Сделав плавный переход, довольно быстро договорились.
Заседание Госкомиссии, состоявшееся 19 июня в Голубом зале ЦУПа, прошло довольно гладко. Американцев туда не пригласили; так как общее положение станции доходило в отдельные моменты до критического состояния, в целом замечаний набралось порядочно. Доклад руководителя полета В. Соловьева вместе с ответами на вопросы занял целый час. Нас, стыковщиков, несколько раз зацепил в своем выступлении директор ЦНИИМаш В. Уткин. Он упомянул также о негерметичности стыка и о тех мерах, которые предусмотрели на постшаттловский период полета и, конечно, о сложностях прошлых и предстоявших перестыковок. Меня поднимать не стали, хотя предупредили заранее о том, что придется отвечать. Все понимали, что впервые предстояло состыковать 100–тонный американский Орбитер со 100–тонной орбитальной станцией, не говоря о других уникальных особенностях. Однако никто не спросил, как обычно в таких случаях полагалось, о готовности системы, отработанной в необычных условиях в новой беспрецедентной интернациональной кооперации. Одно из двух: или сильно доверяли, или сильно завидовали. Генеральная линия выдерживалась до конца.
Еще через день, в среду 21 июня, Семёнов со своей командой улетел во Флориду. Они так и не удосужились даже сказать мне, что моя фамилия стояла в официальном НАСАвском приглашении под номером 12. Список был очень интересным, и нашлось много охотников на него взглянуть, однако в те дни лучше было хранить молчание.
Откровенно говоря, я не очень расстроился, что не удалось побывать на пуске Спейс Шаттла. Больше хотелось побывать там позднее, на испытаниях стыковочного отсека, который начали готовить к следующему полету. В тот момент главная задача состояла в другом: надо было принять участие в управлении первым совместным полетом, быть в Хьюстоне, в ЦУПе, куда стекалась вся информация, где была связь с экипажем и телевидение с орбиты. Это было гораздо важнее, чем стать наблюдателем пуска, каким бы красочным и памятным он ни представлялся.
После стольких лет работы, после стольких дней и ночей, проведенных в подмосковном ЦУПе, после стыковки «Союза» с «Аполлоном», на этот раз меня тянуло в другой Центр управления, на другую сторону планеты. Меня тянуло туда, откуда когда?то управляли уникальными миссиями на Луну. Хотелось быть там, в гуще событий, а не смотреть на происходившее со стороны, стать пусть небольшим, но нужным звеном этого глобального комплекса управления космического масштаба.
Это было не просто участие, предстояла стыковка, а стыковка — это всегда событие, это сотрудничество, это было наше будущее.
В четверг, 22 июня, мы с Е. Бобровым и Б. Вакулиным вылетели в Хьюстон, наш этап дальнего сближения начался.
Полет в Хьюстон всегда был сложным, так же, как 20 лет назад. На этот раз маршрут оказался еще труднее, с тремя посадками, а по пути возникали препятствия. Перед последним броском на юг в аэропорту Цинцинатти, по–нашему в 2 часа ночи, пришлось ждать пересадки в течение нескольких часов. Оставив своих караулить у «гейта», я пошел в бизнес–класс–салон и, устроившись на диване, пытался уснуть. Когда открыл глаза и посмотрел на часы, было ровно 3.15 — время отлета. Бросившись бежать, я попал в какую?то аварийную дверь, завыла сирена, когда подбежал к «гейту», там уже не было ни души, а в окно виднелся самолет, почти как пароход, медленно отчаливавший от пристани. «Может быть, догоню», — мелькнула шальная мысль. Требовался еще один аварийный выход, его не было, а за углом виднелись другие «гейты». Подыскивая подходящие слова, стал объяснять что?то невозмутимым девушкам из «Дельты» «Билет?! Ваш «гейт» поменяли, поторопитесь к 87–му». Еще один забег метров на 150: действительно, мой рейс стоял и, похоже, кого?то ждал, а Бобров с Вакулиным сидели на своих местах, внешне невозмутимые.
Минут через 10 мы взлетели, а еще через час приземлились в знакомом аэропорту «Хобби». Там тоже не обошлось без трудностей. У меня не было кредитной карточки и, наговорившись с автомобильными девушками из «Эвисса», я с трудом в полночный час дозвонился до Калифорнии. Б. Брандт подтвердил наш кредит, и мы, наконец, получив свой «Форд», покатили по ночному 45–му фривею через места нашей с Е. Бобровым молодости и славы, через Вебстер–Виллу. На этот раз путь лежал в новый высотный «Хилтон», где нас приняли без проблем.
