Провалившийся в картину человек оказался местным мэром. Он тут жил еще с "относительно мирных" времен, и теперь, когда в курортном городке осталось всего с десяток семей, виконт Лабри мог позволить себе ежедневные прогулки по пустынному побережью.

О девушке, поселившейся в катере, виконт знал, но решил не вмешиваться. Пока все равно никто не собирался убирать с побережья этот хлам, а военное безлюдье приучило Лабри к мысли "торопись медленно".

— И как же вы попали к нам, милостивая госпожа?

— Приехала, — пожала плечами Хельга, одергивая драную юбку. Просоленная ткань стояла колом, никак не желая расправляться. — Всегда хотела выбраться на море.

— А могу я поинтересоваться, на что вы живете? Уж простите мне мою резкость, вы не выглядите обеспеченной.

Девушка поняла невысказанный вопрос и хрипло рассмеялась. Тяжесть в груди уже с неделю стала почти невыносимой, что Хельга справедливо считала признаком скорого конца. Разноцветные бумажки доброго десятка довоенных королевств, украшенные печатями Временного совета, впрочем, тоже подходили к концу.

— У меня есть деньги. Я не занимаюсь воровством. Мне просто здесь нравится. Опять же, песок хороший — на нем рисовать легко.

— Да, я заметил, — виконт искоса глянул на море, уже поглотившее картину, и его пробила крупная дрожь. — Кстати, вы не знаете — что бывает с людьми, которые не успевали выбраться из ваших шедевров до прилива?

— Откуда мне знать? Я вообще не знала, что такое бывает. Картины — это же просто рисунки, так? Краска на холсте?

— Занимательно, — Лабри задумчиво потер подбородок. — Это надо будет… Впрочем, ладно. Позвольте отблагодарить вас, милая девушка…

Виконт снова взглянул на Хельгу и осекся: девушку скрутил очередной приступ кашля.

— Как неприятно, — растеряно сказал он, отходя подальше от кровавых капель. — Это чахотка, да?

— Не волнуйтесь. Я не долго буду вас тревожить, — от взгляда Хельги не укрылась реакция виконта. Впрочем, за полгода она изрядно насмотрелась на такое. — Прощайте.

Девушка резко развернулась и зашагала прямо по прибою к своему убежищу. Ее душили слезы, но она не хотела, чтобы их видел этот лощеный аристократ — явный любитель "равенства", пока это не угрожает лично ему. Случись сейчас виконту провалиться в рисунок — Хельга, не задумываясь, лично превратила бы его в песчаное месиво. Урок неравенства настиг ее и тут — тем более обидный оттого, что случился в таком прелестном местечке.

Цены взлетели совершенно немилосердно — последних десяти "мирных" крон едва хватило на пару яиц, головку капусты и краюху серого хлеба. Хельга, разложив продукты на шершавой лавке, тщетно пыталась прикинуть, насколько ей хватит всего этого "великолепия". По всем расчетам выходило — очень ненадолго.

Впрочем, отпущенное девушке время истекло еще раньше. Последние сутки Хельгу то выворачивал наизнанку дикий кашель, от которого нестерпимо болела голова, то скручивало в долгих приступах удушья, каждый из которых казался последним, но все-таки отступал, оставляя после себя ломоту во всех костях и желание умереть поскорее.

На закате, когда с моря потянул свежий ветерок, девушка все-таки нашла в себе силы выбраться из душного катера на прохладный пляж. Оранжевый шар, порезанный на дольки кружевом облаков, медленно таял в океане, оставляя после себя быстро темнеющее небо с бриллиантами звезд. Тоненький серп молодой луны крался за шелестящими тополями, ожидая своего часа, а Хельга просто лежала на плотном влажном песке и смотрела на закат. "Последний", — в голове мелькнула одинокая мысль, но девушка не пожелала развивать ее дальше.

Уже окончательно стемнело, когда на подъездной дороге послышалось характерное цоканье копыт. Прислушавшись, Хельга различила поскрипывание рессор — ехала коляска, причем весьма недешевая.

— Говоришь, в катере живет?

