«Каков монстр! — с ненавистью подумал Дон-Жуан. — Льет в себя, будто воду… Но ничего! Хотя ты и Командор, однако все-таки Супруг. Женщина будет моей!»
И когда зазвучала мелодия очередного танца, бесцеремонно расталкивая всех, кто оказывался на пути, он летел к ней…
Они двигались в танце, прижатые друг к другу его ритмичным полетом. Покорное тело Кармен совсем опьянило Дон-Жуана.
— Ты изумительна, волшебна и сладостна, как родниковая вода для путника, изнемогающего в пустыне от жажды! — говорил Дон-Жуан. — Что за счастливец твой Супруг!.. Но он сам понимает ли это?!
— Да. Командор любит меня…
— А ты?
— И я отвечаю ему взаимностью, — сказала Кармен. — Но его любовь надежна и постоянна. А это… это…
— Что — «это»?
— Скучно, — прерывисто вздохнула она.
— Богиня! — вполголоса пылко вскричал Дон-Жуан, еще крепче прижав ее к себе. — Будь моей! Клянусь — поцелуи, которыми я буду тебя покрывать хоть триллион раз, не наскучат тебе!
Дыхание Кармен участилось.
— Его поцелуи не надоедают мне, — потупившись, призналась она. — Дело в другом… Ах, если бы суровую сдержанность Командора соединить с порывистостью и пылкостью Дон-Жуана!
«Желать того, что невозможно… Однако не в этом ли сама суть Женщины?» — мысленно посетовал Дон-Жуан. В это мгновение огненные губы Кармен обожгли его щеку. Поцелуй при всех — танцующих и глазеющих на танцы! «Финита ля комедия!» — сам себе воскликнул восхищенный Дон-Жуан.
Ноги счастливца, возвращавшегося к столику с дремлющим Кузей, двигались весьма нетвердо, но ему чудилось, что легкие крылья несут его через площадку…
Снова налив два стакана водки, Дон-Жуан нетерпеливо подергал моториста за плечо.
— Ч-го надо? — не открывая глаз, огрызнулся тот.
— Кузя, действуй! — тряхнув сильней, потребовал Дон-Жуан.
— З-чем? — уточнил полуочнувшийся моторист и, как собака, вылезшая из воды, содрогнулся всем телом.
— Командор и не собирается пьянеть!
— Н-не м-гу, — хотя и непослушным языком, но категорически отказался Кузя. — Иди с-сам…
Он тоскливо икнул. Дон-Жуану стало совершенно очевидно: придется идти. Иного выхода нет…
Увидев остановившегося перед ними Дон-Жуана, в каждой руке которого было по наполненному стакану, Командор прервал застольный разговор. Он молча смотрел не пришельца немигающим трезвым взглядом. И, чего никогда не бывало прежде, Дон-Жуан начал теряться — громадный человек в глухом черном костюме вдруг представился статуей, воплотившей непоколебимую уверенность в собственной силе.
— Что скажешь, Дон-Жуан? — после паузы осведомился он.
— Вы вспомнили меня, Командор? — криво усмехнулся тот.
— Вспоминать тебя нет нужды, — равнодушно возразил Командор. — Ты постоянно раздражаешь мое зрение, не позволяя забыть о себе… К сожалению, Кармен слишком красива.
Непонятное смущение Дон-Жуана усиливалось, ибо во взгляде Командора не было ничего, что следовало ожидать — ни неприязни, ни тревоги, ни ненависти… Было безразличие. И еще что-то. Но что — Дон-Жуан не мог понять.
— Ну? Слушаю тебя, — выговорил Командор.
— Давайте выпьем! — вызывающе предложил Дон-Жуан.
Он знал, что эта порция может оказаться для него роковой. Но отступать было поздно. Командор коротко кивнул и принял от него стакан.
— Тебе изменяет аккуратность, — бестактно заметил он. — Башмаки в пыли, на манжетах — следы рыбных консервов, шпага не на месте… Пей.
Оскорбленному Дон-Жуану оставалось только схитрить. И он сделал это.
— Первым — вы…
— Я-то выпью, — спокойно заверил Командор. — Но что будет с тобой?
Запрокинув голову, Дон-Жуан с трудом проглотил жидкость. Сразу стало нехорошо… Длинным глотком осушив стакан, Командор выдохнул воздух и сказал:
— Не считай других слабее или глупей себя. Сотри со щеки губную помаду. Можешь передать Кармен — пусть ведет себя приличнее… Все?
