— Живая вода — это прекрасно,— говорит Хунта.— Однако даже такая блестящая цель не может оправдать таких позорных средств. Вы, Корнеев, кажется, взяли на себя права и обязанности Господа Бога — решать, кому время нужно, а кому оно не нужно. А ведь вы не Господь Бог! Вы всего лишь маг и волшебник. Способный маг и волшебник, но не более того.

Корнеев открывает было рот, чтобы начать спор, но Федор Симеонович останавливает его властным движением руки.

— Н-нет, голубчик,— говорит он.— И вы сами з-знаете, что нет. Живая вода, наука, открытия — все это прекрасно. Но не за чужой счет, голубчик. Не к-кажется ли вам, что усматривается некоторая параллель между вашими действиями и действиями некоего профессора, специалиста по разнообразным приложениям? Н-нет уж, вы не морщитесь, голубчик. А к-как же? Тот ворует чужой труд, а вы воруете ч-чужое время. Н-не годится, и н-не верю я, что вы об этом не думали.— Он подходит к дивану, ласково гладит обшивку.— Вот и диван вы украли... д-деградируете, Витя, деградируете...

— Вы не младенец, Корнеев,— говорит Хунта.— Могли бы, кажется, понять, что задача не в том, чтобы перераспределить время — у одних отобрать, а другим отдать. Задача в том, чтобы ни у кого на Земле — понимаете? — ни у кого! — не было лишнего времени. Чтобы все жили полной жизнью, чтобы все жили увлеченно и в увлечении этом видели свое счастье!

Часть стены обрушивается. Пролом имеет вид фигуры Модеста Матвеевича. Входит Модест Матвеевич и хозяйственно озирается.

— Так! — произносит он.— Я вижу здесь диван, инвентарный номер одиннадцать — двадцать три, каковой диван числится у нас списанным.

Камбала в сосуде медленно переворачивается вверх брюхом и всплывает.

Вечереет. За окном закат. Витька, Эдик и Саша, теперь уже втроем, работают за столом в корнеевской лаборатории. Трещит «мерседес», летят на пол исписанные листки бумаги. Из-под знаменитого дивана торчат ноги Хомы Брута. Потом он вылезает из-под дивана, озабоченно оглядывает его со всех сторон, стучит по нему ногой, как шофер по скату.

— Порядок,— говорит он.— Принимайте.

Саша вздрагивает, смотрит на него, смотрит в окно, смотрит на часы, с досадой бьет кулаком по столу.

По берегу озера, держась за руки, медленно идут парень и девушка. Останавливаются, целуются, поворачивают обратно.

По шоссе проходит машина. Фары ее озаряют спины молодых людей. У парня белая надпись «Привалов 12», у девушки — «Стелла 56»...

НЕТ-НЕТ,— говорит за кадром голос Саши.— ЭТО ПРОСТО ШУТКА...

Парень счищает надпись у девушки со спины.

...ЭТО, КОНЕЧНО, ШУТКА, ТАК ВООБЩЕ НЕ БЫВАЕТ, ДАЖЕ У НАС В ИНСТИТУТЕ.

Девушка счищает надпись со спины парня.

...НО ЗАТО ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ ВИДЕЛИ, ЭТО ПРАВДА, ЧИСТЕЙШАЯ ПРАВДА... И ТО ЛИ ЕЩЕ БУДЕТ!

 БЕЗ ОРУЖИЯ

Пьеса в 2-х действиях

 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Р у м а т а

К и р а

Б у д а х

А р а т а

Р э б а

К о н д о р

О к а н а

А б а

У н о

Ц у п и к

Х о з я и н

П и л о т

Т о р г о в е ц

М а р ш а л  Т о ц

Н е и з в е с т н ы й

Г о р о ж а н е,  ш т у р м о в и к и,  м о н а х и

 ПРОЛОГ

На темной авансцене в луче прожектора появляется Румата — в черном трико с головы до ног.

Р у м а т а. То были дни, когда я познал, что значит страдать; что значит стыдиться; что значит отчаяться.

М у ж с к о й  г о л о с  и з  т е м н о т ы. Должен вас предупредить вот о чем. Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах. Ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли?

