— Не знаю. Через несколько дней съезжу в Кембридж, потолкую с доктором Хартфордом.

И в самом деле назавтра результаты экзаменов были опубликованы в «Таймс». Отклики последовали незамедлительно: в середине дня пришла телеграмма от Аманды и Мейзи, а кроме того — что было совсем неожиданно, — от Клэр: «Говорила же зпт глаза прогляжу зпт но отыщу. Пламенные поздравления зпт скоро увижу вас обоих». Видимо, она имела в виду его и Мейзи. Постепенно они узнали из газет, как окончили остальные. Боб, разумеется, получил диплом с отличием. Ну что ж, теперь Рита, наверное, успокоится. А вот у Мейзи дела были неважные. Всего-навсего «второй — два». То есть, по ее понятиям, она совершенно оскандалилась. И Тоби чувствовал себя виноватым: ведь не последнюю роль тут сыграло то, что она так много времени посвятила делам его матери.

«Не надо огорчаться, малыш, — написал он ей. — Ты же всегда можешь пересдать, если захочешь. Я знаю, какое это для тебя разочарование, но бывает и хуже. Материально это для тебя значения не имеет (утешение слабое, сам понимаю). Вот для меня — имеет. На той неделе — вероятно, в среду — собираюсь в Кембридж, повидаться с Хартфордом. Может, и ты туда приедешь? Тебе, наверно, уже известно, что у Боба дела обстоят именно так, как мы и предполагали. Для него это значит очень много. А ты теперь выкинь из головы Лоуренса, Джейн Остин и Джордж Элиот. Обоих Элиотов. И не унывай. Скоро увидимся. Души в тебе не чаю. Тоби».

«Души в тебе не чаю» все-таки слабее, чем «люблю», решил он, хоть и считал, что уже сжег свои корабли. О телеграмме от Клэр он, разумеется, не упомянул. А все-таки нет-нет, да и подумывал: можно ли рассчитывать на какую-то помощь от Ллэнгейна, если путь в науку почему-либо будет для него заказан?

12

Тоби встретился с Мейзи в ресторане отеля «Синий вепрь», куда пригласил ее пообедать. На сей раз он мог себе это позволить: мать настояла на том, чтобы по случаю окончания он принял от нее в подарок двадцать пять фунтов — из вырученных за картины денег.

Мейзи была в той самой белой блузке и черной юбке; к ним она надела широкополую шляпу с черной лентой вокруг тульи. Из-под шляпы спускались тугие завитки волос, они ложились на щеки и, как обычно, казались чуть влажными: не то эти вьющиеся, словно усики гороха, прядки были только что вымыты, не то блестели от ночного пота. Радость так и переполняла ее:

— Еще одно великое событие! Ты смотри, как их много, а?

У него были для Мейзи добрые вести. Он уже успел зайти к Хартфорду; тот сказал, что колледж, по-видимому, даст ему аспирантскую стипендию, и рекомендовал поработать в Лондонском университете под руководством профессора Тиллера.

— Ты хочешь получить докторскую степень? — воскликнула она.

— Сам не знаю. На это ушло бы года три, а мне, насколько я понимаю, нужно начать зарабатывать раньше. Какое-то время продержусь на стипендии, но не очень долго. И потом я хочу жить отдельно от родителей, где-нибудь близ Гауэр-стрит.

Мысль эта пришла ему в голову только что.

— Твоя мама расстроится, — возразила Мейзи.

— Вряд ли. Я же стану бывать дома не реже, чем прежде. Вот что, малыш, давай-ка заказывай. И побалуй себя — сегодня я при деньгах.

Она не заставила себя упрашивать. Они заказали полбутылки «Шатонеф дю Пап».

— Целой не надо, — сказала Мейзи. — Не забудь, я за рулем.

Все было как-то необычно по-семейному. Хотя Тоби снова желал ее, он решил, что можно и подождать; и потом, следующий раз он рисковать не станет. Ему вспомнились Боб и Рита, и мысль эта его растревожила.

Вино они распили быстро, и он заказал еще полбутылки.

— Выпей рюмочку, — предложил он Мейзи, — а я допью остальное. Мне от радости хочется плясать.

Подали кофе, и только тогда она заговорила о том, что занимало больше всего.

— Я все думала-думала… — начала она. Но и так было ясно, что передумала она за это время немало. — По карману ли нам провести неделю в Париже? Я знаю очень дешевый, но очень симпатичный отель на Левом берегу — на рю дез-Эколь. Там, конечно, не шикарно, милый, но обойдется в сущие пустяки.