И тут Дон-Жуану стало совершенно ясно, что было в глазах Командора кроме безразличия — презрение! Этот Супруг презирал его — Дон-Жуана!
Тошнотворный теплый туман лишал окружающее четкости очертаний, заполнял горло. Дон-Жуана качало…
Командор пренебрежительно отвернулся.
С трудом опустившись на стул, Дон-Жуан неловким движением смахнул лежащую рядом шляпу, которая упала смятым павлиньим пером на пыльный асфальт. Он уронил голову на руки…
Мир завертелся перед закрытыми глазами быстрей и быстрей — он сделал неимоверное усилие, чтобы остановить мучительное кружение, но оно лишь ускорилось… и оторвало Дон-Жуана от столика, шумной суеты свадьбы, от всего этого городка…
…Впившись ладонями в острые края камня, он свешивается над пропастью, пытаясь дотянуться до нежно-белого стебелька эдельвейса, который покачивается на едва заметном уступе, залитом светом утреннего солнца. Неподалеку, верхом на кауром иноходце, в неслышном танце перебирающем тонкими пружинистыми ногами, за Дон-Жуаном с обожанием и страхом следит стройная амазонка. Он напрягается до предела, едва не срываясь в пропасть — и, коснувшись зубами, перекусывает нежный стебель. Выпрямляется… несколько легких шагов… он губами протягивает ей небесно-голубой цветок! И амазонка аплодирует холеными ладошками, восхищенная возлюбленным, который ради ее прихоти рисковал жизнью…
…Могучий бык неестественно раскинул подломившиеся косматые ноги по золотистому песку арены, быстро намокающему густой кровью. Хриплое дыхание выталкивает из судорожно дрожащих ноздрей алую пену… Животное пытается встать — словно перья на дамской шляпе, колышутся красные стержни бандерилий, торчащие в его мощной, но уже изнемогающей холке. Бесполезна попытка! Стальной клинок шпаги, вонзенной зверю под левую лопатку, пригвоздил его… Беснуется публика, восторженным ревом прославляя бесстрашие и ловкость матадора! Среди цветов, платочков, шарфов и табакерок, со всех сторон летящих на арену, к его ногам падает яркая гвоздика — преклонив колено, Дон-Жуан посвящает победу молоденькой цыганке, которая выдернула цветок из-за маленького ушка и метнула ему…
…При свете медных бра, потому что высокие узкие окна комнаты наглухо задернуты бархатными портьерами, блондинка в строгом брючном костюме поправляет пепельные волосы перед венецианским трюмо…
Женщина, Женщина… Женщина! Даже в пьяном дурмане, во сне, он видел только ее. Супруг в сновидениях отсутствовал.
Но в действительности он существовал. И с этим приходилось считаться…
Проснувшись столь же внезапно, как уснул, Дон-Жуан вперился в угол, где недавно сидели Кармен и Командор. Там никого не было. Народа заметно поубавилось: лишь кое-где за столиками полуобнявшись, а то раскидываясь врозь от смеха, оживленно беседовали люди. Да посреди площадки несколько пар выплясывали твист. Лихорадочно ищущий взгляд Дон-Жуана не обнаружил Кармен ни там, ни здесь…
— Где она?! — почти в панике обратился он к заметно протрезвевшему Кузе, который молча глядел на него, стряхивая сигаретный пепел в блюдечко с колбасой.
— Уволок ее Командор, — ответил моторист, мало сочувствуя волнению собеседника. — Пора, Дон, сваливать и нам. У меня завтра вахта…
— Почему не разбудил?! — простонал Дон-Жуан.
Моторист, лично равнодушный к исчезновению Кармен, сплюнул и отвел от Дон-Жуана глаза: кажется, в нем возникло осознание определенной вины. Искушенный разум Дон-Жуана, почти прояснившийся в результате короткого отдыха, бурно отыскивал выход из создавшегося положения. Упустить почти завоеванную Женщину было не в его правилах!.. Но ничего путного на ум не приходило.
— Черт побери! Кто знает — где ее искать?!
— Я! — неожиданно признался Кузя.
— И молчишь? — воспрянул Дон-Жуан. — О, Санта Мария! Кузя, веди! Времени терять нельзя…
Простецкий лик моториста отобразил явную борьбу между опасением перед начальством и уважением к бывшему коллеге, ходившему на сейнере в штормягах Тихого океана. Победило второе.
— Пошли, — коротко согласился он.