— Ура! — закричал Рустам.

Виктор вприпрыжку побежал за бульдозером, догнал его, втиснулся в кабину. Бульдозер зафыркал сердитей, свернул с колеи и замер на пригорке.

— Все! — крикнул Малявка. — Теперь по нему танки можно пускать. — Хотя он выговорил это беспечным тоном, его большие узловатые руки дрожали.

— Танки пускать нельзя, — возразил Дмитрий. — Да и бульдозер гонять без нужды не будем.

Они дали мосту отдохнуть, а затем с большим интервалом перегнали через него «Алтаец» и КЛЭП. «Алтаец» прошел легко, а КЛЭП здорово заставил всех еще раз поволноваться.

Эта маленькая победа снова сблизила людей. Все смеялись, шутили.

— Федор Лукьянович! — кричал Дмитрий. — Если уж у нас бульдозеры сами через мост переходят, так неужели мы до конца месяца не осилим трех десятков пикетов?

— Осилим, командир! — уверенно заверил бригадир. — Можете не сомневаться.

Линейщики шли через мост гогоча, весело переговариваясь. Столько чувствовалось в них силы, задора, желания победить, что сомнений не возникало — осилят.

XXXII

Все шло к тому, что упущенное удастся быстро наверстать. Анкер у канала собрали и поставили за полтора дня. Опять разделились на звенья и начали, как на конвейере, собирать опоры. Одна за другой поднимались в степи бетонные «свечки». Трасса обретала зримые очертания. Дмитрий прикинул, если темп не спадет, со следующей недели можно начинать монтаж провода. Он отправил Кайтанову записку, и уже через день на пикеты поступили первые барабаны с проводом.

На очередные отгулы не поехали.

Но тут монтажный бог, доселе покровительствовавший людям, повернулся к ним спиной. И — началось!

Кайтанов срочно вызвал на базу Яшу с его краном. Едва тот уехал, капитально сломался бульдозер Алтая. Из-за этого бригада лишилась возможности работать двумя звеньями. Поломка следовала за поломкой: сначала сварочный агрегат, затем и КЛЭП. Нужен был механик, но как вызвать его на трассу в выходной день, где искать? Буровая установка снова наткнулась на твердый грунт.

А в ночь на понедельник случилось нечто непредвиденное — хлынул сильнейший ливень. Редчайшее событие в здешних местах. Глинистая почва превратилась в непроходимое болото.

Линейщики сникли, боевой настрой прошел.

Дождь не прекратился и утром.

Нечего было и думать об аккордном наряде. Кое-как соорудили из куска брезента тент и поехали домой. На отгулы.

XXXIII

Дмитрий и Борис сидели в тесном кабинете друг против друга.

— Мое мнение тебе известно, — говорил Борис, — аккордный наряд надо переделать, так, чтобы люди получили премию. Техника подводила — раз, дождь помешал — два, дело само по себе для нас новое — три.

— Именно потому, что это дело для участка новое, я против любой подтасовки.

— Подтасовки?! Не крепко ли сказано?

— Да, подтасовки, — упрямо повторил Дмитрий. — Аккордно-премиальный наряд был выдан бригаде Малявки в начале месяца. Объем работ рассчитан, исходя из реальных возможностей коллектива. Однако бригада с заданием не справилась и по существующему положению лишается права на премию. Вот и все.

— Но, Дмитрий Денисович, — нетерпеливо воскликнул Кайтанов, переходя на официальный тон, — ведь были причины, помешавшие бригаде справиться с заданием!

— Главная причина — не дождь и не поломки техники. — Она — в инертности бригады, в глубоко укоренившейся привычке работать с надеждой на аврал. Переделывать наряд — значит потакать этой привычке, значит — все можно. Можно прогуливать, пить водку, делать дело спустя рукава, да еще бахвалиться на каждом перекрестке, что мы — на переднем фланге. А мы отстаем! И порядочно. Так давай найдем в себе мужество признать это и возьмемся за дело по-настоящему. И от людей потребуем того же. И вообще, я отказываюсь тебя понимать. То ты против аккорда, то стремишься пробить его любой ценой.

— Успокойся, — улыбнулся Борис — Ты, безусловно, прав. Прав с точки зрения инженера. Я же — прежде всего руководитель. Моя сфера — отношения с людьми. Так пусть думают, что я их поддерживаю. Что я — хороший, понимаешь? Обыкновенная дипломатия.