Он ответил, что, как ни соблазнительно ее предложение, ему это не по средствам.

— Прошу тебя, ну прошу, позволь мне заплатить за эту поездку, — сказала она взволнованно, умоляюще и прикрыла его руки своими. — Мы просто отпразднуем наше окончание еще раз. Ну, прошу тебя, давай съездим во Францию.

Но Тоби сказал, что платить за себя не позволит. Она и так уже столько сделала для его матери.

Во всем, что касалось денег, он был крайне щепетилен. В автобусе всегда платил за проезд или же оставлял монетку сидящему рядом пассажиру. И был твердо убежден, что принять деньги от другого — значит обречь себя на духовную зависимость.

— Неужели ты сделаешь такую глупость, заупрямишься из-за каких-то нескольких фунтов…

— Похоже, что сделаю.

— Но ты же прекрасно знаешь, у меня денег хватает. И если тебе так удобнее пусть это будет долгосрочный заем.

Она произнесла это с таким профессионально-деловым видом, что Тоби улыбнулся.

— А что скажет твоя мама? — попробовал было увильнуть он.

— Может, поначалу ей это и не понравится, — честно призналась Мейзи, — но потом она свыкнется с этой мыслью. Мама доверяет тебе, — добавила она довольно наивно.

А Тоби подумал — так ли уж оправдано это доверие Аманды? Париж и Мейзи — это, конечно, весьма заманчиво. Он еще не бывал за границей, только однажды съездил с Эйдрианом на субботу и воскресенье в Вимеро.

— Можно мне подумать?

— Только не очень долго! Мне так хочется поехать! Для тебя что-то значат мои желания?

Даже теперь он не хотел связывать себя окончательно, противился этому изо всех сил. А поехать ему хотелось, и еще как! Посидеть с нею на террасах кафе. Посмотреть собор Парижской богоматери, Сен-Шапель, Лувр, побродить по Елисейским полям. Побывать в музее «Карнавале» — ведь это может ему пригодиться для работы — и на площади Бастилии.

Тут он сказал ей то, о чем до сих пор умалчивал: он написал первые десять страниц «Сен-Жюста».

— Ты знаешь, я понятия не имею, удастся ли мне вытянуть эту работу. На нее могут уйти целых три года, и даже тогда я вполне могу с нею накрыться. Боюсь, что тем дело и окончится.

— Значит, тебе тем более надо съездить в Париж! Ведь все равно рано или поздно придется тебе там поработать.

Он призадумался.

— Да, вероятно, придется.

— И ты сможешь получить на это субсидию — потом, позднее, да?

— Он кивнул — по-видимому, да.

— Я так счастлива, — сказала Мейзи. От вина она разрумянилась, глаза ее сияли так ярко, и Тоби подумал, что неплохо бы побыть с ней сегодня ночью.

А она без устали говорила о Париже, ткала золотистую, сверкающую паутину, заманивая его ожидающими их там удовольствиями, но вскоре он остановил ее.

— Давай пока отложим эту затею, а? Обещаю тебе: я постараюсь сделать все, чтобы ее осуществить.

Он перевел разговор на Боба и Риту, и она сразу стала слушать — сосредоточенно и сочувственно.

— Неужели все и впрямь обернется так скверно? Ведь у беременных часто бывают причуды, — сказала она тоном умудренной жизнью женщины. — Когда Рита родит, может быть, Бобу станет легче. Мне он так симпатичен, хотя вместо «Мейзи» и выговаривает «Мезей».

Тоби сказал, что Боба ждет блистательная научная карьера, которую не под силу погубить даже Рите, хотя личную жизнь она ему, вероятно, испортит. — Ко всем прелестям она еще безумно увлеклась Эйдрианом.

— Это у нее пройдет. И потом, что толку им увлекаться? — Мейзи внезапно погрустнела: — Ох, жизнь, жизнь, жизнь… Пусть мы погубим себя, какое это имеет значение, — лишь бы на нашу долю выпало хоть немножко счастья!

— Что-то это не похоже на тебя, малыш, такие вот рассуждения.

— А во мне много такого, что вовсе на меня не похоже. Ты еще в этом убедишься.

Впрочем, печаль ее оказалась мимолетной: вскоре глаза ее снова засияли. Она живет радостью, подумал Тоби, и чувство вины, словно холодная струйка, внезапно пробившаяся из какого-то таинственного подземного источника, на мгновение заставило его съежиться.