Замысел у Кузи простой, настоящий охотничий. Кузина ухватка и сила — в уменье незаметно подкрадываться, неслышно уходить. Так он и Лизу похитил из-под носа у Мосолова, так пытался два года назад пробраться сюда к Андрею. Тогда не вышло: нарвался на надзирателя, был шум, Кузю схватили и уже вели в контору. По дороге он вырвался, убежал на Салдинские болота.

И нынче он нового ничего не смог придумать, действует так же, — только стал осторожнее.

Железный рудник — у подножья восточного склона горы. Выработки все открытые, без шахт. Сама гора пока не тронута. У рудника поселок из трех несросшихся частей: табор приписных крестьян, с землянками и шалашами, казармы каторжников и небольшая двусторонняя улица, составленная избами коренных рабочих — рудокопов и мастеровых. На той же улице дом немца-управляющего, контора, и харчевня. Совсем отдельно, высоко на горе, около черных магнитных скал, мазанковый домик смотрителя — с железным яблоком над крышей и флюгером на длинном шесте.

Уходить отсюда можно только прямо на север. На востоке — болота, а на западе людно. Там два больших завода: Кушвинский, с доменными печами, и Туринский, с кричными горнами, с вододействующими, молотами, — для переделки кушвинского чугуна в железо. У обоих заводов по большому пруду. В лесах вокруг раскиданы курени углежогов; к ним ведут плохо расчищенные дороги, летом совсем зарастающие травой. Больших дорог две: из Туринского завода — на Верхотурье и из Кушвинского — на реку Чусовую, за хребты.

Всё это высмотрел Кузя, раньше чем сунуться на рудник. Высмотрел и подивился: всего шесть лет назад Степан Чумпин объявил первые камни с рудной горы. Кругом тогда был дикий лес, кроме манси, никто тут не жил и не охотился. А теперь что настроено!

Каторжники разошлись по забоям и принялись за свой тяжкий труд. Кузе стало ясно, что без расспросов ему не добраться до Андрея… Кузя решился. Он спустился с горы и, выбирая лесистые места, подполз к одной из канав.

— Эй, товарищ! — окликнул Кузя ближайшего к краю рудокопа.

Тот опустил лом, которым долбил камень, и стал водить глазами, — откуда голос? Кузя был почти невидим в кустах и траве:

— Здесь я… Конвойный ваш близко?

Не отвечая, рудокоп взобрался на камень, отвел рукой ветки и разглядел, наконец, Кузю.

— Вон ты где! Чего говоришь?

— Конвойный солдат где?

— Не бойся конвойного. До конца урока не придет. А тебе что надо? Ты с воли?

— Скажи, товарищ, где тут работает Андрей Дробинин?

— Такого не знаю.

— На вот еще!.. Дробинин Андрей. Он давно уж тут.

— И я больше года. На перекличках слыхал бы, да нету Дробинина. Верно говорю.

— Из рудоискателей он, Дробинин, — твердил Кузя. — Как же нету? Ты спроси у других.

— А зачем он тебе?

Кузя не умел доверяться наполовину. Сказал откровенно:

— Бежать ему надо. Я за ним пришел.

— Ишь, какое, дело! Ну, погоди.

Рудокоп спрыгнул с камня, зазвенев цепями, и пошел к соседним каторжникам. Вернувшись, подтвердил свое:

— Дробинина никто не знает. А чтобы увериться, ступай к харчевнику: в поселке харчевню найди. Надежный человек — через него нам с воли всё передают, что надо. Он на Благодати с самого начала, всех знает.

Каторжник, видимо, платил доверием за доверие. Кузя помрачнел: не с руки ему итти в поселок. Однако делать нечего.

— Прощай, товарищ! Может, всё-таки дознаешься, где Дробинин, так скажи ему: «За тобой, мол, пришли».

Перевалив через гору, Кузя побрел в поселок. Он не таился — раз надо, так надо, выбирать не из чего. Однако укромные закоулки запомнил на всякий случай. Улица, к счастью, пуста.

Хозяин харчевенной избы, старик в синей рубахе, отвешивал покупателю калачи. Больше в избе никого не было.

На вопросительный взгляд харчевника Кузя проговорил:

— Дело к тебе есть.

— В долг не продаю, — сердито сказал старик.

— Не покупка… другое…

— Иди, иди, дядя! И слушать не хочу, — нетерпеливо выпроваживал Кузю харчевник.

