Легион в те годы — это «Ноев ковчег» старой Европы. Сколько мужчин в легионе, столько же и вариантов взаимоотношений с женщинами. Трудно сравнивать любовь парня с баварской фермы и датского принца, парижского «апаша» и русского казака с Дона…
В начале XX века на окраинах городов в Алжире и Марокко, где стояли гарнизоны Иностранного легиона, по инициативе муниципалитетов для легионеров создали «зарезервированные кварталы» — не обычные солдатские бордели, а маленькие, закрытые от посторонних глаз «городки» с домами терпимости, фонтанами на площадях, кофейнями и рыночками. Все было оформлено в восточном вкусе с присущей ему негой, журчанием воды в маленьких фонтанчиках, ароматом благовоний и расслабляющего кальяна… В этих заведениях можно было подобрать себе девушку по вкусу. Обитательницы не имели права выходить за пределы «квартала» без специального разрешения полиции, осуществлявшей здесь постоянное наблюдение. Власти следили за общей гигиеной и регулярными медицинскими проверками жриц любви, пресекали любую возможность драки между посетителями из разных родов войск.
Атмосфера во многих заведениях отличалась особой изысканностью. «Эти кварталы в Марокко незабываемы, — писал очевидец, — их можно сравнить с теми, что были раньше во всех средиземноморских городах, начиная с китайского квартала в Барселоне и заканчивая Константинополем… Маленький город мечты, посвященный живописной африканской проституции».
Легионеры находили здесь средства от своих душевных недугов и отвлекали сердце от нахлынувшей ностальгии по несбывшемуся в прошлой жизни. По мнению писателя Пьера Мак-Орлана, служившего в легионе, добрая половина его товарищей оказалась в легионерах из-за женщины. В Северной Африке проституция носила иной характер, чем во Франции, — там она не воспринималась как постыдное ремесло. Например, в Марокко в те годы считалось совершенно нормальным, если девушка из «бледа» (внутренние пустынные районы страны. — В. Ж), для того чтобы заработать себе на приданое и удачно выйти замуж, проведет некоторое время в «доме». Более того, такие «умелые» жены, способные доставлять мужу особые удовольствия, ценились среди арабских мужчин иногда больше, чем неопытные девственницы.
У «мадам» — содержательниц таких «домов» — с офицерами расквартированной части легиона обычно устанавливались теплые и дружеские отношения, особенно с холостыми выпускниками военной школы в Сен-Сире, которых они воспринимали как сыновей… В праздники «хозяек» принимали в семейных домах офицеров, как равных. Было принято закатиться на рюмку шампанского к «мадам Арлетт» или «мадам Николетт» в сопровождении супруг, а в это же время в ее заведении устраивался очередной «попот» молодых офицеров с барышнями на коленях.
Это было прекрасное и легкое время колониальной жизни… Оно кончилось вместе с метким выстрелом Гаврилы Принципа в Сараеве, однако в полках, которые оставались в Африке и в Индокитае, мало что изменилось. Совсем иная жизнь была у Маршевого полка Иностранного легиона, спешно сформированного в ноябре 1915 года из кадровых «африканских» частей и 32 тысяч иностранцев, пожелавших защищать Францию. Им было поначалу вовсе не до женщин… К тому же «штабным», озабоченным успехами кайзеровской армии, больше приходилось думать о боеприпасах и горячей пище, чем о сексуальным здоровье легионеров.
Медсестры и докторши были только в тыловых госпиталях, и их прочно «зарезервировали» офицеры. А гражданское население постарались вывезти из прифронтовой полосы не только ради спасения их жизней, но и для того, чтобы одинокие женщины не разлагали армию. Например, не торговали самогоном и вином.
Но и в таких жестких условиях у легионеров вспыхивали чувства. В своем «легионерском» романе Виктор Финк описывает любовную историю, приключившуюся с его боевым товарищем — студентом-филологом на фронте: «…Шапиро молитвенно влюблен в Маргерит.
Маргерит была толста, коротконога, неуклюжа, у нее были грубые руки судомойки. Но Шапиро клялся мне, что именно в Маргерит он впервые увидел всю красоту мира. Он хотел уйти из войны не искалеченным, чтобы иметь возможность отдать свою жизнь Маргерит. Он мечтал увезти ее после войны к себе в Умань (город в Черкасской области на Украине. — В. Ж.). Если она не согласится, он останется при ней в Шампани. Он будет работать батраком на ферме».
Автор не распространяется, отвечала ли французская девушка взаимностью еврейскому юноше с Украины, но это было и не так важно для Шапиро и таких, как он, — главное, чтобы была возможность мечтать и думать о ком-нибудь. Если легионер не мечтает о любви, то это уже и не легионер вовсе, а «джи-ай»: послушный инструмент для поддержания демократии и нужной цены на нефть.
Концовка истории этих прифронтовых Ромео и Джульетты столь же грустна, как гнусна вся история той войны: еврея-интеллигента расстреляли в «назидание» остальным, лживо обвинив в «попытке мятежа», а Маргерит разорвало в клочья неизвестно откуда залетевшим на ее ферму шальным снарядом. Так и не поняли, своим или немецким…
В тот ушедший «золотой век» многие легионеры предпочитали провести всю жизнь в Северной Африке или Индокитае: любовные приключения с «подружками» не считались аморальными, не служили препятствием в продвижении в чинах, зато оберегали от необходимости вступать в брак и следовать скучным правилам буржуазной жизни.
Но это все происходило в гарнизоне, а в полевых условиях действовали передвижные публичные дома. Но не в каждом алжирском или марокканском городе, где квартировал легион, жители были ему рады. Легионер-кавалерист Николай Матин вспоминает о ситуации в Алжире в 1921 году: «Слово «легионер» в местном понимании — бандит. Не так давно, всего за 2–3 года до приезда в легион русских (1920 г.), взгляд на легионера был таков: после занятий трубач выходил и особым сигналом извещал жителей, что легионеры «идут гулять». Все магазины закрывались. По приезде же русских отношение жителей резко изменилось к лучшему, и многих из нас принимали в частных семейных домах».
Но совсем иначе легионеров воспринимали там, в метрополии, куда они иногда приезжали в отпуск.
Эта песня Эдит Пиаф, впервые прозвучавшая между двумя войнами, стала одной из любимых в легионе. Пели ее чаще всего парашютисты, причем не во время застолья, а в трудные моменты жизни.
Эта песня — не придуманная история, а факт биографии Пиаф. Наталья Кончаловская так описывает эту историю: «Однажды, выступая в казарме, Эдит встретила легионера Альберта, в которого влюбилась без памяти. Он был немного старше, мужественнее и красивее Маленького Луи. Эдит взяла девочку и ушла к легионеру. Луи страдал, выслеживал Эдит на улицах и однажды, подкараулив ее, отнял у нее дочь и заявил, что, если она хочет жить вместе с дочерью, пусть вернется домой. Эдит подчинилась. А легионера Альберта вскоре отправили в Алжир. А спустя годы, когда к Эдит пришла известность, роман с легионером получил неожиданное продолжение. «А легионер Альберт?» Он был убит в Алжире. Так ей потом сказали в казарме…