Да, дю Геслин был предшественником Жанны д’Арк. Душа Франции, все еще связанная с феодализмом, но уже могучая и смелая, уже проявилась в сердце «справедливого сеньора». Она внезапно проявилась, свободная, необузданная, страстная, в доброй Жанне, которая, благодаря чистоте своей души, была великой ясновидящей, разглядевшей будущее своей родины, и явилась нам, благодаря своей необыкновенной и прекрасной смелости, воинственным ангелом Франции.

IV. Заключение. – Роль горы Сан-Мишель в истории. Гений Франции и его Символ

Я рассказал вам о том, какую роль гора Сан-Мишель играла в истории Франции с VIII по XV века, в эпоху, которая была временем героического и творческого формирования французской души. Гора сошла с исторической сцены в тот момент, когда Жанна д’Арк освободила Францию. Королевство буржуа, политиков и прозаиков, вздорных финансистов, Людовика ХI завершило эпоху рыцарства. Наступили новые времена. Тогда же святилище Нормандии потеряло значение центра вдохновения. Как если бы архангел выполнил свою идеальную миссию, он перестал являться монахам и воинам, ясновидящим и нищим. Трусливый, лицемерный и мстительный король совершал паломничества в монастырь и приказал основать рыцарский орден св. Михаила, но он смог лишь наслать проклятие на это место. Идея ордена оказалась мертворожденной, святилище зачахло, оскверненное нечестивыми замыслами. Людовик XIV, великий король, настолько не интересовался судьбой Горы, что сделал там тюрьму. Он заключил туда газетчика Дюбурга, оскорбившего величество, и несчастный умер от голода и холода в окружении крыс. Пример оказался заразительным. Конвент превратил гору Сан-Мишель в государственную тюрьму. Наполеон сделал из нее воспитательный дом, во время Реставрации там разместили центральную тюрьму. Среди знаменитых заключенных, принесших туда свою горечь, бунтарский дух и мечты о переустройстве мира или потрясениях, достойны упоминания Барбе и Бланки. Барбе, храброе сердце, исковерканное мелочным духом, поставил рыцарственную душу на службу бунту и стал Дон Кихотом демократии. Бланки, замечательный дух, извращенный дурной душой, желавший, правда, безуспешно, стать новым Робеспьером, основатель философии социального дарвинизма, полностью выразится в максиме: « Человек человеку волк , а единственное братство, которое существует, – это помешать убить своего кровного брата». С 1793 по 1863 годы в тюрьме Сан-Мишель было заключено в общей сложности сорок тысяч человек. И чему здесь удивляться, если аббатство впало в грех, базилика пришла в запустение, сумрачный зал ордена рыцарей св. Михаила подавляет, будто неся на себе печать упадка и проклятия! Сегодня гора Сан-Мишель – лишь исторический памятник, чье величие и ни с чем не сравнимая оригинальность живо напоминают о древней славе народа и где немой дух рыцарской Франции оплакивает невозвратное прошлое.

Гора Сан-Мишель (с картины Гастино, XIX в.)

Неужели прошлое действительно невозможно вернуть? Неужели дух действительно умер? Или он спит в душе Франции, как полустертые воспоминания, которые являются нам лишь во сне? – Особый характер галлов, живущий в душе каждого француза, иногда прорывается на поверхность, чтобы повести их к новым завоеваниям. Если бросить взгляд на всю историю Франции, начиная от галльских корней до наших дней, этот факт поразит. Соседние народы, такие как англичане, итальянцы, немцы, развивались медленнее, но их развитие было более равномерным, более последовательным. Их история была непрерывной. События одного века вытекали непосредственно из случившегося в предыдущем. У нас же все происходило скачками. Четыре раза прошлое отвергалось, традиция прерывалась. Римское завоевание развеяло по ветру наши кельтские традиции. Потом германское нашествие разрушило латинскую Галлию. Возрождение XVI века вернуло наследие Рима. Представители элиты смогли первыми прикоснуться к великолепному искусству античности, как и к всеобъемлющей науке, которой предстоит бесконечно расширять границы познания вселенной. Средневековье было забыто как страшный сон. Революция разбудила древний кельтский дух, проснувшийся в невероятной суматохе тех дней. Он пронесся, как атлантический циклон, снеся со своего пути монархическое и феодальное прошлое. Эта ужасная буря разрушила многое; но сколько несправедливости уничтожено, какой свет залил все вокруг, сколько священных голосов человеческий дух услышал вновь!

