Ровно через полчаса, Дашка подорвалась с места, остервенело оттерла мокрые дорожки с раскрасневшихся щек, пару раз глубоко вздохнула, улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой и села обратно совершенно другим человеком.

  -Ну, давай, рассказывай,- сама улыбается, а в глазах неуверенность и боль в ней плещется, словно не в человеческие глаза смотришь, а черные омуты побитой жизнью дворняги.

  -Что именно?

  -Какую гадость ожидать нашему инвалидику,- словно муха, девушка потерла свои ручки и предвкушающее улыбнулась.

  -Да ничего с ним не будет,- отмахнулась от назойливого вопроса и тут же поймала на себе недоверчивый взгляд.

  -Даже малюсенькой гадости?- как-то возмущенно-разочарованно откликнулась подруга.

  А я все же решила сыграть нечестно. Сейчас в душевном раздрае главное было отвлечь подругу, и она сама выдаст все, что ее волнует.

  -А хотя...- так сейчас главное не переиграть, нарисовать загадочное выражение на мордочке, предвкушающе закатить глаза, и вот рыбка уже на крючке,- Это блондинистая рожа виновата?

  -Да... то есть невиноват,- подруга затравленно посмотрела на меня,- не совсем...

  -Ну и что на этот раз твой виноват/невиноват учудил?

  -Я беременна...

  Мой мир рушился на глазах...

   Матвей

  Очнувшись на больничной койке, побитый, поломанный, с трубочками, торчащими отовсюду, откуда можно и нельзя, но однозначно живой, я был искренне рад, что воспоминания мои составляли лишь незначительные обрывки от общей картины всего происходящего.

   Безумно болела голова, и при малейшем движении стреляло по вискам, отдавалось в макушке и лишь на мгновение затихало, чтобы вновь повторить свой ход. Сломанная рука жутко чесалась под гипсом, а тело ныло, словно меня кто-то основательно пожевал, и даже для того чтобы пошевелить пальцами нужно было приложить массу усилий. Медсестры, как назойливые мухи, мельтешили где-то на периферии, а Янин приход и вовсе выбил из колеи.

   Моя маленькая, нежная девочка плакала... плакала из-за меня, и почему-то это было страшней, чем все, что я недавно пережил, а уж насчет "больней" и говорить нечего. Тяжело... безумно тяжело, и, наверное, именно тогда я понял, что не хочу, чтобы моя малышка винила себя в том, в чем виноват лишь я один, не хочу, чтобы она страдала, особенно, если причиной тому буду я.

   "Не хочу ее потерять!"- осознал и немного успокоился.

  А уж обещание Ильи, не пропускать это маленькое чудовище в палату, и вовсе позволило на какое-то мгновение расслабиться и получать "удовольствие" от интенсивного лечения. Но как говорится, паршивая овца все стадо портит, и озлобившаяся на весь мир Таша была еще той, не побоюсь этого слова, Овцой. Мало того, что она подняла все свои многочисленные связи и направила на устранение глобальной, по ее мнению, проблемы, поиску виновника аварии, так еще и поставила на уши всю больницу, выводила из себя и без того недолюбливающий крикливую девицу медперсонал. А уж когда, во время очередного приступа нежности к пострадавшему братцу, она все же разбила какой-то бутылек (если судить по запаху, то спиртовой раствор, а если по зверским взглядам медсестер, то чей-то личный неприкосновенный запас), сестру под белы рученьки вывели из палаты и ближе чем на метр к мед центру не подпускали.

  С каждым днем становилось все скучнее, работать мне строго настрого запретили и даже без надобности подниматься с кровати не велели. Слишком яркий свет вреден, слишком тусклый тоже, глаза напрягать нельзя, поворачиваться только по команде и то, для того чтобы вновь безжалостно всадили в меня иглу, единственным моим развлечением были рассказы друга о Таше и Дыньке. Но и это не могло продолжаться вечно. Нату мать забрала к себе, да и Яна в скором времени успокоилась и оставила свои попытки добраться до вожделенной цели, то бишь меня.

   И даже Орлов с каждым днем становился мрачнее черной тучи. Всегда рассудительный парень последнее время стал нервным и дерганым, больше курил, под глазами появились синяки, а сам он все чаще срывался на медперсонале.

  -Что у тебя происходит?- в какой-то момент не выдержал я, выловил Илью в курилке (знаю, что за самоуправство мне все же сегодня попадет, но эта кислая рожа вконец меня достала).

