Переполненный радостным смущением, Лека дважды перечитал записку. Леонид Петрович, к лицу которого как будто прилипла застывшая улыбка, внимательно наблюдал за ним.

— Кто передал вам письмо? — стараясь не проявить испытываемых им чувств, спросил Лека.

Леонид Петрович охотно сообщил:

— Да только сейчас, на подходе к санаторию, догоняет меня тоненькая этакая синьорита в пальтишке… Погоди, погоди… Точно! В пальтишке с коричневым меховым воротником. Это описание тебе о чем-то говорит?

Он внезапно умолк. Оживление покидало его лицо. Казалось, оно линяет у Леки на глазах. Но через несколько секунд, тряхнув головой, Леонид Петрович снова заулыбался.

— Считаю необходимым уточнить, скромнейший Дон-Жуан — синьорита хорошенькая! Особенно очи… Я не поэт, но скажу: синие и чистые, аки два высокогорных озера… К слову — что она пишет? Пардон за навязчивость. Если нечто интимное, вопрос снимаю.

Леонид Петрович извиняющимся жестом прижал руку к груди. Леке очень не хотелось показывать записку. Но светлое настроение и признательность Леониду Петровичу преодолели мгновенное колебание. Тот пробежал глазами по листку.

— Превосходно! — чуть ли не заискивающе похвалил он. — Если не ошибаюсь, это как раз случай, о котором мечтают романтики?.. Но, извини — когда ты успел?

Лека еще раз посмотрел на записку. И недоумение охватило его, потому что бумага, пожелтевшая словно от дыхания времени, была даже чуть обтрепана по краям…

— Странно… Неужели новую бумагу нельзя было найти? — вслух подумал он.

Леонид Петрович глянул на Леку, потом на записку, пожал плечами.

— Действительно, ребус!.. Впрочем, опять же романтика. Раздобыла листок из тетради, принадлежащей бабушке или дедушке. Не исключено, что другой в этот момент просто не было под рукой. Ей-богу, сам не пойму. Однако факт налицо — конверт-то вполне современный.

— Откуда она меня знает? — опять усомнился Лека.

— Что такое? Вы даже незнакомы?! — в свою очередь поразился Леонид Петрович. — Совсем здорово!.. Но и это объяснимо: мало мы с тобой бродили, что ли? А любовь с первого взгляда… Тебе ли сомневаться в ней, поэтичный мой Лека?

Леонид Петрович приподнял уголки губ, деловито осведомился:

— Где находится пункт свидания — тебе известно?

Лека отрицательно качнул головой.

— Зато я его хорошо помню. И тебе покажу, — заверил Леонид Петрович.

Тогда Лека улыбнулся так широко и счастливо, что засветилось его худое лицо, на щеках и подбородке покрытое рыжеватым пухом.

— Все складывается прекрасно, — удовлетворенно резюмировал Леонид Петрович. — Детали обсудим в рабочем порядке…

В маленьком заснеженном скверике было безлюдно. Лека пришел сюда в половине десятого. Посреди пустынного «пятачка» возвышалась гранитная фигура девушки в солдатской пилотке и с автоматом наперевес в напряженных руках. На ее гимнастерке рельефно выделялась звезда Героя.

Мельчайшим бесплотным крошевом толклись в воздухе снежинки, высверкиваясь в ореоле неонового светильника, под которым притулился Лека. Время тянулось медленно, и он решил как можно дольше не обращать внимания на часы. А когда взглянул, их стрелки показывали пять минут одиннадцатого.

Клары не было.

«Женщины считают обязательным для себя хоть немного опоздать на свидание», — утешил себя Лека где-то вычитанной сентенцией. Но тревожное недоумение нарастало, потому что минуты бежали, а она не появлялась.

