— Понимаю, — кивнул Ян. — Еду к нему.

Шевалье Ричард де Бельмон обитал в нанятом доме с садом неподалеку от Кенсингтона. Дом этот, возведенный строителем, явно влюбленным в образцы пригородной ливерпульской архитектуры, отличался снаружи исключительным безобразием; в то же время большой сад — скорее даже парк, тянувшийся за ним, был красиво разбит и прекрасно ухожен.

Мартен прибыл туда, настроенный очень воинственно, поскольку рассмотрев на трезвую голову поведение Бельмона, пришел к выводу, что Ричард оказался весьма нелоялен по отношению к нему, скрывая происхождение своей пленницы и тот факт, что Бласко де Рамирес был её женихом.

— Настоящий друг таким образом не поступает, — заявил он, изложив то, что узнал от Каротта.

Шевалье де Бельмон почувствовал себя несколько задетым, не столько содержанием, сколько тоном этого заявления. Выпрямившись в плетеном кресле, на котором он отдыхал в тени ветвей, пока Мартен расхаживал взад — вперед по газону, вновь и вновь задерживаясь перед ним и объясняясь на повышенных тонах.

— В самом деле? — иронично спросил он. — И почему же?

— Потому, — отрезал Ян, — что истинная дружба не может дрогнуть под влиянием первой попавшейся юбки. Разве что…

— Что? — спросил Бельмон, вставая.

— Разве что шрамы от ногтей на лице отозвались такими же шрамами в сердце, — деланно рассмеялся Мартен.

Де Бельмон тоже усмехнулся, но усмешка была невеселой, а в словах его вновь звучала ирония.

— Я не столь романтичен и не столь влюбчив, как ты, сказал он. — Мог бы напомнить тебе времена, когда ты сам забывал о друзьях ради первой попавшейся юбки — или скорее может быть ради некоего саронга, скрывавшего сомнительные прелести индейской красотки. Я не держал за это на тебя обиды, хоть из-за неё ты едва не стал кациком Амахи, — презрительно добавил он.

Удар был точен: Мартен побледнел от гнева и машинально положил руку на эфес рапиры.

— Услышь я это от тебя в другом месте, — вполголоса сказал он, — ответил бы этим клинком.

— К твоим услугам, — поклонился Ричард. — Мне кажется, что этот сад — место не хуже любого другого. Если тебе нужны свидетели… — Он оглянулся в сторону дома и запнулся.

Мартен проследил за его взглядом и увидел красивую девушку, опершуюся локтями на поручни балкона. Не усомнился ни на миг, кто она — эта прелестница в летящем платье белого шелка, хотя не смог присмотреться к ней получше, поскольку шевалье де Бельмон продолжил прерванную мысль и, указав на стриженный газон у крыльца, громко сказал:

— Мы можем пригласить Марию Франческу в свидетели нашей встречи.

— Если она согласится… — буркнул Мартен, сбрасывая сюртук и заворачивая рукава рубашки.

— Полагаю, согласится, — ответил Бельмон, после чего, став на средину газона, обратился прямо к ней. — Сеньорита, представляю вам капитана Мартена, о воинственности которого и рыцарских манерах вы слыхали не только от меня.

Мария Франческа подтвердила это легким кивком и с любопытством стрельнула взором на грозного корсара, хмуро смотревшего на нее.

— Капитан Мартен, — продолжал Бельмон несколько утрированным, полуироничным тоном, — жаждет вашего общества, и до такой степени, что любой намек о любой иной даме в вашем присутствии считает оскорблением. Поскольку я имел неосторожность вспомнить об одной из них, жаждет моей крови и желает пролить её на ваших глазах. Разумеется, я буду защищаться, и прошу вас, сеньорита, от своего имени и от имени капитана Мартена, согласиться судить, пройдет ли схватка по всем правилам чести и рыцарства.

Он поклонился, и когда Мария вновь благосклонно кивнула, выхватил шпагу из ножен и поклонился вновь — вначале сеньорите де Визелла, потом Мартену, который сделал то же самое, обнажая свою рапиру.

Они смерили друг друга взглядом. Бельмон — с ироничной усмешкой, Мартен — с лицом, налившимся кровью от нараставшего возмущения, вызванного насмешками противника.