   Нервно покрутив в пальцах очередную сигарету, Смерч невидящим взглядом уставился куда-то мне за спину, продолжал молчать, тем самым жутко раздражая. Понимаю, не пацаны уже, но все же я как друг всегда готов был выслушать и помочь, а сил смотреть на терявшего с каждым днем себя парня уже не было.

   Выбросив разорванную в клочья сигарету и, стряхнув с пальцев табак, Илья достал новую, вновь закурил, выпуская сизые колечки дыма.

   -Будешь?- не глядя сунул мне под нос пачку, и тут же убрал, заметив мою приподнятую бровь,- Ах, да! Ты же у нас правильный мальчик.

   Сделав еще затяжку, парень на мгновение посмотрел мне в глаза и как-то обреченно улыбнулся, вновь принялся разглядывать стену.

   -Интересно, что у меня происходит?- словно сам с собой говорил друг,- Мне тоже очень интересно...

   Выбросив окурок, парень уселся на скамью, зарывшись всей пятерней в волосах, и тут же вскочил, потянулся к пустеющей пачке.

  -Я скоро отцом стану,- совсем нерадостно сообщил мне этот... Черт, даже не знаю, как назвать его.

  Вот теперь я бы от сигаретки не отказался.

  Но, черт возьми, я не понимал поведения друга! На его месте я бы бегал по стенам от счастья. В памяти, почему-то, всплыла моя девочка с пузиком наперевес, а на губах сразу заиграла дибильная улыбочка.

  -Ты придурок!- решил, что именно это Орлову сейчас знать необходимо, и если бы не ужасная слабость, подкрепил бы свое внушение еще бы и точным в челюсть.- Ты сейчас должен как козел горный тут скакать! Твоя любимая женщина носит твоего ребенка!

  -Да я бы и скакал!- взревел друг и саданул кулаком в стену, по пожелтевшему от смога потолку поползла сеточка трещинок, и кусок штукатурки спланировал на пол.- Точнее первые пару дней скакал, но она молчит! Три недели! Ты понимаешь, три недели прошло!

  Вот теперь я точно чего-то не понял.

  Илья замолчал, переводя дух. А я собирался с мыслями, непроизвольно представляя на месте друга себя, чувствуя, как внутри закипает злость и зреет отчаянье. Чтобы было, если бы Яна оказалась беременна? Ведь она еще совсем девочка, сама дите, а ребенок - это ответственность, да и я еще не стою крепко на ногах. Но в какой-то момент, представив маленький комочек счастья, понял, что готов пойти на все ради этого. Да и Смерч, думаю, это понял и уже все решил для себя.

  -Это ведь и мой ребенок,- как-то отчаянно прошептал приятель и скатился по стенке, прикрыв глаза,- А она все решила за двоих.

   Обдумав еще раз все хорошенько, понял, что меня волновало.

   -А с чего ты взял, что она вообще беременна?

   Туман отчаянья в мгновение выветрился из глаз Ильи, легкий прищур и такое выражение лица, словно я сказал невыносимую глупость.

   -По-твоему я слепой?

   "Конечно!"- хотелось крикнуть, но где-то я слушал, что с душевно больными нужно говорить как с детьми, а то напугаешь и он загрызет тебя на... что-то не туда меня понесло.

   -И на руках у тебя есть лист обследования с подтверждением?

   Вся бравада парня куда-то вмиг улетучилась. А сам он скривился, словно вместо сладкого персика ему подсунули лимон.

   -Нет,- нехотя ответил Смерч, и скрипнул зубами.

   -Так с чего ты взял?

   -Она изменилась,- ушел от вопроса друг.

   -Да ты что!- почему-то сейчас я расслабился, да и Илья немного посветлел, недовольная морщина на лбу разгладилась, в глазах появился огонек,- Что-то я не заметил пуза до подбородка.

   Смерч невольно улыбнулся, видимо представив подобную картину, но в тот же миг, вновь стал серьезным.

   -При чем тут это! Она спит на ходу, свой любимый имбирь видеть не может, ходит вечно хмурая. Я сначала думал сессия, ты же знаешь там не понос так золотуха, чего только на нервной почве не случится,- Орлов на мгновение запнулся, задумался.- А на прошлой неделе вскочила с утра пораньше, закрылась в ванной, сказала, что отравилась и после этого как будто ее подменили. Ходит хмурая, меня начала избегать, это что-то да значит.