Ж е н с к и й  г о л о с  и з  т е м н о т ы. Спаси, спаси нас! Нам бы хоть как-нибудь да пожить!

Луч прожектора гаснет. Румата уходит, занавес раздвигается.

Лесная поляна. На заднем плане — Угрюмая Берлога, приземистая бревенчатая изба, наполовину вросшая в землю. Посередине сцены — покосившийся идол-чучело, на одной из растопыренных деревянных лап висит зажженный фонарь. У подножия идола в круге света сидит д о н  К о н д о р в средневековом плаще и ботфортах, в шляпе с пером, рассеянно царапает какие-то фигуры у ног своих концом шпаги в ножнах и насвистывает печальную мелодию — «Летят утки». Из темноты доносятся знакомые звуки: лошади переступают копытами, звякают уздечками, шумно вздыхают, отфыркиваются.

Дон Кондор вдруг поднимает голову, прислушиваясь. Нарастает характерное жужжание приближающегося вертолета. Заржала лошадь в темноте. По поляне, по стволам деревьев пробегает летучий голубой луч прожектора, сразу гаснет. Жужжание усиливается, затем резко обрывается. Дон Кондор встает. Справа на сцену выходят двое.

Первый — дон Румата в средневековом дорожном костюме, при шпаге и в шляпе, с ковровым мешком в руке. Второй — Пилот, в серебристом комбинезоне.

Дон Кондор быстро идет им навстречу, но, не дойдя нескольких шагов, срывает шляпу и делает глубокий поклон. Румата тоже кланяется.

П и л о т. Познакомьтесь, товарищи. Резидент Института экспериментальной истории в торговой республике Соан Александр Васильевич Симонов, он же генеральный судья и хранитель государственных печатей упомянутой республики дон Кондор. Новый резидент Института в герцогстве Арканарском Малышев Антон Константинович, он же...

Р у м а т а. Барон Румата дон Эстор. Покинул метрополию в надежде быть представленным ко двору герцога Арканарского и предложить ему свою честь и шпагу.

К о н д о р. Здравствуй, Антон...

Они пожимают друг другу руки.

Р у м а т а. Простите, Александр Васильевич, чтобы не забыть... Вам письмо с Земли, от внучки... (Достает из-за обшлага конверт, протягивает Кондору.)

К о н д о р. Спасибо... (Отходит под свет фонаря, быстро проглядывает письмо, затем прокашливается.) Спасибо, Антон... Ну что ж, друзья, присядем, поговорим... (Усаживается под идолом, похлопывает ладонью возле себя.) Садитесь...

Румата и Пилот садятся.

К о н д о р. Долетели благополучно?

П и л о т. Над Зеленой бухтой немного покачало, штормит... А так ничего, всё в порядке.

К о н д о р. Вы ведь с Полярной базы добирались?

П и л о т. Так точно, Александр Васильевич. На субмарине. Снялись с борта только в Зеленой бухте.

К о н д о р. Так... На базе с тобой говорили, Антон? Положение знаешь?

Р у м а т а. Говорили. Знаю. Положение неважное.

К о н д о р. Да, наделал нам Орловский хлопот. Придется тебе все начинать сначала.

Р у м а т а. Это я еще на Земле знал.

К о н д о р. Что на Земле говорят?

Р у м а т а. На месте, говорят, сориентируешься.

К о н д о р. Будем надеяться... Думаешь отсюда прямо в Арканар?

Р у м а т а. Если вы не возражаете.

К о н д о р. Нет, я не возражаю. Действительно, чего оттягивать. Я только тебе посоветовал бы не сразу устраиваться капитально. Есть там постоялый двор... «Серая Радость» называется... Как тебе такое название? Остановись первоначально там, оглядись, послушай, немножко себя покажи... так, самую малость...

Р у м а т а. Да, мне на базе тоже так рекомендовали.

К о н д о р. Вот и я тоже рекомендую. И именно «Серую Радость». Там сейчас окопался Будах.

Р у м а т а. Будах? Тот самый? Будах Арканарский?

К о н д о р. Тот самый знаменитый Будах. Математик и астроном.

Р у м а т а. И еще немножко поэт, немножко колдун, немножко мистификатор, как я понял... Почему он окопался в «Серой Радости»?