То был самый обычный день, ничуть не отличающийся от длинной вереницы предшествующих. Солнце достигло зенита и афинянка, как всегда возвращалась с купания, собираясь укрыться от палящих лучей, слишком злых даже для ее терпеливой загорелой кожи, в тенистой прохладе перистиля лиссиппова дома. Таис проехала вдоль канала, миновала западные городские ворота. Айкаллея неспешно вышагивала вдоль торговых складов, везя хозяйку к гавани, где разгружалось несколько кораблей. Зрелище каждодневно-привычное и, конечно, не стоило ради него задерживаться, но внимание Таис привлек один человек, спустившийся по сходням с борта большого крутобокого корабля.

Это был Сополид. Таис собралась поприветствовать его, а он, еще не видя гетеры, протянул руку какой-то женщине, помогая ей сойти на берег. Женщина, светловолосая и бледная, одетая просто и неброско, спускалась несколько неловко, выдавая усталость и нездоровье, вызванное морской качкой. За подол ее льняного пеплоса крепко держался маленький мальчик, лет трех на вид, похожий на нее лицом и цветом волос.

– Радуйся, Сополид! – поздоровалась Таис с македонянином.

Тот обернулся и ответил улыбкой.

– Радуйся и ты, афинянка.

Следом за женщиной с мальчиком, с корабля сошли несколько воинов, одетых в доспехи. Это обстоятельство немного удивило Таис: с чего бы им париться на такой жаре в панцирях.

– Подать колесницу госпоже! – скомандовал Сополид.

Приказание было тотчас исполнено. Рабы принялись переносить на берег тюки с вещами. Македонянин подошел к женщине и негромко произнес:

– Твои покои должны быть готовы. Отдохни с дороги, а утром мы отправимся в Милет сушей.

– Разве здесь опасно оставаться? – спросила она.

– Нет, но Эфес в это время года не слишком приятное место. Антигон дал мне четкие указания привезти тебя в Милет. Там резиденция хилиарха. Там сейчас твой дом. До поры.

Женщина кивнула и взошла на колесницу вместе с мальчиком, который с интересом вертел головой по сторонам. Он потянул Сополида за полу хитона и спросил:

– А почему нас не встретил отец?

Македонянин улыбнулся, взлохматил вихрастую голову мальчика и ответил:

– Твой отец сейчас далеко, малыш. На войне. Но он обязательно вернется, чтобы обнять тебя. Вернется с победой. Веришь?

Мальчик кивнул. Один из воинов вскочил в колесницу, скомандовал вознице:

– Трогай!

Еще четверо бегом пустились следом. Таис заинтересованно проводила их взглядом.

– Кто это? – спросила афинянка Сополида.

– Стратоника, дочь Коррага, – ответил македонянин, – жена Антигона. И его сын, Деметрий.

– Вот как? А я слышала, они остались в Македонии.

– Я привез их.

Таис недоверчиво взглянула на Сополида.

– И Линкестиец, которого вы зовете самозванцем, спокойно выпустил из рук столь ценных заложников?

– Выпустил, – кивнул македонянин, – мы договорились. Антигон признал его законным царем Македонии.

Таис некоторое время молчала, пытаясь осмыслить сказанное.

– Значит, Антигон признал его верховенство над собой?

– Нет. Линкестиец сам по себе, а мы – отрезанный ломоть. Антигон лишь подтвердил его права на Македонию. То, что мы взяли мечом и союзом – наше и никому мы это не отдадим.

– Вы же все мосты сожгли за своей спиной таким договором. Он не позволит вам вернуться.

– Ну, это мы еще посмотрим, – уверенно заявил Сополид.

– Разумно ли заключать не очень-то и нужный договор, с мыслью его потом нарушить?

Македонянин пристально посмотрел на гетеру, хмыкнул.

– Иногда ты произносишь речи, свойственные скорее умудренному опытом мужу. Я не знаю больше жен, которые так интересовались бы политикой и стратегией, как ты. Ну, разве что нашу бывшую царицу, Олимпиаду, но я с ней, хвала богам, близко не знаком. А иногда напоминаешь, что ты еще совсем девчонка. Когда станешь матерью, Таис, многое без слов поймешь. Антигон любую ложь произнесет, любую клятву преступит ради жизни своего сына. Я бы на его месте поступил так же.