«Вдруг вечер отменили?» — пронеслась несуразная мысль. Он понимал, что это чушь, но упорно искал объяснения случившемуся. Ощущение потери сжимало сердце, ибо не сбывалось то светлое, трепетно ожидаемое, без чего немыслима жизнь…

Уже потеряв всякую надежду, Лека не поверил глазам, увидев на белизне примыкающей к скверу улицы торопливую девичью фигурку. Он едва удержался, чтобы не кинуться ей навстречу. Но девушка, совсем близкая, словно привидение исчезла в каком-то проеме…

Снова — в который раз! — он уставился на часы. Было без семи одиннадцать. Последняя искорка надежды погасла. Лека вспомнил: Леонид Петрович сказал, что будет ждать его с Кларой в ресторане «Снежная вершина». Закурив сигарету из специально припасенной пачки «БТ», он повернулся, чтобы направиться туда. Но остановился…

Кажется, ничего сверхъестественного не произошло: ну, кто-то не явился на встречу. В жизни Леки такое уже бывало. Однако все его существо противилось происшедшему! Сознавая, что это ни к чему, он все-таки пошел к школе.

Старое трехэтажное здание обнаружилось сразу же по левую сторону от сквера. Все его окна были темны. Но Лека подергал тяжелую ручку двери, наглухо запертой. Уже сделав шаг назад, он увидел небольшую мраморную доску, прикрепленную рядом с нею. Еще неосознанным движением смахнув влажный снег, сначала бегло, а потом чуть ли не по складам, Лека прочел:

В смятении Лека спустился по ступенькам. Как огонек во мгле, прозрение сверкнуло и озарило сознание тем, что ускользнуло от понимания…

Согласно договоренности, Лека сообщил высокомерному усатому швейцару свою фамилию, и сквозь толпу угнетенных неудачников прошел в ресторан. Еще от дверей он увидел в переполненном зале столик у стены, за которым сидел Леонид Петрович с приятелем-биллиардистом. Возле них пустовали два стула. Как бы пронизав плотность разноголосого говора, шума, звона и смеха, Лека молча уселся на один из них.

— Наконец-то! — воскликнул Леонид Петрович. — Загулял, баловень женщин!

Он отрывисто засмеялся. Приятель, с любопытством воззрившись на Леку, вторил ему добродушным хохотком, астматически присвистывая.

— Где же дама? — отсмеявшись, поинтересовался Леонид Петрович.

Лека без слов смотрел на него.

— Не пришла? Ну и бог с ней, — успокоил Леонид Петрович. — Женщины, мой милый, непостижимый народ… Знаешь что? Мы старый год проводили, а ты нет. Посему опрокинь чарочку — и все вернется на круги своя.

Он до половины наполнил фужер. Лека, давясь спазмом в горле, проглотил остро пахнувшую жидкость.

— Вот это ближе к правде! — одобрил Леонид Петрович. — А теперь закуси…

Лека потыкал вилкой в сыр, затем в какую-то рыбу, начал без вкуса жевать. Его пронизало тепло, голова чуть отяжелела, но разум — странно! — оставался совершенно свежим. И мучила его одна мысль: зачем, с какой стати находится здесь пустой стул, а перед ним, на столе — чистый прибор и рюмка, доверху наполненная коньяком? Поэтому слова Леонида Петровича прозвучали естественным ответом на тяжко недоуменные мысли:

— Дама хоть и не явилась, прибор пусть остается. Он даже кстати… Давным-давно, в незапамятные времена, любила меня чудесная девчонка. И я ее любил. Как выяснилось впоследствии…

Леонид Петрович говорил словно в полузабытьи, смежив глаза, поглаживая скатерть тяжелыми ладонями.

— …она погибла — я жив. В незабвенный день под Новый год она через младшую сестренку прислала мне приглашение встретить праздник вместе! Боже мой! Я получил его уже на призывном пункте. А когда пытался убежать на свидание, был принят за потенциального дезертира…

Леонид Петрович потрогал шрам над губой, помолчал.

— Эта записка — мой талисман. Конечно, счастья он уже не принесет, но хотя бы напоминает, что оно было возможно… С тех пор, где бы я ни находился, в новогодний вечер рюмка той девочки стоит рядом с моей…

Добродушный астматик разлил по фужерам. Отодвинувшись вместе со стулом, Лека бесцветным голосом спросил:

— Леонид Петрович, зачем вы сделали… это?

Тот, не мигая, уставился в лицо Леки налитыми кровью глазами.

— Зачем? О, прелестный отрок, разве не поэтично — прибыть на свидание, назначенное более тридцати лет назад?.. Кроме того — да здравствует справедливость! Тогда я подвел ее, сегодня она — тебя…