– Кто это может быть? – шепотом спросил Кублицикй. – Может, и правда дикие бредуны?

– Возможно… – ответил Скорострел. – Одеты и снаряжены разномастно, но довольно аккуратно. Оружие держат умело, привычно. Может, мне на переговоры с ними сходить? Выяснить, кто такие?

– Тащ командир! Не стоит – опасно! – буркнул Сухов.

– Ладно, нянька, пожалуй, пока воздержусь – надо еще понаблюдать! – не стал переть на рожон Паша. – Время есть – засели они плотно. Вон, видите – двое или трое таскают из ближайших развалин обгорелые деревяшки?

– Ага! – кивнул Кублицкий. – Пытаются подсунуть их под колеса джипа.

– А вот там остальные кучей стоят, о чем-то треплются, – показал рукой прапорщик.

– Товарищ Сухов, ну-ка дай бинокль!

– Вот! – прапорщик протянул лейтенанту футляр и спросил шепотом: – Тащ командир, можно я с левого фланга зайду? Там куча щебня подходящая, а ее обратный скат часовые не просматривают. Я оттуда послушаю, что они говорят. Да и джип этот мне знакомым кажется.

– Давай! – разрешил Пашка, и Сухов ящерицей уполз в развалины.

Десятикратная оптика рывком приблизила расплывчатые фигуры.

«Так… То, что это не дикие бредуны, можно сказать уверенно – рожи не те, слишком раскормленные. И одеты хорошо… «Подземные»? Пожалуй, тоже нет – слишком уж беспечно для военных они себя ведут. Вижу два поста охраны, и это… все! Большинство даже по сторонам не смотрит. У некоторых в ушах серьги, судя по цвету – золотые. У семерых на шее толстые золотые цепочки. Одна цепочка даже толще, чем мой палец! У некоторых на цепочках видны кресты, тоже золотые. У троих – очень большие кресты. Но что-то в этих крестах кажется мне странным. – Паша до рези в глазах всмотрелся в неизвестных. – Оп-ля! А это и не кресты совсем! Это свастики! Так-так-так… занятно…»

Бесшумно вернулся прапорщик.

– Ну?

– Тащ командир! Это фашики из банды Фюрера! То-то мне машина знакомой показалась – я ее во время штурма Электрогорска видел.

– Так, а самого вождя я не вижу! – Паша еще раз приложился к биноклю и внимательно изучил лица всех «черных». – О чем они говорят?

– Пару раз упомянули, что Мастер скоро вернется и тогда им влетит за задержку! – ответил Сухов.

– Ага… А Рогозин упоминал, что пару недель назад в этих местах по рации какого-то «Мастера» вызывали! Что еще говорят?

– Про заказ какой-то говорят, про то, что им из-за «этих краснопузых уродов» ничего не досталось. И заказчики с оплатой кинут стопудово!

– Интересно, что это может быть за заказ? Надо парочку «языков» взять, да и потрясти их хорошенько. Кублицкий! Давай, веди сюда наших! Первое отделение с АГС – за ту стеночку. Второе отделение на левый фланг, третье – на правый.

– Ту стеночку часовой просматривает! – присмотревшись, сообщил Кублицкий.

– Его я беру на себя! Стоит он по-дурацки – вне зоны видимости остальных. Какие-то они странные, то ли тупые, то ли наглые, непуганые… Все, давайте, братцы, работаем!

Паша осторожно пополз вперед, рассчитывая точку броска. Рано… рано… рано… а вот сейчас – пора!

Караульщик, здоровенный светловолосый детина, даже не успел повернуться, когда лейтенант схватил его сзади за горло и, потянув вниз, буквально насадил на нож. Клинок прошел очень удачно, через правую почку вверх. Достал он там внутри еще что-то жизненно важное или нет, Паша не понял, но детина сразу обмяк и кулем повалился ему под ноги. Но на всякий случай Скорострел сделал контрольный удар в надключичную ямку. Вот теперь точно готов!

Пару секунд лейтенант настороженно прислушивался – с этой точки машины и стоящие вокруг выродки не видны, но криков тревоги оттуда не донеслось.

«Отлично, отряд не заметил потери бойца!»

Оглянувшись, Паша увидел, что первое отделение уже подтянулось к нему и споро развертывает «Балкан». Сухов сам присел за гранатомет. Пашка продвинулся чуть-чуть вперед, чтобы видеть противника. Одновременно он зафиксировал, что остальные два отделения успели занять назначенные позиции.