Ян атаковал первым, с таким азартом, что Ричарду пришлось отскочить назад. Рапира изобразила два ложных укола в шею и правый бок, после чего блеснула над головой шевалье де Бельмона, но была парирована; сталь лязгнула о сталь. Бельмон оскалил зубы в ухмылке, но не ответил атакой на атаку, только сильнее согнул ноги в коленях, словно готовясь обороняться. Тогда Мартен атаковал снова и вновь его рапира натолкнулась на заслон. Но на этот раз ответ последовал незамедлительно: Бельмон с терции изобразил переход в кварту, как для укола в горло — но обошел парирующий удар Мартена мельницей над его головой, чтобы уколоть в правый висок.

Не вышло: Ян был начеку и гибок, как лоза; хватило короткого движения его кисти — и шпага лязгнула по клинку рапиры.

Теперь уже Ричарду пришлось мобилизовать всю свою ловкость и умение владеть оружием, чтобы устоять перед яростным натиском противника. Мартен азартно атаковал, и его удары и уколы сыпались градом.

Бельмон отступал. Не было времени на встречный выпад — он знал, что что не сможет уколоть прицельно и надежно, не открывшись хоть на миг, но прекрасно сознавал, что удар Мартена его тут же опередит. Потому шевалье продолжал отступать, выжидая удобного момента.

И тут он споткнулся и едва не упал.

« — Конец!» — промелькнуло у него в голове.

Услыхал свист рапиры, но клинок его даже не задел: Мартен в последнюю долю секунды успел прервать выпад, чтобы его не ранить.

Ричард тут же вскочил и галантно отсалютовал шпагой.

Едва он успел занять первую позицию, Ян атаковал снова, но немного промахнулся. Этой мелкой промашки, однако, хватило Бельмону. Конец его шпаги рассек рукав белоснежной сорочки Мартена и окрасил его кровью.

Это была лишь царапина, не стоившая внимания, да Ян и не собрался признавать свое поражение и уже хотел атаковать вновь, когда с балкона донесся повелительный голос сеньориты:

— Arretez vous, caballeros! Cela suffit!5

Бельмон тут же послушался и опустил шпагу, салютуя ей прекрасному арбитру, а потом, сунув клинок в ножны, повернулся к Мартену, протягивая руку.

— Надеюсь, ты не слишком зол на меня? — спросил он с любезной улыбкой. — Была у тебя возможность насадить меня на свой чертов вертел, что вовсе не так забавно. Но поскольку ты ей не воспользовался…

Ян пожал плечами, но подал ему руку, переложив рапиру в левую.

— Я не собирался тебя убивать, — ответил он, уже наполовину успокоившись и склоняясь к примирению. — Не имею привычки пользоваться такого рода оказиями.

— Тогда спрячь клинок, — сказал Ричард, — и позволь Марии проявить свой самаритянский характер. Не сомневаюсь, что он у неё таков, поскольку она весьма набожна, а Святое Писание велит ухаживать за ранеными, даже врагами…Возможно, я ошибаюсь, но во всяком случае там есть что-то о милосердии и о неприятелях.

Мария Франческа уже спешила на помощь, и Мартен отдался в её руки, несколько смущенный и — неожиданно для себя самого — взволнованный.

— Кто бы мог подумать, — вздохнул Бельмон, с усмешкой за ним наблюдая. — Кто бы мог подумать, что это колючее создание сможет выказать столько деликатности и ласки! Bon Dieu6, почему этот мерзавец не выпустил потроха мне!

ГЛАВА VIII

За несколько дней перед встречей Мартена с Пьером Кароттом в таверне Дикки Грина у Марии Франчески де Визелла был особенно сильный «приступ набожности», как её религиозное рвение определял скептик и маловер Бельмон. Стоя на коленях в своей спальне, двери которой она запирала на засов в преувеличенных опасениях перед настойчивостью Ричарда, заклинала Мадонну из Альтер до Чао, чтобы та велела Яну Мартену прибыть в дом шевалье де Бельмона. Но столь горячо поручая это Пресвятой Деве, держала глаза и уши широко открытыми, чтобы не только выследить Каротта, но и подслушать его разговор со своим пленителем, а потом очаровать почтенного капитана и склонить его к действию.