На буровом горизонте закладывается будущий успех всего коллектива шахты, успех, определяемый мастерством бурильщиков, их трудовым накалом, их, если хотите, упрямством. И все же не это главное, не это определяющее для жизни шахты — главное в том, что благодаря этому методу удалось наконец вывести людей из забоев, удалось избавить от тяжелого физического труда, удалось исключить элемент опасности. Именно поэтому за новым методом проходки вертикальных скважин закрепилось название, состоящее из двух букв — ББ: безлюдный, безопасный.
Метод ББ входит составной частью в технологию, разработанную Дубининым и его соавторами. Теперь на каждом очередном участке рудного тела, предназначенном для отбойки (обычная ширина такого участка — полтора десятка метров, длина — до двадцати пяти), пробуривается не одна скважина, а сразу целый пучок, двенадцать-пятнадцать ходок. И одновременный взрыв всего пучка ни в коей мере нельзя сравнить по силе и эффективности отбойки с тем «хлопком», какой обеспечивался шпурами.
Но неизмеримо возросшая по сравнению со шпурами сила взрыва пучка имеет и обратную сторону: ударная волна, распространяясь по рудному телу, может разрушить скважины в соседних пучках. Вот где Дубынину пришлось поломать голову, чтобы найти способ обезопасить соседние пучки! Додумался он тогда, в общем-то, до простой вещи: по его предложению между пучками стали пробивать особые компенсационные щели. Иными словами, создавать воздушную прослойку. Первая же такая щель (кстати сказать, образованная с помощью того же способа — взрыва специально пробуренных скважин) в прах повергла все доводы скептиков. Своей воздушной подушкой она гасила ударную волну взрыва.
Компенсационные щели были предметом особой гордости Дубынина, и сейчас он ждал, что Громадский пригласит членов комиссии на буровой горизонт, продемонстрирует им проходку пучка скважин, покажет одну из подготовленных щелей. Как раз поэтому он без подробностей, лишь в общих чертах, обрисовал гостям метод ББ. Однако директор рудника, следуя какой-то своей логике, повел всю группу не на буровой, а на откаточный горизонт — на тот его участок, где выемка руды велась по старой технологии: с применением скреперных лебедок.
По деревянной лесенке все поднялись из штрека вслед за Громадским в узкую, но довольно глубокую нишу, выдолбленную в рудном теле для скреперной лебедки. Низко нависший неровный потолок заставлял невольно пригибать голову, по бугристым стенам сочилась грунтовая вода. На вбитом в потолок крюке висел днищем кверху объемистый фонарь с протянувшимся к нему гибким шлангом. Бледный свет не достигал дальних углов ниши.
В конце ее обозначилось в потолке жерло колодца, образованного взрывом пучка скважин и уходящего вверх, к буровому горизонту; под колодцем высилась куча обрушившейся руды. В противоположной стороне поместился со своей лебедкой скреперист. Увидев гостей, он приветливо улыбнулся, блеснув белой полоской зубов.
От двух барабанов лебедки тянулись канаты к ковшу — скреперу. Один канат предназначался для того, чтобы подавать ковш вперед, к лебедке, а второй, пропущенный через систему блоков, должен был оттаскивать его на исходный рубеж.
Машинист включил лебедку, правый барабан стал накручивать на себя канат, и ковш потащился волоком по полу, загребая из кучи руду. Кверху взметнулось облачко пыли: вначале бесформенное, оно быстро обрело контуры доисторического ящера и устремилось, подхваченное невидимыми токами воздуха, навстречу гостям.
Ковш между тем приблизился к металлическому помосту, на котором была установлена лебедка, и руда скатилась по желобу вниз, под помост, в специальный бункер с люком: отсюда ее уже будут грузить в вагоны. Скреперист возвратил с помощью второго каната освободившуюся чашу ковша обратно, а затем снова потянул, загребая руду к себе. Только на этот раз цикл не прошел с давешней гладкостью: ковш «подавился», захватив слишком крупный кусок руды, как говорят горняки, негабарит. Он не протолкнется через люк, его надо прежде раскрошить.