Девушка насторожилась — речь явно шла о ней. Меньше всего она хотела сейчас объясняться с хозяином развалюхи — катер ведь наверняка сожгут, чтобы не разносить заразу. Шаги приближались, и девушка затаилась — авось, не найдут в темноте, а утром-то и не с кого спрашивать будет. Песок тревожно проскрипел под ногами незваного гостя — тот, не заметив распластавшуюся на земле Хельгу, прошел прямо к катеру.

— Неделю назад жила, по крайней мере, — этот голос принадлежал виконту, и в нем отчетливо чувствовалось беспокойство. — Надо же было хоть как-то отблагодарить. Деньги она брать не захотела, но одеяла взяла.

— Отлично тебя понимаю.

Хельгу вдруг кольнуло узнавание — она несомненно слышала этот голос! Голова невыносимо ныла, не давая сосредоточиться, и клубок воспоминаний приходилось разматывать по ниточке, не торопясь, чтобы не оборвать.

— Кистрин? — прохрипела она, вне себя от изумления. Крепкие, но очень холодные пальцы так сжали ее за плечи, что она даже вскрикнула.

— Ты! Я знал, что ты найдешься! — глаза вампира сияли во мраке ночи тусклым серебром.

— Поздно, — Хельга скривила губы, испачканные засохшей кровью.

— Ну, пока не умерла — еще не поздно, — Кистрин снова уложил девушку на песок. — Лабри! Где ты там? Свет, срочно!

— Она заразная.

— А, тродиерне! — воскликнул вампир. Хельга едва сдержала смешок — судя по интонации, слово было явно матерным. Кроме того, ее изрядно удивило поведение старого друга — Кистрин вел себя так, словно собирался вправить вывих, а не спасти умирающую.

Вампир вернулся буквально через минуту — с чадящей керосиновой лампой и черным кожаным чемоданчиком, в которых врачи носят свой инструмент.

— Постарайся потерпеть. Нет времени сделать все по правилам, но… — Кистрин крепко сжал руки девушки и впился клыками ей в шею.

Хельга лежала на мокром песке, не чувствуя ничего, кроме жуткого, совершенно невозможного холода. В ушах слышалось только мерное шипение прибоя. Только это напоминало девушке, что она еще жива — остальное тело тонуло в океане лютой стужи.

— Так, продолжим, — в круге света снова появился Кистрин. Он тщательно вытер рот кружевным платочком и выудил узкий короткий кинжал из-под полы щегольского камзола, снизу слегка замаранного песком.

Девушка попыталась спросить, зачем вампиру оружие, но губы лишь беззвучно дрогнули.

— Пей, — вампир тряхнул над лицом Хельги располосованной кистью, и девушка закашлялась — эта кровь на вкус оказалась совсем непохожей на свою, которой она напробовалась в детстве достаточно. Тяжелые капли обжигали небо, погружая девушку в странный мир: тьма постепенно отступала, тени наливались красками, а песок, еще минуту назад невыносимо холодный, сейчас превратился в пышную постель. Впрочем, эйфория почти сразу же пропала, сменившись очередным приступом боли. Хельга, взвыв в голос, свернулась в клубочек — тело словно горело в огне. Казалось, ее засунули в самый центр доменной печи, и сейчас она заживо превращается в пепел.

Смерть пришла минутой позже, подарив измученной Хельге долгожданный покой.

Девушка очнулась от странного света, струящегося с небес. Звезды теперь выглядели нарядными пуговицами на перламутровом занавесе, луна игриво подмигивала, а море пело бесконечную песню, которой хотелось подпевать.

— С возвращением, — Кистрин, оказывается, успел сходить к коляске за раскладным парусиновым стульчиком. — Как самочувствие?

Хельга осторожно встала на дрожащие ноги. Удивительно, но пытка последних суток никак на ней не отразилась — тело прямо-таки лучилось энергией. Девушка уже и забыла, что можно настолько хорошо себя чувствовать. Впрочем, помимо отличного самочувствия, присутствовал голод — тяжелый, скрутивший кишки в один тугой узел, и разом подчинивший себе все чувства.

— Есть…

Вампир, хмыкнув, вынул из-под стульчика графин, на три четверти заполненный темно-красной жидкостью.