Остальные проблемы возникли позже.
Запуск Спейс Шаттла откладывался несколько раз. Почти июльская погода Флориды неоднократно вмешивалась в планы международной космической миссии. Нам сообщили, что семёновская команда, находившаяся там в ожидании старта, не выдержала и улетела назад в Москву, так и не дождавшись долгожданного пуска «Атлантиса».
Нам в Хьюстоне скучать не приходилось. В дополнение к знакомству с американским ЦУПом, со всеми его особенностями «прохождения» телеметрической информации с орбиты и управления полетом, у нас всегда было чем занять свободное время. Подготовка к следующим полетам Спейс Шаттла и разворачивавшегося проекта МКС «Альфа» были неисчерпаемой темой. Было также интересно познакомиться с НАСАвской системой подготовки запуска Спейс Шаттла, о которой мне пару лет до этого рассказывал бывший коллега по ЭПАСу Боб Уайт. С тех пор он полностью отошел от стыковки и переключился на новую тематику. Ему пришлось руководить группой оценки условий запуска, прежде всего погодных. Они учитывали погодные условия не только на мысе Канаверал, но и в районах запасных аэродромов посадки на случай преждевременного прекращения полета, в Европе и в Африке. Небольшая группа специалистов, среди которых оказался мой мадридский знакомый, астронавт Меду, получала информацию со всего мира, оперативно ее обрабатывала и оценивала, стыкуя таким путем разные сферы и континенты. Стыковка — это всегда кооперация.
Когда пуск отложили, Б. Уайт уехал домой, а мы пошли решать вопросы по будущим стыковкам.
Спейс Шаттл запустили на орбиту только во вторник 27 июня. В этот день, сидя с Б. Уайтом в его «ивалюэйшен рум», до последнего момента мы не знали, дадут «добро» или нет. Все прошло нормально. «Атлантис», выйдя на орбиту, пустился догонять наш орбитальный «Мир».
На следующий день активный корабль традиционно подготовился к стыковке, выдвинув кольцо стыковочного механизма, андрогинному стыковочному узлу тоже требовалась эрекция.
Наступило 29 июня, день стыковки, который я окрестил тогда на английский манер D?day (Docking?day). Прибыв в ЦУП около 6 часов утра, мы вместе с американскими коллегами наблюдали подход «Атлантиса» к андрогинному причалу нашего «Мира» на модуле «Кристалл», такой непривычно медленный–медленный.
Астронавты все делали, как учили, даже немного лучше: кольцо стыковочного механизма АПАСа даже не шелохнулось, так точно причалили они свой 100–тонный Орбитер. Реактивные управляющие двигатели (РСУ) сделали свое дело, было видно, как две стотонные массы лишь слегка покачались относительно друг друга. Система стыковки не почувствовала касания, сразу — сцепка, и дальше все, как промоделировали, испытали, оттренировали. Потом было стягивание, закрылись крюки, вот уже последние операции, стыковка выполнена. Все, как по маслу, без сучка без задоринки, даже как?то скучно.
Нет, в тот день скучать не пришлось. Все?таки действительно очень много людей участвовали в этой миссии, слишком много времени и сил затратили все мы, россияне и американцы, на подготовку этой миссии и давно ждали этого события.
В 11 часов меня вместе с американскими руководителями программы пригласили на пресс–конференцию. Сначала выступили руководитель полета и директор программы МКС «Альфа» в штаб–квартире НАСА В. Трентон. Наши выступления транслировались на всю Америку в прямом эфире, позднее их много раз повторяли в записи. Мы говорили об успехе и о непростом пути к нему, занявшему полных три года, об объединении усилий в освоении космоса после окончания холодной войны. Мы с Б. Брандтом вспомнили, как 20 лет назад мы готовили к стыковке наши корабли «Союз» и «Аполлон». На этот раз, сказал я, это — не мимолетная встреча, не свидание двух красивых и сильных любовников, повстречавших друг друга в огромном мире и расставшихся навсегда после той короткой космической связи. На этот раз миссия стала похожа на женитьбу, со всеми ее атрибутами и аксессуарами: сватовством и договором, любовью и расчетом, ритуалом и шумным весельем.