«Теперь этим уродам не уйти – они под перекрестным огнем!» Паша кивнул Сухову: пора!

Очередь 40-мм гранат раскидывает кучку фашиков. Люди валятся и даже летят по воздуху в разные стороны. С двух сторон дружно рявкают пулеметы.

Однако перед красноармейцами отнюдь не новички. Если фашики и растерялись, то только на мгновение. Уцелевшие при первых выстрелах грамотно рассыпались по площадке, пытаясь организовать круговую оборону. А потом, прикрывая друг друга огнем, все же попытались добраться до стоящего в кузове «газона» «крупняка». Однако красноармейские снайперы не дремали, и, потеряв троих, выродки оставили бесплодные попытки и сосредоточили огонь, пытаясь подавить пулеметный расчет Ложкина, перекрывающий им удобный выход с площадки.

«Э-э, они что – прорываться собираются? А вот хер вам!»

Паша жестами указал прапорщику новую цель. Сухов, вытащив «Балкан» с помощью двух бойцов из-под прикрытия стенки, значительно расширил себе угол обстрела и сразу перенес огонь на сбившуюся группу.

Краем глаза Скорострел заметил, что один из фашиков, тот, что таскал на шее самую толстую цепочку, пытается покинуть поле боя, воспользовавшись образовавшейся за грузовиком небольшой мертвой зоной. С Пашкиной позиции его видно плохо, а вот с места залегшей неподалеку Катерины Матвеевны «цепеносец» должен быть как на ладони!

– Катя!

Девушка с трудом оторвалась от увлекательного занятия по истреблению супостатов и вопросительно глянула на лейтенанта.

– Обезножь вот того! – Пашка указал цель.

Девушка кивнула и сосредоточенно прицелилась. Есть! Судя по тому, как полетели брызги и как дернулся и заверещал выродок, Катерина Матвеевна раздробила ему колено.

«Замечательно!»

Последние оставшиеся в живых вдруг разом, словно по команде, метнули гранаты и рванулись вперед, поливая вокруг изо всех стволов, точно из шлангов.

«Бляха, неужели уйдут?»

Коротко фыркнул «Балкан», и прорыв захлебнулся. Выстрелы постепенно смолкают.

«Вроде бы все?»

Кублицкий аккуратно выглядывает со своей стороны. И только убедившись, что никто из врагов не шевелится, встает во весь рост, держа автомат на изготовку.

Красноармейцы покидают укрытия крайне осторожно, помня о том, что один выродок все-таки жив. И кроме обезноженного Катей, находят еще двоих недобитков. У одного прострелена грудь, и, судя по кровавой пене изо рта, он не жилец. А вот второй вполне еще огурцом – у него тяжелое, но не смертельное ранение в бедро. Живых оттаскивают в сторону и наскоро перевязывают. А Пашка неторопливо осматривает трупы.

«Ого! Оружие у них – прямо как у отличников боевой и политической! Аж блестит от чистоты. А это что? – Лейтенант останавливается над телом фашика, в руках которого зажата «Гроза». – Обалдеть! Я такое оружие всего два или три раза в жизни видел, а тут у какого-то выродка… С ума сойти!»

Пашка подобрал раритет и сунул его следующему по пятам Сухову.

– У меня в детстве была такая же игрушка… – тихо сказал лейтенант. – Может, и эта пригодится, хотя толку с нее… Патронов почти не достать, хорошо хоть гранаты к подствольнику в Красной Армии не редкость.

Грузовик выглядел побитым, задние колеса спущены, но кабина вроде цела. Степан сразу открыл капот и начал проверять двигатель.

– Радиатор пробит, но в целом нормально! – доложил Степан через минуту и приступил к осмотру джипа.

Последний вообще не пострадал – две дырки от пуль в передней дверце не в счет. Еще через пару минут Рогозин вынес вердикт: джип полностью боеготов.

«Так, основные трофеи проверили, теперь можно и с пленными потолковать… – подумал Паша. – Ага, тот, что с простреленной грудью, уже двинул кони, «…и их осталось двое…». Начнем с раненного в бедро. Одет он в знакомый натовский камуфляж. Да и морда у него подозрительно гладкая… А если…»

– Имя! Звание! Номер части! – резко наклонившись к раненому, рявкнул лейтенант. И по глазам пленного понял, что угадал.