— Да, понимаю!

До вечера скакали без отдыха. Движение и свежий воздух постепенно возвращали силы Рено и Арману-Луи.

К наступлению ночи с замком Рабеннест их разделяли пятнадцать миль. Шаг за шагом они приближались к тем местам, где слышались отголоски сражений и где уже больше можно было не бояться хозяина Рабеннеста.

— Нужно узнать, что же случилось с Густавом-Адольфом! — произнес, наконец, Арман-Луи.

По дороге им встречались разрушенные хижины и сожженные деревеньки; повсюду урожай, уничтоженный кавалерией, перевернутые деревья, растоптанные сады, перепаханная земля, вся в траншеях. Вокруг — наполовину обглоданные трупы лошадей. Было ясно, что здесь шли жестокие бои. Сохранялась опасность попасть в руки имперцев. Эскадроны хорватов, патрулирующие окрестности, в любую минуту могли взять их в плен.

Встречные крестьяне и хозяева постоялых дворов поведали Магнусу и Каркефу о многочисленный сражениях, о победах шведской армии. Затянувшаяся война подходила к концу. После падения Магдебурга армии готовились к новым битвам.

Граф Тилли не спешил сразиться со шведским королем, так же как и Густав-Адольф не изъявлял желание биться. Обе стороны выжидали, соблюдая осторожность. Один имел старую репутацию консерватора и не хотел подвергать опасности армию, так часто выходившую победительницей из многочисленных сражений; другой, также имея блестящую репутацию, не хотел экспериментов с одним из самых известных полководцев Европы. Оба чувствовали, что от предстоящего сражения зависит судьба Германии и исход войны. Тем не менее, с каждым днем их флаги сближались, пространство между армиями суживалось. Все предвещало близкий бой.

— Мы не должны пропустить бал! — произнес Рено с энтузиазмом.

Благодаря беседам с солдатами и дезертирами, встречающимися по дороге, путешественники всегда были в курсе расположения имперских войск. Это было не легким делом — продвигаться незаметно среди венгерских и хорватских войск, которыми была наводнена эта местность. Они чуяли добычу, как кот чует мышь, поэтому нужно было быть особенно осторожным.

О Матеусе больше не говорили. Каркефу повеселел и запел свою песенку:

Мы повесим скотину

На высокой осине…

В это время легкий ветер наступившего утра принес какой-то неясный шум.

— Это пушки! — предположил Рено.

Все остановились. Это действительно были пушки: вдали гремела канонада. Уже можно было различить белые облака дыма, поднимавшегося над горизонтом. Разгорался бой. Магнус приложил ухо к земле — она дрожала. Это, скорее всего была не перестрелка, не сражение, а настоящая битва. Радость заблестела в глазах де ла Герш и Рено; они уже жаждали сразиться. Магнус повернулся к Рудигеру.

— Дорога свободна! — произнес он. — Ты был храбр и решителен! Я предлагаю тебе свою руку, пойдем с нами! Но, если ты захочешь уйти — всего хорошего! Мы не осудим тебя — ведь ты служил имперцам, а мы — королю Густаву-Адольфу!

— Я поляк, прежде всего! Я иду с вами! Если я сражаюсь, то сражаюсь! — отвечал старый воин.

Под рев пушек Рено прокричал: «Вперед!» — и пятеро всадников тронулись в путь. Когда они очутились на вершине холма, чарующая картина открылась перед ними. Все остановились, как вкопанные.

— Вот это красота! — не удержался Магнус.

У подножия холма сражались две армии. Полки бились, артиллерия грохотала. По цветам знамен можно было понять, что шведская армия наступала.

Человек, одетый в камзол из зеленого сатина, в шляпе с пером, развевающемся на ветру, сидела на лошади и наблюдал за сражением. Его окружала группа офицеров. Это был, без сомнения, граф Тилли. Время от времени он делал знак рукой, и один из адъютантов отправлялся исполнять его приказ.

Имперцы явно имели преимущество в позиции, но их противники — шведы и саксонцы, — лучше маневрировали. Огонь артиллерии, расположившейся по флангам, не был для них препятствием. Атаки шведов были настолько сильны, что имперцам приходилось подтягивать все новые и новые силы, чтобы удерживать позиции.

