— Да вы посмотрите внимательнее, Валя! Ведь это же тот самый! Он у вас чай пил, а потом на машине попутной уехал!

— А если знаете, так зачем спрашивать? — резонно ответила буфетчица.

— Но мне свидетели нужны! Так он это или не он?

— Может, и он, — смилостивилась Валентина. И добавила: — Только тот покрасивее был. Здесь он страшный какой-то!

— Но все-таки он?

— Живого привезете, тогда и скажу точно. А так… может, да, а может, нет…

Я вынул другую фотографию, не зарисованную.

— Это не тот, — уверенно заявила она. — Вы что меня дурите? Хотя погодите-ка… Что-то знакомое есть! Знаю я его, видела, когда в городе была в Администрации. Там он работает.

— А на черного не похож?

Она внимательно сравнила обе фотографии и заколебалась.

— Что-то общее есть… Глаза, что ли? Есть. Но тот, что у меня чай пил, был очень красивый. — Она сделала ударение на слове «очень».

— Ну что же… И на том спасибо, — поблагодарил я и поехал обратно, несколько разочарованный результатом, но уверенный хотя бы в том, что из виду выпускать Бирюкова нельзя.

СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ САЗОНОВ

Михаил Логинович был зол на своего любимца, лучшего, как он считал, из «преданных» сыщиков, оперуполномоченного Виталия Акентьева. Сазонов полагал, что Виталий не до конца выполнил поручение по проверке Ираиды Львовны Сорокиной. Нет, конечно, в основном все было сделано правильно, но остался без ответа вопрос, зачем понадобилось Сорокиной срочно ехать к сестре и для этого даже сделать вид, что она собирается там несколько дней пожить. Из рапорта сыщика было ясно, что вдова заехала к Наталье Львовне на пятнадцать минут, после чего была в ресторане, где якобы случайно познакомилась с Бирюковым. Последний довез ее до дома. Здесь они попрощались, и Сорокина осталась в квартире, к сестре больше не поехала, но сумку, между прочим, с двумя платьями и нижним бельем оставила у Натальи Львовны.

Зачем могла поехать она к сестре в такой спешке? Вынесла что-нибудь? Если да, то Батогов прав. К примеру, банкноты она могла унести на себе. Санкцию на обыск в квартире младшей сестры прокурор, скорее всего, не даст. Нет оснований.

Остается предположить, что…

Сазонов нашел среди бумаг листок с номером телефона Натальи Львовны.

Трубку сняла сама хозяйка.

— Наталья Львовна, вас беспокоит старший следователь Сазонов Михаил Логинович. Простите, что потревожил вас, но у меня появился один простенький вопросик, и мне бы хотелось его выяснить.

— Чем могу помочь? По-моему, мы с вашим сотрудником уже все выяснили.

— Конечно. Большое вам спасибо. Но вопрос мой довольно деликатного свойства, и мой помощник до конца его не прояснил. Ваша сестра так и не приехала к вам, чтобы облегчить себе первые дни одиночества после потери мужа?

— Но она и не собиралась. Я об этом уже говорила. Только сказала, что зашла рассказать о своем горе и куда-то ушла, решила, что лучше прогуляется после неприятностей с обыском.

— Мне, конечно, очень неудобно, но сама Ираида Львовна обмолвилась, что в последнее время у них были не очень хорошие отношения с мужем, — соврал следователь, но угрызений совести в связи с этим не почувствовал.

Наталья Львовна помедлила с ответом, потом решилась:

— Да, отношения были не очень… Я говорила вашему человеку, что, возможно, они бы даже со временем решились на развод…

— В таком случае, возможно, у Ираиды Львовны был другой мужчина? Ведь она очень интересная дама и недостатка в ухажерах не испытывала?

— Мне бы не хотелось сплетничать о своей сестре, но, как говорится, сказав «а»… Да, мне кажется, что у нее кто-то был, хотя Ира и не посвящала меня в свои личные дела…

— Скажите, пожалуйста, Наталья Львовна, — решился на лобовую атаку Сазонов, — вам не показалось странным, что сразу после кончины мужа ваша сестра прибежала к вам буквально на несколько минут, известила о постигшем ее горе и тут же ушла, оставив, впрочем, сумку с бельем?

