— Но, — сказала доктор Майер, которая в присутствии Май даже не помышляла о танце, — в случае чего, не мешкая звоните мне.
Май забрала своего тщедушного мужа из больницы, усадила в автомобиль и повезла прямо на дачу в Вэрмланд. Дача стояла особняком, возле озера, окруженная лесом, сразу за норвежской границей.
Это было спокойное место.
Всю первую ночь Юхан проспал, а утром занимался любовью с женой. Его истощавшее тело обвивалось вокруг тела Май, пока она осторожно не направила его мягкий член в себя и тихо застонала.
«Даже теперь, когда я в полумертвом состоянии, она получает удовольствие от моего тела», — удивленно подумал Юхан.
После этого Май занялась гнойником, промокнула его и осторожно поцеловала Юхана.
В то время ему так хотелось быть счастливым. Боли были несильными. У Юхана было такое чувство, будто ему удалось тайком ускользнуть из больницы. Но вслух он об этом не говорил, он не произносил: «Я улизнул из больницы». Юхан знал, что если скажет об этом вслух, то чудовище снова вернется к нему и отомстит. Лучше ступать осторожно, попробовать довольствоваться малым. Не стоит гнаться за большим, достаточно и немногого. Но даже крошечное наслаждение давалось ему с трудом, потому что в первое же утро в Вэрмланде Юхан проснулся с ячменем на правом глазу. Веко щипало, чесалось и гноилось, а кроме того, весь глаз распух. Шведская коллега Май выписала рецепт на глазные капли.
Юхан и Май сидели в гостиной, каждый в своем кресле. Он попросил у нее карманное зеркальце, чтобы разглядеть воспаление.
— Ты думаешь, это обычный ячмень или что-то другое? — спросил он.
Май сидела, склонившись над книгой. Она подняла взгляд.
— Обычный ячмень, — ответила она.
Юхан снова зажмурил глаз.
— Капли не помогают, Май.
— Должен пройти хотя бы день или два.
— Но сейчас щиплет еще сильнее, чем утром.
— Юхан, это обычный ячмень.
Юхан открыл глаз и почувствовал, как в веке пульсирует кровь.
— Думаешь, ничего серьезного?..
Май вздохнула:
— Нет. Обычный ячмень.
Юхан коротко засмеялся.
— Еще когда я был маленьким, я боялся ослепнуть. Я не собираюсь драматизировать, Май. Знаю, тебе кажется, что иногда я драматизирую. Но я всегда боялся ослепнуть. По-моему, на обычный ячмень это не похоже. Дело гораздо хуже. Это очевидно.
Швырнув книгу на пол, Май взглянула на Юхана:
— Юхан, у тебя обычный ячмень. Ты не ослепнешь. Не думаю, что это…
Она не закончила предложение.
— Не думаешь, что это… — прошептал Юхан. — Теперь, когда я все равно скоро…
Он тоже так и не договорил.
На следующее утро воспаление на глазу почти прошло.
Несколько дней спустя за завтраком Юхан вдруг сказал, что им надо завести собаку. Когда-то у них уже была собака, и теперь он хотел новую. Юхан особо не раздумывал над тем, что сказал. Он говорил несерьезно. Так, стукнуло в голову. Вдруг захотелось почувствовать холодную и мокрую собачью морду, прижавшуюся к его носу, запах мохнатых лап, теплое собачье тело возле своего беспокойного. Все это он вложил во фразу:
— По-моему, нам надо завести собаку.
Май отложила книгу в сторону и, глядя к себе в тарелку, немного поковыряла помидор. Она промолчала, но пару раз порывисто вздохнула, собираясь что-то сказать. Эта маленькая пауза в их разговоре, это секундное молчание не оставляло сомнений. Юхан прекрасно знал, о чем подумала Май. Она подумала: «Я не хочу возиться с собакой в одиночку».
— Забудь, что я сказал, — попросил ее Юхан. — Несу всякую ерунду. Только собаки тебе еще не хватало.
Май посмотрела на него и улыбнулась.
— Что ты будешь с ней делать? — продолжал Юхан. — Ты ведь не любишь гулять.
Она смотрела на него не отрываясь.
— Тем более что у тебя есть я, — сказал Юхан. — Гав-гав.
— Юхан, прошу тебя… Может быть, когда тебе станет лучше…
— Гав! Гав!
— Юхан, не надо, пожалуйста. Когда тебе станет лучше…
— Май, мне не станет лучше. Черт побери! Посмотри на меня! Посмотри! Лучше мне уже не станет.
Юхан вспомнил тот день, когда Май исполнилось сорок. У нее по-прежнему были светлые волосы, иногда ее принимали за дочь Юхана. В подарок она получила распятие, которое давно хотела иметь, и щенка. Собственно говоря, щенка хотел завести Юхан. Он хотел собаку всю свою жизнь и вот теперь подарил ее Май.
