоял на веранде, при виде Дороти спрятался, потому что сама горничная и офицер, сопровождавший ее, бежали так быстро и были так взволнованы, что бедному китайцу лучше было к ним не соваться.

Дороти пробежала по коридору в свою комнату.

– Здесь я жила, – сказала она. – Но недолго.

Дороти открыла свой истертый сундучок и принялась кидать в него платья, юбки и иной незамысловатый скарб, которым большей частью поделилась с ней миссис Уиттли.

Зеркало должно было лежать в шанской сумке, как и мешочек с рубинами, которые ей дал дядя на дорогу до Рангуна. Конечно же, Регина не солгала – ни рубинов, ни зеркала на месте не оказалось. И понятно почему, ведь Регина и не скрывала своего убеждения в том, что паршивой служанке не положено владеть такими богатствами.

Дороти объяснила все Алексу.

– Отлично, – сказал он. – Войдем к ней, пока миссис Уиттли сидит в тюрьме, и возьмем то, что тебе принадлежит.

– Разумно, – согласилась Дороти, делая вид, что небо, а не она сама, подтолкнуло Алекса на такое смелое решение.

Дороти отдала Алексу свой сундучок, а сама первой вышла из комнаты, намереваясь посетить спальню госпожи. Она знала, где хранится шкатулка, в которую Регина складывала любимые штучки, – ее любимая птичья ухоронка.

Но, выйдя в коридор, Дороти услышала в спальне Регины шум и замерла, призывая Алекса жестом к молчанию.

– Там кто-то есть, – прошептала она.

– Еще чего не хватало! – Алекс испугался, что грабитель опередит их.

Отстранив Дороти, он первым поспешил к двери в спальню и смело раскрыл ее, потому что не сомневался, что увидит либо горца, либо кого-то из слуг.

Но взвизгнула, оборачиваясь, сама госпожа Уиттли.

Это она кидала в сундук свои платья и прочие ценности.

А у стены в ожидании, когда кончится эта процедура, возвышался скучный с виду Нга Дин.

– Ах! Я так испугалась, что это Джулиан! – вырвалось у Регины.

– Нет, это всего-навсего я, – ответила Дороти, входя в комнату вслед за Алексом.

– Ах, это ты!

Наступила неловкая пауза. Регина первой нарушила ее.

– Со мной случилась беда, – произнесла она плачущим голосом. – Я опять попала в плен…

Несмотря на удрученный тон, глазки птицы сверкали от предвкушения славного приключения. И у Дороти не было никаких сомнений в том, что ее милый наивный дядя, которому в жизни не приходилось видеть такого пышного бюста, как у Регины, покорно согласился на роль обольстителя и похитителя.

– Мне так будет не хватать твоих рук, я бы хотела, чтобы ты возвратилась ко мне… Хотя, наверное, это невозможно?

– Невозможно, – ответил за Дороти Алекс.

– Ах, да, – рассеянно произнесла Регина. – Вы, наверно, ее кавалер?

Регина не выносила чужих мужчин, она или отбирала, или уничтожала их.

– Миссис Уиттли, – официально заявила Дороти, – вы взяли у меня старое серебряное зеркало, которое ничего не отражает, и мешочек с рубинами. Возвратите их.

– У меня ничего нет! – быстро воскликнула Регина.

– Я даже знаю, где они у вас спрятаны, – сказала Дороти и сделала шаг к шкафу.

– Это грабеж! – завопила Регина, совершенно забыв, что Дороти более не ее служанка. – Немедленно уйди отсюда, а то я засажу тебя в тюрьму, паршивка! Солдат, – последнее относилось к обалдевшему от этой сцены Нга Дину, – немедленно схвати эту воровку!

Указующий перст миссис Уиттли уперся в грудь Дороти. От такого напора Алекс замер и даже отступил. Нга Дин, ничего не понимая, обернулся к Дороти. Губы глухонемого двигались в попытке произнести слова. Дороти заговорила медленно и отчетливо, чтобы Нга Дин мог разобрать слова по движениям губ.

– Не волнуйся, друг, – говорила Дороти по-лигонски. – Эта глупая женщина – моя должница. Я возьму у нее мои вещи и уйду.

Нга Дин радостно замычал – теперь ему все было понятно, и он успокоился.

– Давайте, – обернулась Дороти к миссис Уиттли. – Быстро! Доставайте шкатулку! Нга Дин не будет долго терпеть.

– Еще чего не хватало!

– Миссис Уиттли, я говорю с вами как принцесса Лигона и повелительница этого солдата и других солдат. Если вы хотите остаться в живых, то подчиняйтесь мне.

– Да не надо звать солдат, я сам ее выпорю, – сказал Алекс.

Регина только поморщилась. Она напряженно шевелила птичьими мозгами.

– Господи! – радостно закричала она. – Как же я забыла! Дороти, милая, принцессочка моя, тут у меня остались твои вещицы, я взяла их на сохранение и думала – скорее бы вернулась моя милая подружка…