Пришлось машинисту остановить лебедку и действовать кувалдой. Брызнули во все стороны мелкие крошки руды, кувалда, будто спружинив, подпрыгнула на глыбе — а той хоть бы что, даже трещинка не зазмеилась.
Удар! Еще удар!
Так молотобойцы усмиряют в кузнях железо. Только там они имеют дело уже с чистым металлом, податливым, размягченным в горне, а тут — что твой железобетон, спекшийся в недрах земли.
— На такую вот непроизводительную работу, — сказал Громадский, кивнув на кувалду в руках скрепериста, — уходит в среднем до двадцати процентов рабочего времени.
Дубынин наблюдал за гостями: как они восприняли сообщение директора рудника? И вообще ему хотелось бы знать, какое впечатление произвела на них вся эта обстановка: давящий потолок, пыль, грязь, теснота?
Он наблюдал за гостями и улавливал в их отношении ко всему, что они видели, одну реакцию: вежливое внимание. Так мало?!.
Из ниши скрепериста Громадский повел всех в другую, подобную же нишу — на площадку вторичного дробления. Главным «экспонатом» здесь, конечно же, была решетка-грохот, составленная из четырехметровых рельсовых кусков. Горняк, вооруженный чем-то вроде обыкновенной кочерги — она именуется шуровкой, — перепрыгивал с рельса на рельс и «шуровал» руду, помогая ей протолкнуться между рельсами. Делал он это сноровисто, экономя, по мере возможности, силу. Брал, что называется, умением. Вроде бы играючи.
Однако красивое поигрывание мускулами продолжалось недолго: вслед за мелкими кусками руды на решетку вывалилась глыба весом с полтонны. Тут уже стало не до игры, тут пришлось заменить кочергу кувалдой — точно такой, какую они видели у скрепериста. И раздалось знакомое:
— Хря-ась!..
Дубынин, наблюдая за грохотчиком, возвращаясь мысленно к недавней подобной же сцене в нише скрепериста, невольно вспомнил строку из отчета шахты: «Объем добычи руды —2 652 600 тонн». К трем миллионам дело подвигается — и это «Хрясь!»
На площадке, где была смонтирована решетка, угнетали те же, что и у скрепериста, пыль и грязь. И еще большая теснота. На почерневшем лице грохотчика струйки пота оставляли светлые промоины. Чтобы как-то обострить интерес гостей, Дубынин спросил у него:
— Как вы относитесь к своей профессии?
Горняк, не оставляя кувалды, искоса поглядел на профессора, на всю группу, рассмеялся:
— Любому из вас без печали и шуровку и кувалду уступлю!
И уже серьезно добавил:
— Тяжелее работу трудно найти!
Дубынин полностью разделял это мнение: профессии скрепериста и грохотчика — самые тяжелые под землей. И опасные. Особенно много опасностей таит работа на грохотах, которые, подобно забоям, достаточно регулярно пополняют графу — «Процент травматизма».
— Тяжелее работу трудно найти!
А реакция гостей и теперь не вышла за рамки все того же вежливого внимания, если не считать вполне естественного в данной ситуации дополнения: обычного человеческого сочувствия. И тут Дубынина осенило: да ведь все это для них привычная картина, скреперная технология — одна из основных на рудниках. В Криворожском бассейне, например, в бассейне, на который десятилетиями равнялось большинство горнорудных коллективов, скреперные лебедки тащат на своих канатах 99,5 процента плана. Так чего ждет он от этих людей, помимо вежливого внимания и сочувствия!
С площадки вторичного дробления руда самотеком или, точнее, самокатом поступает в такой же, как под скреперной лебедкой, бункер с люком — отсюда ее можно уже грузить в вагоны. Нет сомнения, что и эта операция выпуска руды через люк также во всех деталях знакома гостям, ничего нового они тут для себя не откроют. Вряд ли стоит показывать все это.
— Ну что, Вениамин Иванович, — сказал Дубынин директору рудника, когда группа возвратилась в откаточный штрек, — на буровой горизонт теперь?
— А есть ли необходимость? — пожал тот плечами. — Для экспериментального блока все скважины мы пробурили еще в феврале, а в марте произвели массовый взрыв. Так что сейчас товарищи там ничего не увидят. Ну, а ознакомиться с работой буровых станков можно будет потом на другом блоке.