Покупатель, молодой еще парень, приказного вида, с опухшим лицом, как только увидел Кузю, так и прилип к нему глазами. А когда Кузя заговорил своим хриплым шопотом, парень ухмыльнулся и быстро вышел из харчевни.

Старик подошел к раскрытым дверям и стал смотреть вслед приказному.

— И калачи не взял, — сказал харчевник совсем другим голосом, без всякого недружелюбия. — Писарь это… Чего он так на тебя воззрился?.. Э, да он вот куда побежал!.. Ну, дядя, сейчас тебя забирать будут. Уходи-ка по добру, по здорову, — успеешь, может…

Одним прыжком, как волк, почуявший капкан, Кузя очутился у дверей. Выглянул, — приказного не видно, улица тиха и безлюдна. Кузя перебежал на другую сторону и в тени, прижимаясь как можно ближе к избам, стал уходить к намеченному ранее проулку. Проулком можно выйти на огороды, там лес почти вплотную, в лесу — спасение.

Но, дойдя уже до своротка, Кузя круто повернул обратно и побежал к харчевне. Старик, наблюдавший за ним с порога, отодвинулся, пропуская, и спросил вполголоса:

— Чего мечешься?

— Скорей скажи, — знаешь ли Дробинина Андрея из каторжных?

— А хоть бы и знал.

— Как мне с ним повидаться?

— Дробинина на Благодати нету.

— Где он?

Харчевник не ответил: он увидел на улице что-то и отошел от дверей:

— Идет писарь! Идет и двух солдат ведет. У тебя с полицией всё ладно?

— Дробинин-то где? Сказывай, дедко!

— На медном руднике. Против Туринского завода есть Листвяный мыс, там и рудник.

Бежать на улицу было поздно. В избе не спрячешься. Окно? Оно выходит во двор, но очень уж маленькое, не пролезть, пожалуй. Харчевник уже вынимал оконницу. Кузя кинул вперед свою котомку, потом полез сам, головой вперед. Плечи застряли… Эх, надо было азям снять, теперь уж некогда! Рванулся назад, выставил руку и стал втискиваться, извиваясь змеей. Харчевник помогал, немилостиво толкая в спину и отцепляя зацепившиеся складки одежды. Вот обе руки и голова наружи. Кузя, хватаясь за бревна, подтянулся раз, другой, — и упал на землю. Над голевой торопливо стукнула оконница.

Двор большой, крытый, со множеством закоулков. Но Кузя и не подумал спрятаться во дворе — обыщут, возьмут, как в ловушке. Он пробежал под сарай и отыскал калитку в огород.

Нет, и сюда нельзя: за огородами открытое место, вырубка, человека на ней за версту видно. Единственный путь к спасению — через дорогу и в лес. Этот путь сейчас отрезан, но, может быть, будет минута — не больше, чем одна минута! — когда им можно воспользоваться. Не пропустить бы эту минуту! Кузя встал за угол избы. Выглянуть он не решался, только слушал… Подходят!.. Сейчас войдут в харчевню… Если войдут все трое, — хорошо. Если один останется у порога, — худо дело. Тогда нож в руку — и бежать напропалую!..

Вошли все трое, — на слух понял. Вот она, благоприятная минута! Оторвался от угла, перелетел через улицу. Нагибаясь под окнами, устремился к проулку. Теперь, если и увидят, — у Кузи есть выигрыш во времени. Крику нет, — значит, не видят. Шарят, поди, в избе под лавками.

В узком, проулке столкнулся с женщиной, которая несла корзину лесной земляники. Женщина перепугалась, выронила корзину. Улыбнулся ей, чтобы успокоить, — и тем напугал еще больше…

Вот и лес. Можно перевести дух.

Высокий Листвяный мыс далеко вдается в воды заводского пруда у слияния Кушвы с Турой. На мысу — сосновый бор, порубленный без порядка, пятнами. Так же беспорядочно разбросаны по мысу шурфы и шахточки — следы поисковых работ на медную руду.

Кузя забрался сюда с немалой отвагой: впереди вода и с боков вода, — лез будто в мешок. Однако поступал во всем по-прежнему, как ка горе Благодати. Подкараулил одинокого рудокопа и спросил, знает ли тот Дробинина.

— Как не знать Андрея Трифоныча, — отозвался рудокоп. — Это наш отпальщик.