Это был щенок лабрадора, альбинос, сука, откликавшаяся на имя Чарли. Несмотря на то что собака была сукой, Юхан захотел назвать ее Чарли. И собака откликалась на кличку Чарли охотнее, чем на другие имена, которые они пробовали ей давать, например, на Клару, Киру и Карлу.
Чарли была из тех собак, которые кажутся старыми, как только выйдут из возраста щенка. Она была медлительной, тяжеловесной и немного хромала из-за врожденного дефекта бедра, которое обнаружилось, когда ей исполнилось восемнадцать месяцев; и если она не семенила со двора через лес вслед за Юханом — на то, чтобы бегать или играть с другими собаками, ее уже не хватало, — она спала в корзине, стоявшей в коридоре, уткнувшись в лапы своим большим носом цвета красного тюльпана.
Чарли нельзя было назвать собакой, верной хозяевам. Ее доверие к посторонним не знало границ. Всех, кто оказывался поблизости, она встречала преданно, с любовью и благодарностью. Однажды произошел такой случай.
Юхан гулял с Чарли возле Согне-фьорда. На полпути они встретили молодую пару, которая сидела на берегу и жарила что-то на гриле. Девушка была в цветастом платье без бретелек, а молодой человек с накачанными мускулами, которые ему конечно же хотелось продемонстрировать, был по пояс гол. Когда Чарли приковыляла к нему, соблазнившись запахом жареной сосиски, которая трепетала у него в руке, молодой человек встал и отшвырнул Чарли в сторону. Она съёжилась и заскулила, как это делают собаки, когда им больно.
Юхан стоял немного в стороне. И все видел. Он видел, как собаку отшвырнули в сторону, видел, как она заскулила и попыталась подняться, видел молодого качка с трепещущей сосиской в руке и ухмылкой на губах. Юхан понял: сейчас или никогда. Он должен это сделать. Сейчас Юхан Слеттен должен показать миру, на что он способен. Именно сейчас он должен промаршировать к этому качку и его подружке и вступиться за свою старую беззащитную собаку. Он должен прошествовать прямо к ним, вырвать сосиску из сосисочных пальцев этого качка, свалить его наповал. Черт! Он должен промаршировать к ним и заступиться за свою собаку, которая лежит на боку и стонет. Но ничего этого Юхан не сделал. Он просто отступил на несколько шагов назад и спрятался за дерево. Юхан не был качком. Май сравнивала его тело с бобовым стеблем. А бобовые стебли не нападают на качков. Поэтому он отступил на несколько шагов, спрятался за деревом и хриплым голосом позвал собаку. Тихо-тихо. Так, что никто его не услышал, а тем более качок, который оставил собаку Чарли, лежавшую на земле, и вернулся к своей подружке и сосискам. Юхан тихо окликнул собаку, чтобы не вызвать у них злости и раздражения. Тихо! Так тихо, что только старая собака могла услышать голос хозяина, встать и незаметно похромать домой.
Когда Юхан спрашивал Май, не завести ли им собаку, он думал о Чарли, о старой доброй Чарли с пугливым, но доверчивым сердцем. Май ответила «нет». Завтрак был испорчен. Прекрасное вэрмландское настроение отравлено. Юхан поднялся из-за стола и вышел в сад. Потом пошел в ванну, закрыв за собой дверь. Он встал перед старым зеркалом, висевшим над раковиной, и посмотрел на свое отражение. Ремонт в ванной он делал своими руками. Голубые моющиеся обои. Голубой пол. Окно в ванной, выходившее к лесу и озеру, было открыто. Метеорологи обещали хорошую погоду, но дул ветер и накрапывал дождь, светило солнце, которому не стоило доверять, летнее северное солнце, которое не грело и в любой момент могло исчезнуть за облаком, что тотчас же и произошло. Еще с утра Юхан почувствовал себя неважно. Он был восприимчив к переменам погоды — в них он усматривал знак свыше. Знаки были во всем. В погоде. В болях и в их отсутствии. В книгах, которые он покупал или получал в подарок, — книги были полны знаков. Сборник стихов Дилана Томаса — подарок старого друга Гейра — был знаком. Юхан сказал: «Я смогу побороть в себе это. Вещи обозначают только то, чем являются на самом деле. Я смогу это побороть. Слышишь, Май? Просто так я не уйду в эту ночь. Я не хочу умирать». Немного погодя Май постучится в ванную, и после того, как он не ответит, осторожно откроет дверь и увидит его перед зеркалом. Она тихо встанет у него за спиной, может быть, обнимет его. Так они и будут стоять. Щека к щеке.