Что прижилась за эти дни и ночи,

Так безнадежно-больно прижилась...

А если сердце больше не захочет

Былой мечтой, былой... упиться всласть?

А вдруг в нём растоптали - что растило -

Сломав тобою созданную гать?

А вдруг оно - как я - давно простило?

Ему - как мне - теперь уж не солгать?..

* * *

Далекий друг,

Тот путь, где шли мы оба,

Не вспоминай,

Не воскрешай те дни.

Умру - не плачь,

Не мучайся у гроба,

Лишь, глядя в даль,

Печально улыбнись.

Не надо, друг, не надо и не надо.

Всё это - жизнь,

И в этом были мы.

Не зная рая - что бояться ада?

Не зная света - что страшиться тьмы?

* * *

Вижу тебя

Капелькой вина я,

Каплей алкоголя,

Каплей доли,

Миллиардной плавящейся болью

В века опечаленных глазах.

Ты всегда со мной.

И вечно где-то

Видишься сквозь времени прищур.

Мир, в непостижимое одетый,

Разрывая,

Я тебя ищу.

Я кричу,

203

Но разве ты услышишь

Голос,

Индевеющий вдали?

Все-таки не до конца

Всевышний

Твердь земли

От неба отделил...

* * *

Дай мне слово:

Если в смуте дней

Я уйду отвергнут, не целован,

Никому ни слова обо мне,

Никогда не говори ни слова.

Ну а если спросят - то скажи,

Что однажды летом, на причале,

Я кому-то плел про миражи,

А потом... Потом мы не встречались.

Что умом я, в сущности, простак,

Несколько несдержан, инфантилен,

Что стихи писал - но просто так:

Мне за них ни цента не платили.

Говори, что цель моя пуста,

До постыдной жалкости нагая,

И еще скажи, что я устал,

От себя по жизни убегая.

* * *

Хочется не только сожалений!

Вновь перешагнуть порог избы,

Головой упасть тебе в колени,

Обо всем о пройденном забыв.

Будто ни конца и ни начала

Не было в исхоженном пути,

Будто сердце в горле не стучало,

Выбивая дробное: «Прости».

И теперь глаза в ресницы прячу,

И следы морщинок - в воротник,

Будто я, надорванная кляча,

Вновь могу резвиться, как они...

После дней тяжелого забега,

После вёрст, распластанных в былом,

Для меня одна осталась нега -

Рук твоих желанное тепло.

И слова, что шепчешь ты, волнуясь,

Западают в душу глубоко,

Словно я попал в страну иную,

Вечно слушать музыку веков,

Не забыть которую, ни бросить,

Сколько бы ни слушал - всё равно.

Я люблю - когда, лаская проседь,

Ты от счастья плачешь надо мной.

204

* * *

О, жизнь моя запутанно-проста,

Да и судьба - ушибленно-простая.

Мечты о счастье и любви

За кромкой льда,

Как пар над пахотой весеннею,

Растают.

И даже сам я -

Час пробьёт когда -

Исчезну,

Как от солнца искра льда.

* * *

Прошу - останься же такой,

Какой тебя впервые встретил:

Чуть настороженной, простой,

В июньской жидкости рассвета.

И невпопад на мой вопрос

Ответь - но только не словами,

А блеском набежавших слёз

В души незамкнутом бокале.

* * *

Ах сердце, сердце!

Что с тобою?

Ты - спичка в дождевой ночи.

Прощаюсь каждою строкою

В безгласье гаснущей свечи.

* * *

Вечер. Речка.

Скачут волны,

В белых пеночках они.

Я уйду, как ветер, волен -

Ты рукою мне махни.

Разгони свою усталость

И туман недавних бед,

Чтоб во взмахе том осталось

Всё о жизни и тебе.

Пряжей рук твоих горячих

На прощанье опряди,

Чтобы мог я и незряче

Видеть снег твоей груди

И улыбку...

И, конечно,

Пожеланье - невпопад.

Взгляд печально-подвенечен,

Как осенних рощ опад.

Стань на горке, на вершине,

Не туши печаль души.

Помаши мне, помаши мне

Вслед рукою,

Помаши...