— Теперь, когда вы об этом сказали… пожалуй, действительно странно… Но с другой стороны… Может быть, ей нужно было от нас позвонить?

— А она звонила?

— Ира сказала, что пребывает в совершенно расстроенных чувствах, тем более что никак не ожидала, что внезапная смерть Георгия навлечет на нее нелепые подозрения милиции. Вы ворвались к ней совершенно неожиданно, так что она растерялась и не смогла, вернее, постеснялась при вас воспользоваться телефоном, хотя обещала в час дня позвонить знакомому, который должен был помочь им с Георгием деньгами, чтобы поправить дела фирмы.

— Почему же по такому важному поводу не сам Сорокин договаривался? Ведь Ираида Львовна сказала, что она в дела мужа не вмешивалась?

— Этого я не знаю. Возможно, человек, которому звонила сестра, ее добрый знакомый, к которому не смог бы обратиться Георгий.

— Значит, она именно этому доброму знакомому и звонила?

— Я вышла из комнаты, когда Ира разговаривала, поэтому не могу сказать. Но после звонка она заспешила, сказала, что зайдет за сумкой позднее, может быть, завтра, и убежала.

— Все понятно. Спасибо вам большое, Наталья Львовна.

— Я ничем не навредила сестре? — вдруг всполошилась Гордеева.

— Что вы, напротив! Теперь, когда мы знаем, что Ираиде Львовне было неловко звонить из квартиры при нас по такому деликатному делу, как просьба о деньгах, у нас развеялись последние недоумения по поводу поведения вашей сестры в тот роковой день. А вы же знаете, как мы придирчивы к мелочам. Так что еще раз вам спасибо и до свидания. — Сазонов положил трубку.

«Вот теперь все ясно, — подумал следователь. — Нашей красавице необходимо было срочно позвонить, скорее всего, любовнику. Из квартиры побоялась, знала, что мы будем слушать. Вот и побежала к сестренке. Что же дальше?»

Из доклада оперов, наблюдавших за Сорокиной, Сазонов знал, что новый знакомый должен позвонить. Ведь он обещал ей купить новое платье взамен того, которое так неосторожно залил коктейлем в ресторане.

Сазонов позвонил в канцелярию и велел выдать Сорокиной разрешение на погребение мужа, потом стал ждать донесений от агентов наружного наблюдения. Вскоре позвонили из технической службы, сообщили, что Сорокиной звонил мужчина, назвавшийся Бирюковым, и назначил ей свидание около небольшого коммерческого магазина верхнего платья. Сорокина пообещала прийти, но оговорилась, что, возможно, и не сможет.

«Любопытно они себя ведут, — думал Сазонов. — Полное впечатление, что действительно только что познакомились, и мадам не решила, принимать ей ухаживания нового знакомого или нет. Хотя вполне возможно, что такое поведение оговорено заранее».

Через полчаса по разговорнику вышел на связь агент, ходивший за Бирюковым. Доложил, что объект купил на улице одну красную розу и подошел к магазину дамского платья «Афродита».

Из дальнейшего рапорта следовало, что объект, то есть Бирюков, ждал у магазина более получаса. К нему никто не подошел. Объект сунул розу какой-то девушке, улыбнулся ей и пошел к автобусной остановке. Дождался автобуса, доехал до здания городской администрации и вошел в него.

Сазонов велел остаться на улице и ждать дальнейшего развития событий. Но Бирюков до окончания рабочего дня так и не появился, а после шести часов поехал прямо домой на служебной машине.

Днем в канцелярию позвонила Сорокина, спросила — можно ли получить разрешение на похороны, получив утвердительный ответ, приехала, взяла бумагу и направилась на кладбище. Оттуда позвонили и сказали, что похороны назначены на следующий день.

Ираида Львовна держалась, по сообщениям агента, с достоинством, одета была в темное платье, на лице мадам «лежала печать легкой, киношной грусти».

На следующий день Сазонов сам решил поехать на похороны. Не то чтобы он верил, что убийца, согласно утверждениям писателей-детективщиков, должен появиться на кладбище, но ему хотелось самому посмотреть на Сорокину и тех, кто придет проститься с покойным.