Он закончил поиски и захлопнул ноутбук.
— В двенадцать вы будете окончательно счастливы.
Гипнотизёр кивнул, и тонкие усики исчезли за входной дверью.
В полдень двери ломбарда распахнулись, Леонардо вошёл, осмотрелся и сделал за спиной приглашающий жест. Гмурман невозмутимо наблюдал, как четыре человека, внесли в торговый зал что-то тяжелое, прикрытое ярко синей тканью с пришитыми по краю золотыми кистями. Артист эффектным движением сорвал покрывало.
— Так я бы пригласил детишек — проворчал Гмурман, глядя на сейф, — вам бы понравились их аплодисменты.
Леонардо Маурицио наморщил крючковатый нос, немного смутившись.
— Не были бы вы так любезны принять кольцо вместе с этим ящиком? — спросил артист.
Откуда-то из воздуха он достал ключ и положил на прилавок. Тонкие усики разъехались в улыбке.
Они оформили все бумаги. Настоящее имя гипнотизёра оказалось значительно более прозаичным, чем то, что печатали на афишах. Ассистенты внесли сейф в соседнюю комнату и удалились. Гипнотизёр мельком взглянул на распоряжение для банка о выдаче наличных.
— Гастроли в Америке, — зачем-то похвастался он перед уходом.
Гмурману показалось, что он собирается еще что-то сказать, но артист удалился.
Во второй половине дня неожиданно пришли проверяющие из страховой компании, которые проторчали в ломбарде до конца недели. Потом явились пожарники, а после них — финансовая инспекция. у Гмурмана пошла голова кругом, он забыл про сейф, кольцо лежало в ящике письменного стола. Но как только проверки закончились, немедленно вставил ключ в замок. Сейф загудел, у Гмурмана стало всё как в тумане. Разбомбленный склад, огромные солдаты в касках, которые говорили на непонятном гортанном языке. Гмурман испугался, что они сейчас отберут ведёрко, полное только что собранной земли, перемешанной с сахаром, и прижал его крепче. Один солдат поднял винтовку и направил на него. Рядом брызнули осколки камня. Он, прижимая ведёрко с драгоценной смесью, побежал туда, где дымилась воронка от авиабомбы. Что-то просвистело возле уха, он скатился в яму, короткие штанишки треснули на попе, послышался низкий гул самолётов и завыла сирена… Гмурман выдернул ключ и больше к сейфу не прикасался.
Он отогнал воспоминания и пошёл внутрь ломбарда. Милиционеры расступились. Старик шаркал по торговому залу, внимательно смотрел на полки и вышел во вторую комнату.
Дверца сейфа открылась, даже показалось, что скрипнула. Гудение стало почти неслышным, Митя заглянул внутрь. Задней стенки не было, светил фонарик и чья— то рука шарила по полкам. Было слышно, как переговариваются по-английски. Появилось лицо. Большой крючковатый нос, тонкие усики. Колючие глаза тщательно осматривали каждый миллиметр металлического шкафа и неожиданно уткнулись в Митю. Из миндалевидных глаза мгновенно стали круглыми, а вокруг тонких усиков появились капельки пота. Немедленно возник пистолет большого калибра. Митя тут же выхватил свой двенадцатизарядный «дюк».
Они минуту молча пялились друг на друга. у человека двигался выпирающий кадык. Вверх-вниз. Опустились веки. Мигает, подумал Митя. у него самого расширились ноздри, он часто и мелко дышал. Тело чуть-чуть, на миллиметр, отодвинулось назад. Ему показалось, что тонкие усики на своей стороне стали тоже немного дальше. Свободная рука осторожно нащупала дверцу. Металл обжёг холодом пальцы. Митя делал вид, что движения его не касаются, это происходит независимо, словно какая-то самодеятельность органов. Он прикрыл веки, смотрел сквозь ресницы, расслабленно. в голове понеслись обрывки молитв, и, не отводя взгляда от колючих глаз, он изо всех сил резко хлопнул дверью сейфа. Гудение прекратилось, он повернулся к брату, который всё еще сидел бледный, как пергамент.