Один из имперских флангов поддался натиску, ряды сражающихся были смяты, земля была усеяна трупами, везде бродили дезертиры и грабители. Вдруг какой-то небольшой отряд шведских всадников прорвался вперед и, сметая все на своем пути, вырвался на вершину холма; имперская армия отступила, неся потери.

— Я вижу Голубой полк, Желтый полк! Это король! — вскричал Магнус.

Граф Тилли сделал знак рукой, офицер помчался вперед, исполняя его приказ, а за ним и сам граф.

В это время навстречу шведам выступил конный корпус. Солнце играло на кирасах, слышался звон железа. Это были кирасиры Паппенхейма.

Совсем рядом с путешественниками, немыми свидетелями кровавой драмы, австрийская артиллерия продолжала поливать огнем королевские полки. Ни кирасир, ни драгун, ни мушкетеров, ни ландскнехтов не было рядом. Де ла Герш решил перейти в наступление.

— Вперед! — скомандовал он.

Этот призыв придал силы всем остальным — и Арман-Луи, Магнус, Рудигер и Каркефу помчались вперед и скоро пересекли линию огня.

В самой гуще сражения, там, где столкнулись кирасиры Паппенхейма и полки Густава-Адольфа, они увидели шведского короля. Страшный вихрь завертел их и скоро они оказались рядом с ним.

Пули и снаряды сыпались со всех сторон: это было страшное месиво людей и животных.

Кирасиры Паппенхейма, не пострадав от артиллерийского огня до выхода на поле боя, стояли насмерть. А резервные полки Густава-Адольфа подвергались артиллерийскому обстрелу имперских батарей и несли большие потери. Король Швеции почувствовал, что фортуна изменила ему. Везде — сотни трупов, толпы сражающихся. Имперцы не намерены были отступать.

— О! Проклятые пушки! — воскликнул король. — Если их не заткнуть — это может стоить мне жизни и чести.

И он решительно направился к батареям. Внезапно около короля появился Арман-Луи, весь в крови.

— Сир! — обратился он к королю. — Предоставьте мне пятьсот всадников — и эти пушки будут нашими!

Герцог Левенбург возмутился:

— Какое безумие! Пока мы можем это сделать — нужно отступать! Победить сейчас — это невозможно!

— Сир! Пятьсот человек — и я отвечаю за все! — настаивал Арман-Луи. — Времени на раздумье нет! Спешите!

Густаво-Адольф подозвал Арнольда Браэ и приказал ему:

— Подчиняйтесь господину де ла Герш, как мне самому! Поезжайте!

— Спасибо, сир! Потерпите всего четверть часа — и я сообщу вам новость! — поблагодарил г-н де ла Герш, направляясь прямо в гущу сражения.

Собрав около пятисот всадников, г-н де ла Герш решил умереть, но не сдаваться. Солдаты последовали за ним. Если кто-либо из них сомневался — Арнольд де Браэ командовал: «Это приказ короля!» — и уже никто не осмеливался не подчиниться.

Недалеко от г-на де ла Герш сражался отряд гугенотов.

— О! Дьявол! Ведь это наши друзья! Сейчас я приведу их к нам!

И он мощным рывком догнал их. Увидев его, гугеноты разразились приветственными криками. По приветственным возгласам он понял, что солдаты Ла Рошели его узнали.

— Итак, господа, — обратился к ним г-н де ла Герш, — отныне мы сражаемся вместе!

Таким образом у них было столько людей, сколько нужно. Все вместе они пересекли линию сражения и направились к имперской батарее, извергавшей огонь.

— На батареи! — скомандовал г-н де ла Герш.

— На батареи! — подхватили Рено и Магнус, понявшие его план.

— Если мы выберемся отсюда — это будет чудо! — прошептал Каркефу.

Собрав все свое мужество, он бросился вперед.

Гугеноты и шведы, мчась во весь опор, обрушились на батареи. Несколько взводов охраны пытались им противостоять, но атака была настолько стремительной и мощной, что охрана оказалась смятой и за несколько минут выкошенной наголову.

Часть всадников, последовав примеру г-на де ла Герш, спешились и направили пушки на имперскую армию. В одно мгновение Магнус, Каркефу и Рудигер заняли свои места у орудий и приготовились открыть огонь.