Деревянное ложе было украшено металлическими зажимами, тисками и острыми винтами, ввинчивающимися в тело жертвы.
— О, ты способна превратить в нечто подобное любую постель, — отозвался я. — И тебе не нужны помощники в виде кандалов.
Глаза Асгхана перестали безумно сверкать, но не было в них и прежней тупой рассеянности. Он снова пришел в себя — и я знал, что помогло ему вернуться в сознание столь быстро.
— Пыточный станок, — объяснил я. — Тот самый, что Мелькор Элронхил привез из Эарнедара. Гоблины забрали его, вместе с остальными сокровищами. За долгие века станок попал в семью Салмара Аларейна.
Я прислушался к тишине за окнами.
— Ложе заняло свое место в собрании реликвий, которые столетиями собирала династия Аларейнов. Но настал день, когда Салмару пришлось разбудить его.
— Станок дает власть над койганами, — сказала Френки.
Демонесса стояла перед пыточной кроватью, и ее тонкие пальцы пробегали по металлическим тискам.
— Вот что меня смущает, Асгхан, — негромко произнес я. — Мы не видели тела Феарора. Отец позаботился, чтобы труп кремировали. У нас были только два свидетеля — ты говорил, что тварь отложила яйца в парня, Салмар это отрицал. И знаешь, что? Я поверил ему.
В глазах минотавра мелькнуло беспокойство.
— Смерть сына сделала его слепым. Все скажут, что я был лучшим охотником. Я никого не мог убить по ошибке.
— Правильно, Асгхан. Ты сделал это специально.
— Какая ерунда, — резко произнес быкоглав. — Что бы я выиграл? Салмар Аларейн возненавидел меня, и пришлось бежать.
— Вот видишь, Френки, — я показал на него рукой. — Он признался. Не пришлось ломать ему руки, как ты предлагала.
— Признался в чем? — отступая назад, спросил Асгхан.
— В чем, приятель? Да во всем. Мне достаточно было только увидеть твою квартиру. Мягкие, роскошные вещи. Прохладный воздух с запахом хвои. Даже то, чем ты занимался. Играл роль сильного, крутого парня и истязал людей, которые просили об этом, и даже платили деньги. Пачка писем в углу шкафа — все, что осталось в твоей жизни от прошлого.
Охотник поднял голову, а плечи его снова опустились, как в тот момент, когда он был готов броситься на койгана.
Теперь Асгхан видел врага во мне.
— Ты хотел уехать сюда, а вовсе не бежал в изгнание. Все твои приятели говорят, какой ты утонченный. Любишь красивую поэзию — о природе и о любви. Но я не заметил у тебя ни одной книги о страданиях, об аскетизме или благородстве. Скучные темы, верно?..
Минотавр не ответил.
Он развернулся, и подошел озеру черной крови. Вынув из рукава шелковый мешок, начал бережно складывать в него орхидеи. То были души тех, кто погиб по вине койганов.
Теперь в Облачном храме их смогут воскресить, или вернуть в колесо сансары, — обычно люди выбирают последнее.
— К утру в городе не останется ни одного койгана, — я объехал поваленное дерево, и направил внедорожник к хайвею. — И королевский прокурор сможет закрыть это дело.
— Придется ему многое объяснять, — заметила Франсуаз.
— Он будет рад любому объяснению… Кстати, Френки, Гарда просила тебе кое-что передать.
— Что же?
— Тостер будет теперь стоять на ее половине кухни — там же, где соковыжималка.
— Но Майкл.
— Она так сказала.
— Но это несправедливо. Я умею поджаривать тосты.
— Не знаю, Френки, может быть — я их никогда не пробовал. В любом случае, речь идет уже о новом тостере — старый не включается, и его пришлось выбросить.
— Не может быть, Майкл. Гарда же не хочет сказать, что я его сломала.
— Тостер хочет сказать.
— Тогда поделом ему.
АЛМАЗНАЯ ЦИАРРА
Третий Багряный грех
— Вы знаете, что такое Алмазная Циарра? — спросил проконсул Бурковиц.
Франсуаз посмотрела на него мрачно, словно он был прыщом, вскочившим как раз перед выпускным балом.
Вообще, Френки довольно сложно вывести из себя.