— Извини, но когда я сталкиваюсь с такой дипломатией, мне хочется выругаться.

— Ладно, — примирительно сказал Кайтанов. — Через три дня я еду в мехколонну. Буду в Ташкенте дней пять. А может, с неделю. Ты останешься вместо меня. Вот и ругайся вволю… Думаю, что возможностей для этого будет предостаточно.

Дмитрий вышел во двор. Люди уже разошлись. Только Палтусов смирно сидел на скамеечке. При появлении Дмитрия он поднялся, неловко тиская в руках белую летнюю кепку.

— Дмитрий Денисович… Помните уголки, что тогда в Рыбхозе…

— Ладно, Толик. Ты не виноват. Я все знаю.

— Нет, не все… С вами тут один человек поговорить хочет…

— Хочет — пусть придет и говорит. Я ни от кого не прячусь.

— Он не может прийти?

— Почему?

— Вроде опасается…

— Чего?

Палтусов замялся еще заметнее.

— Он сам все вам скажет.

— Прямо какие-то тайны мадридского двора! Что за человек?

— Чума.

— Очень подходящее имя.

— Вообще-то его фамилия Чумаров. Ребята Чумой прозвали. Он и в самом деле немного бешеный. Но справедливый. Раньше у нас бригадиром был, после уволился. Сейчас у связистов работает. Деревяшки ставит.

— Все это очень интересно. Чего же этот Чума от меня хочет?

— Говорю же, разговор у него к вам. Про уголки и про всякое другое. Я ему как-то показывал вас на улице. Вы из клуба шли, а он живет рядом.

— Ладно, Толик. Как-нибудь напомни мне про этого Чуму. Договорились? А сейчас, извини, времени нет.

XXXIV

В субботу Кайтанов улетел в Ташкент с отчетами за месяц. Накануне он еще раз сказал Дмитрию:

— Я понимаю, тебе нужно скорее сдать трассу. Но кому другому поручить участок? Самусенко? Могилову? Ведь каникулы начнутся. Так что выручай, Димка!

Так Папышев вступил в права исполняющего обязанности начальника участка.

Перед самым отъездом Кайтанов оставил ему подробные указания.

— Главное — разогнать людей с утра по работам. А там — делай, что хочешь. Кто начнет выпендриваться — нервы себе не порти, бери объяснительную и в стол. Следи за нашим «генштабом». Сумарокову я сказал ясно: чтобы к моему приезду кран, ЗИЛок и оба бульдозера были на ходу. Могилов пусть заканчивает бокс. Самусенко займется бригадами на гидроузле и цементном комбинате. Да, еще… Могут поступить вагоны с лесом и кирпичом. Сам в это дело не встревай — сплошная морока. Поручи Самусенко. Не опоры — справится. Кроме того, могут позвонить от заказчика…

Он перечислял и перечислял, так что Дмитрий исписал своим мелким почерком шесть или семь страничек в записной книжке, все отчетливее понимая, что скучать ему не придется.

Наконец, Кайтанов стал прощаться.

— Между прочим, кто такой Чумаров? — неожиданно для себя задал вопрос Дмитрий.

Кайтанов даже передернулся, лицо стало жестким, глаза сощурились.

— Кто тебе говорил о нем? — быстро спросил он.

— Случайный собеседник…

— Что именно говорили? — напористо настаивал Кайтанов.

— Хороший малый, опытный линейщик…

— Да уж, опытный… — губы Кайтанова сложились в презрительную гримасу. — Особенно в пасквилях. Весь участок грязью облил. — Он посмотрел на часы. — Извини, нужно ехать. Вернусь, расскажу об этом Чумарове подробнее. А ты тем временем не больно прислушивайся к случайным собеседникам.

Кайтанов уехал. Дмитрий взялся было за документацию по рыбхозовской линии, но не работалось.

Он закурил и вышел из конторы. На участке было пусто. Суббота. Даже черная собака исчезла куда-то. Дмитрий оглядел двор: все эти неказистые строения, выстроившуюся в ряд технику, утрамбованный грунт с проступившими на нем темными пятнами солярки и светлыми — соли… Вот так всегда. Приезжаешь на время, а потом жалко уезжать. Неужели он сможет через месяц расстаться с Кайтановым, Малявкой, Васей Плотниковым, Виктором, Рустамом, Сашкой?