205

* * *

Я помню: мир притих.

Льет в окна дождик частый.

И мы вдвоём. И бьёт

По ветру молочай.

Вернуть бы этот миг -

Всего минуту счастья,

Вернуть тебя такой,

Вернуть свою печаль.

Дожди еще идут.

И стынет даль сквозная.

И, как опавший лист,

Промокшее село.

Ну отзовись, где ты -

И грусть моя, и радость,

Ну оживи на миг,

Что жизнью унесло!

* * *

Дай обниму тебя!

Мне кажется, опять я

Мимо тебя иду,

Теряя дни.

Дай обниму тебя,

Пусть первое объятье

Нам две души

В одну соединит.

* * *

Уходит старое, как сгорбленный ворчун,

В забвенье, в море времени. И что же?

Гляжу куда-то мимо и молчу.

Лишь памяти река молчать не может.

Ах, эта память... Ропщет. Но о чём?

Вот чей-то взгляд и горечь губ припухлых.

Вот осень - увяданья кумачом

Заполыхала в утро и потухла...

Потом совсем-совсем чужие лица,

Что станут близкими на много зим и дней,

С которыми придётся мне делиться

Утратами и индевью огней.

И вдруг - провал...

Дорога - не дорога.

И так - до этих пор, до этих мет.

И лишь глаза твои

Прощально, грустно, строго

Глядят в меня

Сквозь расстыковку лет.

* * *

Не говори мне сложно.

Лучше - проще.

206

И слов ненужных по ветру не вей.

Ведь падает же в осень лист по роще,

И дождь шумит по высохшей траве,

Как первый снег,

Что прилетит, растаяв,

Как тонкий лёд,

Что хрустнет от руки...

Будь, как они - такая же простая,

Обычаям затёртым вопреки,

Чтоб мог и я,

Когда на сердце ветер

И от житейской стыни не до сна,

Уйти в тебя,

Забыв про всё на свете,

Уйти в тебя,

Когда ты вся - весна.

* * *

Давай останемся вдвоём,

Измажем лица земляникой.

Ты мне расскажешь о своём,

А может, просто небылицу:

Об увлеченьях, куражах,

Чтоб всё явилось как во сне бы...

А можно просто полежать,

Уставясь в синий полог неба.

Потом в зелёной лебеде

Как будто бы задремлешь даже...

А я тихонечко тебе,

Как тихий ветер, грудь поглажу.

Ты будешь в яви, как во сне

Лежать, как девочка-подросток.

Лишь сердце тукнет чуть сильней...

И будет нам светло и просто.

* * *

Как странно,

Что в полуугасшем теле

Мерцает искрой торжество минут...

Пустыни лет,

Барханы и метели

В моей душе

Твой след не заметут.

Когда уйду

Один по бездорожью,

Когда уйду к закраине пути,

Пусть знают все,

Что даже смерть не сможет

Мою любовь

С собою унести.

* * *

«Не надо прошлого», - ты как-то мне сказала.

Зачем же так? Зачем сказала мне?

207

Спелый дождь _24.jpg

Всё пропахал. И вот я у вокзала.

Ни настоящего, ни будущего нет.

Я сяду в поезд и махну рукою.

За окнами забвенье поплывет.

Прощай, зима! Но навсегда со мною

Моя любовь - нетленное мое.

И если вновь сквозь вёрсты бездорожий

Разверзнется ненастий окоем,

Мне заслонит судьбы косую рожу

Лицо святое, светлое твое.

РАДУЙСЯ, ЧЕЛОВЕК

Цикл

«Радуйся,

человек»

необычен

в творчестве поэта.

Прежде

всего,

не

свойственный, каза-

лось бы, ему способ

стихосложения: вер-

либр. Он появляет-

ся впервые в стихах

Михаила Сопина не-

задолго до освобож-

дения из лагерей, в

цикле «Радуйся, чело-

век» достигает наибо-

лее полного выраже-

ния и потом исчезает

вообще, уступая ме-

сто песенной интонации, размышлениям, афористичности, где каждая

строка имеет точную рифму.

Нигде больше поэт не будет в такой степени выступать как живопи-