Ведомая собственной дерзостью больше, чем всеобщими движениями, Франция ХIХ столетия следовала за всеми новыми течениями. Символ, с которым ее можно теперь связать, это не белое знамя с золотыми лилиями, но корабль, герб ее столицы, судно, плывущее по открытой воде, девиз которого: Плывет и не тонет . Как корабль аргонавтов, как лодка Лютеции, вооруженная науками и искусствами, на который Франция сама взошла, команда этого судна забыла тот порт, из которого вышла в поисках непознанных земель, где она надеется разгадать магические и божественные секреты. Давайте не будем забывать ни о своем происхождении, ни о морях, которые уже пройдены! Как верно говорили друиды, у каждой души есть свой дух, к которому она должна возвращаться в круговороте жизней. Это справедливо и в отношении народов. У каждого из них есть особая миссия, но ее нельзя выполнить, если забыть о своем добром гении. Для Франции наступил момент, к которому вела ее вся ее история и история других народов: пришло время взять себя в руки, возродить свое прошлое, и я уже вижу, как это случится, вижу в проявлении первичных и исконных черт народа и самых творческих эпох, составляющих единство этого прошлого. Воссоединив настоящее и прошлое, Франция достигнет полноты своего идеала и поймет, в чем состоит ее миссия.

«Англия, – сказал Мишле, – это империя. Германия – народ. Франция – это человек». Гордые и благородные слова! Если у каждого народа есть душа и миссия, то душа и миссия Франции наиболее яркие, самые определенные. Кельтская доброжелательность, соединенная с латинской просвещенностью и свободолюбием германцев стала, превратившись в самосознание француза, общечеловеческим чувством, нуждающимся в широте и всеохватности разума. Другие народы были более последовательны, более приспособлены к жизни и более эгоистичны. В своих самых неудержимых устремлениях, крестовых походах, войне в Америке, генеральных штатах 89 года, Франция обрела редкий дар забыть о себе, думая обо всем мире. Она не станет по-настоящему собой до тех пор, пока сражается за других. Вот почему она никогда не забудет архангела Михаила, стоящего у ее колыбели, держащего в одной руке сияющий меч, а в другой – весы правосудия. Ведь этот гений всегда останется другом слабого, защитником обиженного, рыцарем человечества.

Глава 4 Легенды Бретани и дух кельтов

Три вещи всегда одновременны:

Человек, Свобода и Свет.

Триада барда

Три вещи недоступны: Книга, Арфа и Меч.

Кодекс Оэля, короля французской Бретани

В наши дни Бретань – одна из тех провинций, которые сохранили в неповрежденном виде старинные традиции древнего народа, наиболее оригинальные черты его характера. Если Прованс представляет собой самую латинизированную провинцию, то Бретань – самая кельтская из всех. Одна из провинций даровала Франции классическое наследие Рима и Греции, другая донесла мощный мистический поток, изливающийся из первоисточника и соединившийся с влияниями братских народов северо-запада Европы. Прованс помнит то время, когда он был королевством Арль, помнит свой особый окситанский язык и чарующие песни трубадуров, так не похожие на гимны варваров Севера. Бретань еще не забыла, что она была Арморикой, королевством Брейз-Изель, сражавшимся с франками, помнит, как один из ее королей преследовал императора из династии Каролингов до самых стен Парижа. Кельты, римляне и франки – три народа, три мира, три духа. Они настолько разные, что, кажется, их противостояние никогда не закончится. Но разве дух Франции не стал выражением их гармоничного соединения, их неустойчивого равновесия? Вся история нашей страны – это история того, как эти три мира соперничали, влияли друг на друга и объединялись, никогда не забывая о том, что они все-таки разные. Если бы меня попросили охарактеризовать в общем это живое триединство , составляющее существо французского народа , я сказал бы, что дух франков , подаривший монархию и феодализм, стал костью и плотью этого существа, дух римлян , принесенный завоеванием и воплотившийся в Церкви и Университете, стал разумом нации. Кельтский же дух – это кровь , бегущая по жилам, глубинная душа , астральное тело и подсознание , на которое опирается разум. Именно влиянием кельтского характера и души на это триединство можно объяснить самые непредсказуемые поступки, самые резкие повороты и моменты величайшего вдохновения.