Сополид повернулся и пошел прочь, оставив Таис наедине со спутанными в клубок мыслями.

Стать матерью? Да ведь лишь об этом она и мечтает. Только бы Птолемей вернулся живым...

Горы Тавра непроходимы практически на всем своем протяжении. В западной части Киликии Суровой его склоны круто обрываются в море. Места эти дики, но вовсе не пустынны. С древних времен они стали прибежищем племенам, известным своим разбойничьим нравом. Горцы всегда жили бедно, их суровая земля не позволяла им заняться земледелием, однако они довольно давно уже обнаружили у себя под боком оживленную морскую дорогу из богатых Египта и Финикии на север.

Сами боги видать пожелали обустроить в Суровой Киликии пиратское гнездо. Береговая линия здесь изрезана бесчисленными бухточками, усеяна скалами – идеальное пристанище для быстрых и вертких пиратских суденышек. Горцы стали морскими разбойниками, а эллины сочинили поговорку:

"Три худших слова есть в эллинском языке на букву К – критянин, каппадокиец и киликиец".

В восточной части Киликии Тавр отступает от моря, образуя долину, рассеченную руслами нескольких больших и малых рек. Здесь стоят богатые города – Адана и соперничающий с ней Тарс, древний город, основанный ассирийским царем Сарданапалом, оставившем после себя надпись:

"Сарданапал основал Анхиал и Тарс в один и тот же день; ты же, чужеземец, ешь, пей и люби; все другие блага человека не стоят внимания".

Город стоял в сотне стадий от моря, на реке Кидн, которая разделяла его на две части. Река текла с севера, со склонов Тавра, образуя восточную часть прохода, соединяющего Каппадокию с Киликией Равнинной и носящего гордое имя: "Киликийские ворота". Несмотря на величественное название, проход представлял собой довольно тесный коридор. Дорога извивалась в отрогах гор, как змея, ползущая с запада на восток, круто взбиралась на перевалы между вершинами, а потом резко сворачивала на юг и ныряла в глубокую и узкую долину студеного Кидна.

Путь непрост и длинен, протяженность прохода – пятьсот стадий. На равнине войско способно преодолеть это расстояние за четыре дня, но здесь ему потребуется намного больше времени. Обходной путь лежит слишком далеко.

Образующие проход обрывистые склоны густо поросли пихтой, длинноиглой сосной, можжевельником и кедром. В самой узкой части прохода дорога такова, что отойди всего на десять шагов с тропы, и ты уже лезешь вверх по отвесному склону, продираясь сквозь густые колючие заросли.

Здесь горстка людей вполне способна сдержать стотысячную рать, это прекрасно понимает любой полководец, ведущий войско Киликийским проходом, потому каждый стремится скорее очистить себе весь путь стремительным броском передовых отрядов, но сделать это весьма непросто.

Защищать Киликийские ворота очень легко, потому персы никогда не держали здесь много войск, лишь малые отряды, препятствующие разбоям горцев на дороге. Флота у сатрапа Киликии Арсама вообще не было. Зачем он ему? С пиратами побережья борется близкий Кипр, покорный царю царей.

Уцелевший при Гранике Арсам имел в своей сатрапии всего четыре тысячи воинов, из которых боеспособных спарабара насчитывалось менее половины. Он ничего не смог противопоставить лихому налету Птолемея, который тайно высадился в устье Кидна и, совершив быстрый переход, овладел Тарсом. Город был плохо укреплен со стороны реки, да и ворота закрыть персы, застигнутые врасплох, не успели. Птолемею не понадобились ни машины, ни даже штурмовые лестницы.

Арсам едва спасся бегством, но выбравшись с малым отрядом из города, он совершил непростительную глупость: вместо того, чтобы отступать в горный проход, сатрап бежал к юго-востоку и укрылся в городе Малл, где начал спешно готовиться к осаде. Отсюда он отправил гонца к царю царей с просьбой о помощи. Это оказалось еще одной ошибкой запаниковавшего сатрапа. Дарий разгневался и повелел Арсаму немедленно занять Врата, дабы воспрепятствовать соединению македонских войск.