Если ей кто-то докучает, — скажем, когда она пьет свой протеиновый коктейль… Что? Вас уже стошнило от этого названия? А каково мне смотреть, как она каждое утро достает миксер, и сосредоточенно запихивает туда всякую дрянь, от которой даже некромант сознание потеряет?
И делает это с такой важностью, словно создает, по меньшей мере, тригидральную бомбу, которая может взорваться от одной мысли о Винни-Пухе.
О чем это я? Так вот, когда Френки кто-то мешает, — она просто бьет его кулаком в нос (или что там окажется ближе), чаще всего, даже не глядя.
С такими привычками жить легко, с такими друзьями — трудно.
Но Алмазная всегда была для Франсуаз большой закавыкой.
Преисподняя, откуда девушка родом, — единственное измерение, откуда можно заглянуть в Циарру. Дело это опасное, — за такую шалость дорожный коп-демон выпишет вам штраф в две тысячи динаров; а потому никто особо и не решается.
Дети — другое дело; квитанциями их не запугать, так как платить все равно будут папочка с мамочкой. А заставлять родителей раскошелиться, да почаще, — святая обязанность каждого малыша. Вот поэтому у демонов есть поверье, что тот, кто заглянет в Циарру до совершеннолетия, — навсегда останется девственником. А если даже поезд ушел, все равно навеки лишится секса.
Страх этот столь огромен, что дети слушаются.
Ну, почти все.
Френки старательно обходит эту тему.
Ведь если она хоть раз пошла на поводу у родителей, — то скорее проживет день, никого не убив, чем признается в детской слабости.
А если ослушалась, — значит, как и я, считает древние демонические поверья мелко нарезанным с луком вздором в конопушку.
Нельзя же всерьез поверить, будто она стала бы таким рисковать.
Бурковиц всех этих хитросплетений не знал, но внутренний голос подсказал проконсулу, что лучше не углубляться.
— Наш мир состоит из тринадцати измерений, — продолжал он. — Словно лепестки цветка. Пространство между ними заполнено Алмазной Циаррой. Мир абсолютного колдовства… Чародеи дорого бы дали за то, чтобы узнать, — чем там можно поживиться.
Он умолк, очевидно, думая про себя:
«А я бы потом забрал все у них бесплатно».
— Никому не удавалось проникнуть в Циарру, — заметил я. — Дальше, чем на две гоблинские мили.
— Но и это немало, — согласился проконсул. — Именно там колдуны Черного Круга нашли самые мощные из своих артефактов.
— А еще безумие, монстров и клервосскую чуму.
— Да, эти путешествия крайне рискованны… Поэтому мы не очень-то афишировали, когда пытались отправить туда дирижабль…
Несколько мгновений я смотрел на Бурковица, прикидывая, — то ли он сошел с ума, то ли купил книгу «Как стать остроумным за девять дней. Пособие для чайников и олигофренов».
— Послать дирижабль в Циарру, — мягко подсказал я. — Это все равно, что фейри лететь в Пустоши гоблинов. Неразумно, опасно, а главное совершенно бессмысленно.
— Многие так считали, — подтвердил Бурковиц. — Но оптимисты тоже нашлись.
Он произнес это таким тоном, словно говорил:
«Дураков всегда хватает».
— Взяли стандартный гоблинский дирижабль. Маги Черного Круга заменили в нем все детали на сплав мифрила и серебра. Поставили двигатель, который до запятой повторял сердце левиадракка…
Он сцепил пальцы перед лицом.
— Корабль получил название «Глендаар», — в честь легендарного чародея. Он должен был проникнуть глубоко в Циарру, туда, где еще не бывали ни мы, ни хобгоблины. Собрать образцы и вернуться. Но…
— Вы потеряли с ним связь? — подсказала Френки.
— Это произошло больше двадцати лет назад. Черный Круг посылал в Циарру несколько спасательных капсул, но все вернулись ни с чем. Проект закрыли, а Гэбрил Аларонд, рейнджер Драконьей Гвардии, был признан пропавшим без вести…
— Пилот?
— Он один находился на борту. Мы не знали, найдем ли когда-нибудь «Глендаар». Но три дня назад, астрологи Перевернутой Башни предсказали его возвращение.