— Уходим, — сказал Митя, — сам идти сможешь?
Игорь кивнул в ответ.
Гмурман увидел ключ на полу.
— Ну что? — раздался нетерпеливый голос из торгового зала,— что-то пропало?
— Всё цело, — ответил он милиционерам. Повертел ключ в руке и засунул в карман своего светлого пиджака.
Ему принесли бумаги, он внимательно прочел, взял ручку из чернильного прибора, поставил подпись и зашаркал к выходу.
Надо обязательно выкинуть этот сейф, подумал старик. Только место занимает…
У двери ломбарда остался часовой с автоматом. Он зевал, вокруг стрекотали насекомые, где-то в пруду сонно квакали лягушки, было душно…
Он проснулся и сразу попытался сесть. Внутри хрустнуло, он повертел головой, вспомнил, что сегодня четверг.
— Мама!
Никто не отозвался. Он поджал колени, суставы скрипнули, и положил на них голову.
Было десять часов сорок шесть минут. Миша посидел без движения и ровно в одиннадцать слез со стола.
— Мама!
Дверь в комнату бесшумно отъехала и в проеме появилась мама.
— Ты как? — ласково улыбнулась она, — Кушать не хочешь?
Миша подумал и кивнул головой.
— Пошли, — позвала мама.
В кухне было как всегда стерильно. Огромная ультрафиолетовая лампа под потолком, множество инструментов: отвертки, гаечные ключи, резаки, горелки, баллоны с аргоном и кислородом, черные розетки, катушки, датчики температуры и старинный гигрометр, который мама нашла на свалке, восстановила и очень им гордилась.
— Чем будешь завтракать?
Миша думал.
— Может мороженое? — нерешительно начал он.
— Клубничное? — уточнила мама. Миша энергично закивал.
Она включила компьютер и принялась колдовать над графиками. Кривые не желали подчиняться, плясали, изгибались восьмерками, норовили выскочить за пределы экрана. Миша осторожно подглядывал из-за маминого плеча, как графики постепенно сдаются, успокаиваются и входят в нужную конфигурацию. Наконец, мама оторвалась от клавиатуры и протянула разъем, от которого шел тонкий белый шнур.
— Приятного аппетита.
Миша вставил разъем в гнездо в левом боку.
Вначале чуть-чуть покалывало, но потом все заполнил вкусный нежный холод. Он был сладким, сочным, хрустящим, ярко красным, пахнущим свежестью и летом. Миша закрыл глаза от удовольствия. Он держался двумя руками за стол и слегка раскачивался.
Мальчик со светлыми волосами лез вверх по веревочной лестнице. На нем была белая рубашка с синими полосками. Миша откуда-то знал, что это матросская форма. Мальчик пел:
«А ну-ка песню на пропой, веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер
Моря и горы ты облазил все на свете и все на свете песенки слыхал…»
Миша видел море, волны, мальчик лез всё выше и выше, к самому солнцу.
— Вкусно? — услышал Миша мамин голос, — Хорошего — понемножку.
Миша открыл глаза.
— Можно еще, — попросил он, — капельку?
Мама оторвалась от экрана.
— Много сладкого — вредно. Ты же знаешь — не жалко. Но что делать, если у тебя опять начнется…
Они были в гостях, и Катя тайком затащила его на кухню, сунула разъем и накормила вареньем. Вечером Мише стало плохо. Мама никак не могла понять, почему он носится как угорелый, не желает отдыхать, хоть было уже поздно. Она еле его словила, когда он чуть не выпрыгнул в окно. Мише хотелось летать. Мама вызвала врачей, они прибыли через шестнадцать минут, обнаружили сбой в группе двигательных функций, вызвавший замыкание цикла. Долго чистили процессорный блок, спорили, надо ли переустанавливать систему. Мама потом сказала, что это называется «устраивать консилиум». Так и не пришли к единому мнению — вирусное это или возрастное, решили оставить все как есть и понаблюдать.